Троллопа полюбилась бы ему.
И вот сегодня он чувствовал приятное удовольствие, какое всегда
доставлял ему Троллоп, от погружения в тихий викторианский мир, где добро
есть добро, а зло есть зло, и их легко отличить друг от друга. У Харгривза
не было детей, которые могли бы преподать ему несколько иной урок, - ни он
сам, ни жена не хотели иметь детей, они были едины в своем желании, хотя,
возможно, и по разным причинам. Он не желал добавлять к заботам служебным
заботы личные (а дети в Африке были бы источником постоянных волнений)
жена же его... что ж, с нежностью думал он, - ей хотелось сохранить фигуру
и независимость. Обоюдное безразличие к проблеме потомства лишь укрепляло
их любовь друг к другу. Пока он читал Троллопа со стаканом виски у локтя,
она получала не меньшее удовольствие от чая, который пила в своей комнате.
Для обоих это был мирный уик-энд - ни охоты, ни гостей, темный парк за
окном: в ноябре ведь рано темнеет, - и Харгривз мог даже представить себя
в Африке, вдали от Центра, в одном из загородных домов в буше, после
одного из долгих пеших переходов, которые всегда доставляли ему
удовольствие. Повар ощипывал бы сейчас за домом курицу, и бродячие собаки
сбегались бы туда в ожидании подкорма... Огни, видневшиеся вдали, где
проходила автострада, вполне могли быть огнями деревни, где девчонки ищут
друг у друга в волосах вшей.
Он читал о старике Мелмотте [персонаж романа Э.Троллопа "Как мы нынче
живем" (1875)] - проходимце, как называли его коллеги. Мелмотт занял свое
обычное место в ресторане палаты общин... "Выгнать его было невозможно -
почти столь же невозможно, как и сесть рядом. Даже официанты не хотели его
обслуживать, но, проявив терпение и выдержку, он все-таки получил наконец
свой ужин".
Харгривз невольно почувствовал симпатию к этому одинокому Мелмотту и с
сожалением вспомнил, что сказал доктору Персивалу, когда тот заметил, что
ему нравится Дэвис. Харгривз произнес тогда слово "предатель" - так же,
как коллеги Мелмотта произносили слово "проходимец". Он продолжал читать:
"Те, кто наблюдал за ним, утверждали, что он счастлив в своей наглости на
самом же деле он был в этот момент, по всей вероятности, самым несчастным
человеком в Лондоне". Харгривз не был знаком с Дэвисом - он бы не узнал
его, встреться они в коридоре конторы. Он подумал: "Возможно, я
поторопился, окрестив его так... нелепая реакция... но ведь убрал-то его
Персивал... Не следовало мне доверять Персивалу это дело..." И он снова
взялся за чтение: "Тем не менее он - при том, что весь свет теперь
отвернулся от него, что впереди его ждала лишь величайшая беда, какою
может покарать взбунтовавшийся оскорбленный закон, - тем не менее он сумел
так провести последние минуты своей свободы, чтобы создать себе репутацию
наглеца". "Бедняга, - подумал Харгривз, - ему не откажешь в мужестве. А
Дэвис догадался, что доктор Персивал подсыпал ему какое-то снадобье в
виски, когда он на минуту вышел из комнаты?"
Тут раздался телефонный звонок. Харгривз слышал, как жена сняла трубку
у себя в комнате. Она пыталась оградить покой мужа даже лучше Троллопа, но
на том конце провода было что-то срочное, и она вынуждена была переключить
телефон. Харгривз нехотя поднял трубку. Незнакомый голос произнес:
- Говорит Мюллер.
А Харгривз был все еще в мире Мелмотта. Он переспросил:
- Мюллер?
- Корнелиус Мюллер. - Последовала неловкая пауза, и голос пояснил: - Из
Претории.
На секунду сэру Джону Харгривзу подумалось, что незнакомец звонит из
этого далекого города, потом он все вспомнил:
- Да. Да. Конечно. Чем могу быть вам полезен? - И добавил: - Я надеюсь,
Кэсл...
- Я как раз и хочу поговорить с вами, сэр Джон, _о Кэсле_.
- Я буду на работе в понедельник. Если вы позвоните моей секретарше...
- Он взглянул на часы. - Она сейчас еще на месте.
- А завтра вы там не будете?
- Нет. Этот уик-энд я буду дома.
- А могу я приехать к вам, сэр Джон?
- Это что, - так срочно?
- По-моему, да. У меня есть большие опасения, что я совершил серьезную
ошибку. Мне необходимо поговорить с вами, сэр Джон.
"Прощай, Троллоп, - подумал Харгривз, - и прощай, бедняжка Мэри:
сколько ни пытаюсь не заниматься делами Фирмы, когда мы здесь, никуда от
этого не уйдешь". Ему вспомнился тот вечер, когда была охота и Дэйнтри
оказался таким некомпанейским... Он спросил:
- У вас есть машина?
- Да. Конечно.
Он подумал: "Впереди еще суббота - я могу быть свободным, если в
разумных пределах окажу гостеприимство сегодня". И он сказал:
- До нас меньше двух часов езды, так что, если не возражаете,
приезжайте к ужину.
