бывают, в конце концов, вещи и похуже, чем смерть и надругательства,
которые постигли Дукицеза. Он вдруг почувствовал, что понимает веру
Видессоса, потому что в лице Отиса Ршаваса сам Скотос шел по земле. Эта
мысль навела его на другую, и внезапно к нему пришла жуткая уверенность.
отвратительным, что трибун вновь ощутил приступ тошноты. Затем он
расшифровал слово - анаграмму, эту чудовищную шутку, и крикнул еще раз:
другу противники, остались ненанесенными. Имя Отиса Ршаваса произносилось
с ненавистью, но имя князя-колдуна Казда замораживало ужасом сердца
видессиан вот уже целое поколение. Марк увидел, как румяные щеки Варданеса
Сфранцеза, стоявшего среди солдат Авшара, вдруг побелели, когда тот понял,
что его власть поддерживал самый страшный враг Империи.
голову в знак одобрения догадливости трибуна.
узнал этот тяжелый голос. - У тебя в голове больше мозгов, чем у этих
псов. Но вряд ли тебе это поможет.
яростью атакуя того, кто называл себя Отисом Ршавасом. Солдаты, окружающие
его, десятками бросали свои щиты в знак того, что они сдаются. Ршавас был
вожаком бандитов: грабителей, насильников и убийц, и они следовали за ним
в надежде на легкую добычу, но очень немногие из видессиан по доброй воле
стали бы служить Авшару. Один из разбойников прыгнул сзади на своего
предводителя, подбираясь к его горлу. Он уже занес для удара саблю, но
Авшар, стремительный, как волк, извернулся, и его тяжелый меч разрубил
шлем и голову нападающего.
лежит у моих ног. Есть ли еще желающие?
сгрудившихся вокруг Авшара. Они все еще сражались за него - они бились бы
за него с радостью, будь он даже самим Скотосом во плоти. Это были самые
страшные люди в его отряде - и далеко не самые слабые. Почти у всех рукава
были запачканы проклятым зельем - даже капли жалости или совести не
осталось у этих людей, чтобы удержать их от прикосновения к ужасному
котлу.
решение. Он не считал себя плохим, злым человеком, он был всего лишь
практичен и Авшара боялся до ужаса. Но еще больше Севастос боялся сдаться
на милость Скауруса, а значит, и Туризина Гавраса. Он слишком хорошо знал,
какая участь ожидает проигравших гражданскую войну. Так же, как и Туризин,
он знал, что сделал чересчур много для того, чтобы возвести на трон своего
племянника, и уже одного этого было достаточно, чтобы победитель казнил
побежденного.
Варданеса к действию жесткими словами:
меня?
на украшенные гребнями и конскими хвостами римские шлемы, на их мечи и
длинные копья, и ему показалось, что все это оружие направлено на него
одного. Надежда угасла, и он побежал вместе с Авшаром.
начинался с узкой винтовой лестницы, расположенной справа от золотого,
украшенного сапфирами императорского трона. Ниша, ведущая к лестнице,
по-видимому, изначально не являлась частью тронного зала, уже значительно
позже ее грубо вырубили в мозаике стены. Марк подумал о том, что,
возможно, какой-то мятеж, случившийся много лет назад, послужил причиной
тому, что император разрушил красоту этого зала ради своей безопасности.
приостановилось. Ступени были сделаны так умело, что один воин мог
удерживать целый отряд нападающих. Отступление прикрывал сам князь-колдун
- пробка, которую очень нелегко было выбить из бутылки. Трибун и
Виридовикс атаковали его по очереди. Они не только были примерно одного с
Авшаром роста и веса, но и владели мечами, способными устоять против его
заклинаний. При каждом их выпаде символы друидов вспыхивали огнем, отражая
чары, выпущенные колдуном на волю. Легионеры, сгрудившись вокруг передовых
бойцов, пытались пронзить Авшара своими длинными копьями. Князь-колдун был
хорошо защищен, и удары эти не могли причинить ему большого вреда, но они
мешали работать мечом и грозили опрокинуть на спину, что сделало бы его
положение совершенно безнадежным. Тяжелый меч Авшара перерубил уже не одно
копье, и все же он вынужден был медленно отступать.
только покачал головой. Лестница была настолько узкой, что два человека
только помешали бы друг другу. Однако трибун отверг бы идею совместной
атаки даже в том случае, если бы лестница была в несколько раз шире. Когда
он скрестил свой меч с мечом кельта, неведомая сила швырнула их в этот
чужой мир, и одним только богам известно, куда они могут попасть, если
хотя бы случайно их дивные мечи столкнутся вновь.
