Чтение 44–й страницы книги ~Святой остров~

- Я читала так много его статей, - всплеснула руками Папа и поправилась.
- В переводе, конечно. Только то, что до нас доходило... Но я прочитала все. Он
действительно много сделал для археологии. Не то что мы, копаемся в грязище.
Все, что видим, - это раскоп, могильник, кухонная яма, палатка, да комары
размером со слона. А он... Какой все-таки гигант мысли! Надо же, сидя в
Лондоне, бог знает где, в такой дали, он одной силой мысли опровергает или
доказывает теории, ставит точки в самых неразрешимых спорах. И при этом ни разу
за последние три года не побывал на раскопе и не взял в руки лопатку. Великий
человек! Да. Можно сказать - огромный человечище.

Папа смахнула набежавшую сентиментальную слезу и совсем непонятно
добавила обалдевшему Гору:

- Гвозди бы делать... Да. А помните, как он припечатал "черных
археологов" в своей статье "Археология. Профаны. Профанье"? Какая сила слова!
Мне, конечно, не понять особенностей, я только в переводе, но на меня это
произвело неизгладимое впечатление. И как он могуче на древнеара-мейском!
Любому тутошнему прапорщику еще поучиться надо такому словообразованию.

"Господи, чего же он наговорил-то? - подумал Гор, с опаской глядя на
отца. - Как бы беды не вышло".

- Вы, как он проснется, позовите меня, - попросила Папа. - Я бы хотела с
вашим отцом поговорить. Наедине...

Гор сглотнул внезапно набежавшую слюну и помотал головой. Позову, мол,
сразу.

Когда дамы ушли, в палату заглянули еще две личности: один из
горе-пилотов вертолета и военврач, который измерил пульс, давление, послушал
сердце и постучал молоточком по гипсу. Все эти действия вызывали у медика
откровенный восторг. Вот уж действительно человек любил свою работу.

Однако, несмотря на эту чудаковатую особенность, доктор показался Гору
человеком вполне достойным доверия.

- Простите, я бы хотел с вами поговорить, - обратился он к лекарю. -
Можно?

- Да? - непонятно чему удивился тот. - Можно и поговорить.

Оказалось, что он вполне сносно говорит по-английски, правда, с
чудовищным акцентом и очень странной артикуляцией буквы "г".

- Видите ли, у отца очень редкая болезнь...

- Нет, нет, что вы, это обычный понос и перелом, - перебил его врач. -
Все остальное по мелочи.

- Я не про то, - досадливо замотал головой Гор. - Тут дело несколько
другого порядка. Вы ведь заметили, что мой отец слишком эмоционально реагировал
вчера на происходящее.

- Почему же? - удивился эскулап. - Я бы еще и не так реагировал. Я бы
тому негру башку оторвал совсем.

Гор старательно пропустил мимо ушей неполиткоррсктное слово "негр".

- Да, но все равно моему отцу это в обычное время не свойственно.
Понимаете?

- Нервное истощение? - понимающе покачал головой костоправ.

- Оно самое, - облегченно вздохнул Гор. - Можете ли вы по возможности
нечасто выпускать его из здания изолятора? Я, конечно, понимаю, ему будет
скучно, но все-таки...

- Почему скучно? - удивился медик. - Совсем даже не обязательно. После
крушения у меня он не один с травмами. Нет, конечно, вместе с тем черномазым я
вашего отца не положу. Да и выпишется тот скоро. А вот со спонсором вполне
можно. Я думаю, они уживутся. Оба интеллигентные белые мужчины. Со схожими
травмами. Нога постепенно зарастет, расстройство желудка мы подлечим. Можно
народными средствами, можно какими-нибудь лекарствами. Воздух у нас тут сами
видите какой, чистота, море под боком. Это вам не лондонские туманы. Тут одна
сплошная польза. А раз польза, так и нервишки шалить больше не будут. Нервы
знаете как лечатся? Покоем и беседой. Покоем и беседой. Так что за папу своего
не беспокойтесь. Он в надежных руках украинской военной медицины.

С этим жизнеутверждающим напутствием доктор вывел Гора из здания
гарнизонного изолятора, снял белый халат и закрыл дверь. На облезлой ручке
болталась такая же облезлая табличка "Не беспокоить". На трех языках.

"Апельсин я не съел, - с сожалением подумал Гор. - Но хоть отца
пристроил. Теперь за ним присматривать будут. Надеюсь, до конца экспедиции он в
раскоп не полезет. Или как там ее, крипту-скрипту. Надо уточнить название для
статьи".

После подозрительного укола Енски-старший проснулся в весьма не радужном
состоянии духа. Голова беспрестанно кружилась, перед глазами мотылялись
странные черные мушки, а во всем теле была разлита липкая, как мед, слабость.
Стоило только поднять руку, как головокружение усиливалось, а мушки начинали
сбиваться в рои и вообще закрывать собою белый свет.