- Конечно, не возражаю. Это очень любезно с вашей стороны, сэр Джон. Я
бы не побеспокоил вас, если бы не считал это важным. Я...
- Возможно, мы не сумеем ничего вам предложить, кроме омлета, Мюллер.
Поедим уж что придется, - добавил он.
Харгривз положил на рычаг трубку - ему вспомнились небылицы, которые,
как он знал, рассказывали про него и про каннибалов. Он подошел к окну и
посмотрел на улицу. Африка исчезла. Огни были огнями автострады, ведущей в
Лондон и на службу. Он чувствовал, что Мелмотт покончит самоубийством -
иного выхода нет. Он прошел в гостиную: Мэри наливала себе чай "Эрл Грей"
из серебряного чайника, купленного на аукционе у "Кристи".
- Извини, Мэри, - сказал он. - У нас гость к ужину.
- Я этого боялась. Когда он так настаивал, что хочет поговорить с
тобой... Кто это?
- Тот человек из Претории, которого прислал БОСС.
- Неужели он не мог подождать до понедельника?
- Он сказал - это очень срочно.
- Терпеть не могу этих субчиков, которые насаждают апартеид. -
Общеупотребимый в Англии вульгаризм, произнесенный с американским
акцентом, показался странным на слух.
- Я тоже, но мы вынуждены работать с ним. Надеюсь, у нас найдется что
поставить на стол.
- Есть холодный ростбиф.
- Это уже лучше, чем омлет, который я ему обещал.
Поскольку о делах говорить было нельзя, ужин прошел натянуто, хотя леди
Харгривз всячески старалась с помощью божоле завязать беседу. Она
призналась, что совсем ничего не знает об искусстве и литературе
африканеров, но, судя по всему, и Мюллер мало что об этом знал. Он сказал,
что у них есть поэты и романисты - и даже упомянул о премии Хертцога, но
признался, что не читал ни одного из них.
- Неблагонадежные они люди, - сказал он, - в большинстве своем.
- Неблагонадежные?
- Влезают в политику. У нас в тюрьме сидит сейчас один поэт, который
помогал террористам.
Харгривз хотел было переменить тему, но в голову в связи с Южной
Африкой приходило лишь золото и алмазы, а это в не меньшей мере, чем
писатели, связано с политикой. Слово "алмазы" привело на ум Намибию, и
Харгривз вспомнил, что миллионер Оппенгеймер поддерживает прогрессивную
партию. Африка Харгривза была бедной Африкой буша, политика же, словно
глубокая шахта, раскалывала Юг. Он обрадовался, когда они с Мюллером
наконец остались одни и сели с бутылкой виски в кресла - оно всегда как-то
легче разговаривать о сложных вещах, сидя в кресле: Харгривз находил, что
в кресле трудно вспылить.
- Вы должны извинить меня, - сказал Харгривз, - я не был в Лондоне и не
мог встретить вас. Надо было слетать в Вашингтон. Очередная служебная
командировка - никуда от этого не денешься. Надеюсь, мои люди оказали вам
должное внимание.
- Я тоже уезжал, - сказал Мюллер, - в Бонн.
- Но у вас-то, я полагаю, это не была очередная служебная командировка?
"Конкорд" так чертовски сблизил Лондон с Вашингтоном - теперь можно чуть
ли не слетать всего лишь на обед. Надеюсь, в Бонне все прошло удачно - в
пределах разумного, конечно. Но я полагаю, все это вы уже обсудили с нашим
другом Кэслом.
- По-моему, он больше ваш друг, чем мой.
- Да, да. Я знаю, у вас с ним была одна небольшая неприятность
несколько лет назад. Но это, безусловно, уже дела давно минувших дней.
- А разве существует, сэр, такая вещь, как дела давно минувших дней?
Ирландцы так не думают, и то, что вы именуете "Бурской войной", мы
по-прежнему считаем нашей войной, только называем ее войной за
независимость. Меня беспокоит Кэсл. Потому я и потревожил вас сегодня. Я
проявил неосторожность. Я дал ему свои соображения по поводу визита в
Бонн. Ничего, конечно, сверхсекретного, и все же для человека, умеющего
читать между строк...
- Дорогой мой, Кэслу вы вполне можете доверять. Я бы не попросил его
вводить вас в курс дела, если бы он не был нашим лучшим сотрудником...
- Я ужинал у него дома. И к своему удивлению, обнаружил, что он женат
на черной женщине, которая была причиной того, что вы назвали "небольшой
неприятностью". У него даже и ребенок от нее.
- У нас нет цветного барьера, Мюллер, и могу вас заверить, эта женщина
тщательно проверена.
- Тем не менее ее побег устроили коммунисты. Кэсл ведь был большим
другом Карсона. Я полагаю, вам это известно.
- Нам все известно о Карсоне... и о побеге. У Кэсла было задание иметь
контакты среди коммунистов. А что - Карсон все еще досаждает вам?
- Нет. Карсон умер в тюрьме - от воспаления легких. Я видел, как
расстроился Кэсл, когда я ему об этом сказал.