Авшара обрисовалась на фоне светлого окна, неестественно ярко засиявшего в
полумраке лестницы. Князь-колдун ступил на последнюю ступеньку, как бы
приглашая нападавших следовать за собой. Марк так и поступил, но не спеша,
а очень осторожно, опасаясь какого-нибудь дьявольского колдовства, которое
заведет его в ловушку.
заманив преследователей в смертельную западню. В памяти Марка навсегда
запечатлелся этот ужас: арсенал в башне у моря, труп слуги колдуна,
говорящий голосом своего господина, мечи и копья, выпущенные невидимой
рукой и летящие в людей. Авшар был наиболее опасен, когда его загоняли в
угол.
Авшара, а не самого колдуна, как думал Марк. Мужчина с красным лицом и
лоснящейся черной бородой напал на Скауруса. Трибун легко отбил удар и в
свою очередь сделал довольно неловкий выпад, однако длина меча и быстрота
удара заставили врага отступить. Марк сделал шаг вперед, за ним следовал
Виридовикс, а по лестнице уже поднимались легионеры.
для переодевания императора. Это были личные покои, где он мог спокойно
посидеть и отдохнуть от церемоний. Марк заметил, что здесь было пять или
шесть мягких стульев, а в соседней комнате стоял диван. Чтобы легче было
обороняться, люди Авшара соорудили небольшую баррикаду, набросав мебель
поперек комнаты. Один из стульев был разломан, и из разорванной обшивки
разлетелись серые перья.
тому, что Авшар с такой легкостью отступил на самом конце лестницы,
предоставив оборону ее своим солдатам. Но куда же он девался? Впрочем,
трибун не мог заниматься поисками колдуна, потому что телохранитель Авшара
атаковал его с яростью берсерка. Марк уклонился от клинка, со свистом
описавшего дугу перед его лицом, и пронзил горло нападающего мечом.
закрытой дверью. Авшар низко наклонился и сказал что-то Севастосу, который
в ответ отрицательно покачал головой. Авшар ударил его по лицу рукой в
железной перчатке. Хотя все надежды Варданеса рухнули, он - все еще
волевой человек - все же не соглашался на уговоры колдуна. Точным, холодно
рассчитанным движением Авшар снова ударил его по лицу. Марк увидел, как
что-то изменилось в выражении глаз гордого Севастоса. Он точно надломился.
Всю свою жизнь чиновник удерживал у власти свою партию, избегая грубой
силы и ставя солдат Видессоса на колени, не прибегая к физической
расправе. Теперь он столкнулся с насилием напрямую, стал его
непосредственной жертвой и понял, что выдержать это столкновение не в
состоянии. Севастос вытащил из пояса бронзовый ключ, вставил его в
замочную скважину и скользнул в открывшуюся дверь.
дальней комнате. Они с Виридовиксом долго уже сражались плечом к плечу и
очистили изрядный кусок комнаты, чтобы дать возможность войти легионерам.
Но, даже получив подкрепление, они чувствовали, что жестокость схватки не
ослабевает. Если не считать мечей Скауруса и кельта, римское оружие не
могло повредить солдатам Авшара. Приходилось колотить их рукоятками копий
или избивать самодельными дубинами. Иногда ловкий бросок валил врага на
пол, и тогда его можно было обработать кулаками и связать.
выше, если бы Авшар, словно бы поняв, что все пропало, не оставался в
стороне от боя, наблюдая, как его солдаты гибнут один за другим. Только
когда зазевавшийся легионер оказался слишком близко от двери, которую
колдун закрывал своим телом, меч Авшара, блеснув в свете солнца, метнулся
вперед. Удар, нанесенный опытной рукой, был смертелен. Эта мощь могла бы
охладить и героя.
остался стоять перед дверью в одиночестве. Будь перед римлянами не столь
грозный противник, как Авшар, солдаты давно уже одолели бы его и бросились
за Варданесом Сфранцезом. Но Авшар стоял, как загнанный в угол лев, и был
все время настороже. Его мужество и уверенность в себе, его
непревзойденное умение владеть мечом внушали страх и уважение. Если мы
надавим на него, подумал Скаурус, конец будет близко. Но огненный взор
колдуна проникал сквозь глазные щели его шлема, как луч света, и трибун не
мог сдвинуться с места. Даже Виридовикс, обычно равнодушный к таким вещам,
стоял, словно пригвожденный к полу испепеляющим, полным ненависти и