себя, что это он выгнал ее с фабрики и что именно он является причиной всех
ее бед, она начала ненавидеть и его - его-то больше всех. Проходя мимо
фабрики в те часы, когда рабочие толпились у ворот, она нарочно старалась
громко смеяться и петь.
нее: "Ну, эта девушка плохо кончит".
любовника, первого встречного, человека, которого она вовсе не любила. Это
был негодяй, бродячий музыкант, проходимец; он бил ее и вскоре бросил с
таким же отвращением, с каким она сошлась с ним.
ярче сиял в глубине ее души образ этого кроткого ангелочка. Она говорила:
"Когда я разбогатею, моя Козетта будет со мной" - и смеялась от радости.
Кашель привязался к ней, и она часто обливалась потом.
заболела заразной болезнью, которая ходит у нас по всей округе. Это сыпная
горячка, как ее называют. Нужны дорогие лекарства. Они нас совсем разорили,
и мы больше не в состоянии покупать их. Если в течение недели вы не пришлете
сорок франков, девочка умрет".
мне взять их? До чего глупы эти крестьяне!
еще раз.
продолжая хохотать.
франков. Одно слово - крестьяне!
повозку странной формы; на империале ее стоял и разглагольствовал человек,
одетый в красное. Это был шарлатан-дантист, разъезжавший из города в город и
предлагавший публике вставные челюсти, разные порошки, мази и эликсиры.
напыщенной речью, уснащенной воровскими словечками для черни и ученой
тарабарщиной для чистой публики. Внезапно зубодер заметил эту красивую
смеющуюся девушку и крикнул:
и я дам тебе по наполеондору за каждый.
зуба.
Везет же людям!
дантиста, который кричал ей вслед:
надумаешь, приходи вечером в трактир "Серебряная палуба", я буду там.
доброй соседке Маргарите.
людям позволяют разъезжать по городам? Вырвать у меня два передних зуба! Да
ведь я стану уродом! Волосы могут еще отрасти, но зубы! Чудовище! Да я лучше
соглашусь броситься вниз головой с шестого этажа! Он сказал, что вечером
будет в "Серебряной палубе".
шитье и вышла на лестницу, чтобы перечитать письмо Тенардье.
и еще раз перечитала письмо.
Парижской улицы, где были трактиры.
комнату Фантины, где они всегда работали вместе, чтобы не жечь второй
свечки, девушка сидела на постели бледная, вся застывшая. Видно было, что
она не ложилась. Чепчик лежал у нее на коленях. Свеча горела всю ночь, от
нее остался лишь маленький огарок.
остановилась на пороге.
случилось недоброе!
не умрет от этой ужасной болезни, у нее будут лекарства. Я довольна.
на столе.
богатство! Где же ты взяла эти золотые?
была кровавая улыбка. Красноватая слюна показалась в углах губ, а во рту
зияла черная дыра.
деньги. Козетта была здорова.
комнатки на третьем этаже в мансарду под самой крышей, запиравшуюся только
на щеколду, в одну из тех конур, где потолок, спускаясь к половицам,
образует угол и где на каждом шагу вы ударяетесь об него головой. Бедняк
может дойти до конца своей комнаты, так же как и до конца своей судьбы, лишь
все ниже и ниже нагибаясь. У Фантины уже не было кровати, у нее оставалась
только какая-то рвань, которую она называла одеялом, тюфяк, валявшийся на
голом полу, да разодранный соломенный стул. Забытый в углу маленький розан
засох. В глиняном кувшине из-под масла, в другом углу, теперь была вода;
зимой вода замерзала, и различный ее уровень долго оставался отмеченным на
его стенках ледяными кольцами. Потеряв стыд, Фан-тина потеряла и
кокетливость. Это была последняя грань. Она стала выходить на улицу в
грязных чепчиках. За недостатком времени, а быть может, из равнодушия, она
перестала чинить свое белье. Когда пятки на чулках прорывались, она
подворачивала носки, - это было заметно по некрасивым сборкам над башмаками.
Свой старый изношенный корсаж она чинила лоскутками коленкора, которые
рвались при каждом движении. Кредиторы устраивали ей скандалы и ни на минуту
не оставляли ее в покое. Они ловили ее на улице, они ловили ее на лестнице.
Она проводила в слезах и думах целые ночи. Глаза у нее блестели, она ощущала
постоянную боль в спине, в верхушке левой лопатки. Она сильно кашляла. Она
ненавидела дядюшку Мадлена и никому не жаловалась. Она шила по семнадцать
часов в сутки, но вдруг подрядчик, ведавший работой заключенных женщин и
заставлявший их трудиться за очень низкую плату, сбавил цену на рубашки
настолько, что оплата рабочего дня вольной швеи свелась к девяти су.
Семнадцать часов работы за девять су! Кредиторы Фантины стали безжалостнее,
чем когда-либо. Старьевщик, который забрал у нее почти всю обстановку, все
повторял: "Когда же ты мне заплатишь, негодная?" Господи боже! Чего хотели
от нее все эти люди? Она чувствовала себя затравленной, в ней стали
развиваться инстинкты, присущие дикому зверю. Тенардье написал ей, что.
право же, он был чересчур добр, ожидая так долго, что ему нужны сто франков,
и притом немедленно; в противном случае он вышвырнет Козетту, хотя она
только еще оправляется после тяжелой болезни, на холод, на улицу, а там -
будь что будет, пусть околевает, это ее дело. "Сто франков! - подумала
Фантина. - Но разве есть ремесло, которое может дать сто су в день?"
Глава одиннадцатая. CHRISTUS NOS LIBERAVIT {x}
покупающего рабыню.