Смотреть, впрочем, на этом белом свете было особенно не на что. Палата,
в которой лежал Алекс Енски, когда-то давно была выкрашена в
зеленовато-салатовый цвет. Остатки этого колора можно было разглядеть в углах и
на небольшом куске сохранившейся стены. Все остальное было скрыто частой сетью
крупных трещин, дыр, через которые проглядывали странные деревянные
конструкции, и различными веселыми плакатами с любопытными надписями вроде
"Pulya - dura, shtyk molodec, sdavaj GTO towrisch boec", или "Chem shov rovnee,
tem luchshe v uvolnenii", или "Vrach tozhe chelovek, terpelivej bud' boec".
Плакаты были явно самодельные, но свою основную функцию они выполняли честно.
Самые ужасающие прорехи в стене они все-таки закрывали.

- О Иегова! - вздохнул Алекс. - Что же это за место? Какой-то сарай?

- Нет, не сарай, - внезапно отозвался кто-то.

Алекс с трудом повернул голову и через беснующихся перед глазами мушек
увидел некоего человека, лежащего на соседней койке с загипсованной рукой.

- Это у них такой лазарет, - сказал человек. - Знал бы я, в каком
состоянии у них тут медицина... Помогал бы ей, а не армии. Солдаты тут вроде бы
неплохо поживают. Привыкли, видимо. И без вертолета.

- Вы тоже пострадали при его падении? - спросил Енски-старший и
удивился, каким хриплым вышел у него голос.

Было такое ощущение, что в горле сорваны связки.

"Я что-то кричал? Надеюсь, не звал на помощь..." - задумался Алекс.
Нужно отметить, что он совершенно не помнил событий после того, как выпал из
"приземлившейся" машины.

- Падении чего? - доброжелательно поинтересовался пациент.

- Вертолета.

- Ах это. В принципе можно сказать и так. Несколько раньше, - ответил
сосед по палате. - Но приблизительно в одно и то же время. Я видел, как вы
приземлились.

- Да? И как же? Я, видите ли, совершенно не помню, что произошло. Ну,
когда вертолет так неудачно сел и я... э-э-э... выпал.

- В самом деле? - оживился незнакомец.

- Да, да, - подтвердил Енски-старший, чувствуя, как краснеет.

У него еще ни разу не случалось провалов в памяти, если, конечно, не
считать буйной молодости и всякого рода экспериментов с психоделиками.

- Это было весьма примечательно, - поведал человек с загипсованной
рукой. - Знаете, я много о вас слышал, но никогда не мог представить, что найду
в вашем лице человека, чье мнение настолько совпадает с моим собственным.
Удивительно, честное слово, удивительно, насколько причудлива бывает...

Договорить ему не дали. Дверь распахнулась, и на пороге возник человек в
белом халате.

- Ну, здравствуйте, голубчики! - жизнерадостно провозгласила фигура. -
Вот и я.

- Кто это? - шепотом спросил Алекс Енски у своего соседа.

- Здравствуйте, доктор, - вместо ответа мрачно сказал тот.

"Так это местный врач", - обрадовался Енски-старший.

- Вы даже не представляете, насколько приятно мне видеть вас в своем
распоряжении, - провозгласил медик, заходя в палату и расставляя руки в
стороны, будто бы для объятий.

"Странная формулировка", - мелькнуло в голове у профессора, но он не
придал большого значения этой неудачной фразе, списав ее на плохое знание
английского языка местным медперсоналом.

- Не могу сказать, что мы разделяем вашу точку зрения, - осторожно
произнес человек с загипсованной рукой.

- Юмор! - обрадовался врач. - Обожаю клиентуру с чувством юмора. Мы с
вами еще поговорим на эту тему, позже. А сейчас я бы хотел рассказать вам о
том, что же вас ждет на нашем замечательном острове.

- Как вас зовут? - спросил Енски-старший.

- Остап Тарасович Ловигада. Я потомок древнего рода Ловигадов, которые
восходят к польско-литовской шляхте. Так что я получаюсь в некотором смысле
дворянского рода. А еще нужно добавить, что все Ловигады были врачами,
знахарями, лекарями и так далее. Исторический факт: Борислав Ловигада в 1543
году боролся с вспышкой холеры в Кракове. И многого добился на этом поприще,
семейное предание говорит, что он был близок к созданию вакцины и скончался во
время испытания новой микстуры.

Выдавая всю эту информацию, Остап Тарасович проделывал массу манипуляций
со своими больными. Он пощупал пульс у одного, заглянул под веки у другого,
постучал по гипсу обоим и даже измерил температуру методом наложения руки на
лоб.

- Вот так, - подвел черту потомок древнего докторского рода. - Так что
вы можете быть спокойны, абсолютно. Счастливый случай привел вас в суровые, но
добрые руки военной медицины республики Украина. После того, как вы покинете
этот гостеприимный остров, вам уже никогда не понадобятся доктора. Я тут, пока
вы были без сознания, провел быстрый осмотр. И вот каков мой вердикт. У вас, -
Остап Тарасович обратился к человеку с загипсованной рукой, - перелом плечевой
кости около локтевого сустава, крайне неприятная травма, скажу я вам. Потом,
язва желудка, нервная болезнь, но, я полагаю, в наших природно чистых условиях
вполне излечимая. Камни в почках и кариес в пятом, шестом и двадцать третьем
зубе. К тому же я считаю, что неудаленныс зубы мудрости это просто живой
рассадник кариеса в организме. Все это мы будем лечить до полного искоренения.

- А если я не хочу? - вдруг оживился человек с загипсованной рукой.