Чтение 44–й страницы книги ~Наш человек в Гаване~

разыгрываются за стенами этого кукольного дома?

У него было такое чувство, будто у посла с беспокойством дожидались его
прихода, а переднюю и лестницу старательно очистили от посторонних. На
первом этаже какая-то женщина повернулась к нему спиной и быстро заперла
за собой дверь; наверно, это была жена посла. Двое детей украдкой
выглянули из-за перил на втором этаже и убежали, стуча каблучками по
кафельному полу. Дворецкий проводил его в пустую гостиную и осторожно
притворил дверь. За высокими окнами расстилался длинный зеленый газон и
росли стройные субтропические деревья. Даже оттуда кто-то спешил убежать,
заметив его.

Комната была похожа на все другие посольские гостиные - смесь
массивной, доставшейся по наследству мебели и безделушек, собранных в
странах, где хозяин прежде служил. Уормолду казалось, что он видит следы
лет, проведенных в Тегеране (трубки необычной формы, изразец), в Афинах
(одна или две иконы), но его озадачила африканская маска: откуда она,
может быть, из Монровии?

Вошел посол, высокий холодный человек, по галстуку видно было, что он
бывший гвардеец, - людям такой породы тщетно подражал Готорн. Он сказал:

- Садитесь, Уормолд. Вы курите?

- Нет, благодарю вас.

- Возьмите этот стул, вам будет удобнее. Ну что ж, давайте говорить
прямо. Вам грозят неприятности.

- Понятно.

- Я, конечно, ничего, ровно ничего не знаю о том, чем вы здесь
занимаетесь.

- Я продаю пылесосы, сэр.

Посол взглянул на него с нескрываемым отвращением.

- Пылесосы? Я говорю не об этом. - Он отвел глаза и посмотрел на
персидскую трубку, на греческую икону, на маску из Либерии. Все это были
страницы автобиографии, где для самоуспокоения описаны только счастливые
дни. Он сказал: - Вчера утром меня посетил капитан Сегура. Имейте в виду,
я не знаю, откуда полиция получила такие сведения, и меня это не касается,
но он сообщил мне, что вы посылали домой ложные донесения в целях
дезинформации. Я не знаю, кому вы их посылали, и это тоже меня не
касается. Сегура уверяет, что вы получали деньги, делая вид, будто
обладаете источниками, которых просто не существует. Я счел своим долгом
тут же известить об этом министерство иностранных дел. По-видимому, вы
получите распоряжение вернуться домой и отчитаться в своих действиях -
перед кем, мне неизвестно, подобные вопросы не входят в мою компетенцию...

Уормолд заметил две детские головки, выглядывающие из-за высокого
дерева. Он посмотрел на них, и они посмотрели на него, как ему показалось,
с сочувствием. Он сказал:

- Да, сэр.

- Из беседы с капитаном Сегурой я понял, что вы доставляете всем здесь
много хлопот. И если вы откажетесь вернуться на родину, местные власти
могут причинить вам очень большие неприятности, а, учитывая все
обстоятельства дела, я ничем не сумею вам помочь. Ровно ничем. Капитан
Сегура подозревает, что вы подделали какой-то документ, который, как вы
заявили, был взят у него. Вся эта комедия, Уормолд, мне глубоко противна.
Я даже выразить не могу, до чего она мне противна. Законным источником
информации за границей являются посольства. Для этой цели существуют
атташе. Вся ваша так называемая разведка доставляет послу одни
неприятности.

- Да, сэр.

- Не знаю, известно ли вам - мы постарались скрыть это от прессы, - но
позавчерашней ночью тут застреляли одного англичанина. Капитан Сегура
намекнул, что он был связан с вами.

- Я встретился с ним один раз, за обедом.

- Вам лучше вернуться на родину, Уормолд, первым же самолетом, - чем
скорее вы это сделаете, тем будет лучше для меня, - и обсудить все с вашим
начальством... кто бы оно там ни было.

- Да, сэр.

Самолет голландской авиалинии должен был вылететь в 3:30 утра на
Амстердам через Монреаль. Уормолду не хотелось лететь через Кингстон, где
Готорну могли поручить его встретить. Дав последнюю телеграмму, он закрыл
контору; Руди и его чемодан должны были отправиться на Ямайку.
Шифровальные книги сожгли с помощью целлулоида. Беатрисе надо было лететь
вместе с Руди. Пылесосы были оставлены на попечении Лопеса. Имущество,
которым он дорожил, Уормолд упаковал в сундук, который пойдет морем.
Лошадь продали капитану Сегуре.

Беатриса помогала ему складывать вещи. Сверху в сундук положили
статуэтку святой Серафины.

- Милли, наверно, ужасно расстроена, - сказала Беатриса.

- Да нет, она как-то сразу покорилась судьбе. Говорит, как сэр Гемфри
Джилберт [английский мореплаватель (1539-1583), перед смертью сказал: "В
море мы так же близки к небесам, как и на земле"], что бог так же близок к
ней в Англии, как и на Кубе.

- Ну, Джилберт, по-моему, говорил не совсем так.

В доме осталась куча мусора, который решили сжечь, хоть там не было
ничего секретного.

Беатриса сказала:

- Боже мой, сколько у вас сохранилось ее фотографий!

- Мне казалось, разорвать фотографию - это все равно, что кого-нибудь
убить. Теперь я знаю, - это совсем не одно и то же.

- А что это за красная коробочка?

- Она мне подарила запонки. Их украли, а коробочку я спрятал. Сам не
знаю почему. В общем я даже рад, что весь этот хлам надо выбросить.

- Конец жизни.

- Двух жизней.

- А это что?

- Старая программка.

- Не такая уж старая. "Тропикана". Можно мне ее взять?

- Вам еще рано хранить реликвии, - сказал Уормолд. - Их набираешь на
своем веку слишком много. А потом из-за всего этого мусора тебе негде
жить.

- Ладно, рискну. Тот вечер был какой-то удивительный.

Милли и Уормолд проводили ее в аэропорт. Руди как-то незаметно исчез,
сопровождая носильщика, который волочил его огромный чемодан. День был
жаркий, и публика стоя пила "дайкири". Едва капитан Сегура сделал Милли
предложение, как ее дуэнья куда-то пропала, но ребенок, который поджег
Томаса Эрла Паркмена младшего, так и не вернулся, как ни мечтал об этом
Уормолд. Казалось, что Милли переросла обе крайности своего характера. Она
объявила тактично, как взрослая:

- Пойду куплю Беатрисе на дорогу каких-нибудь журналов. - И, отойдя к
книжному киоску, повернулась к ним спиной.

- Простите меня, - сказал Уормолд. - Когда я вернусь, я им скажу, что
вы ничего не знали. Интересно, куда вас теперь пошлют?

- Наверно, к Персидскому заливу. В Басру.

- Почему к Персидскому заливу?

- Так они себе представляют чистилище. Искупление грехов потом и
слезами. А у вашей фирмы нет представителя в Басре?

- Боюсь, что моя фирма не захочет больше меня держать.

- Что же вы будете делать?

- Спасибо бедняге Раулю, у меня хватит денег, чтобы отправить Милли на
год в Швейцарию. А потом, ей-богу, не знаю.

- Вы могли бы открыть лавочку, где продают все эти штуки для розыгрыша,
- ну, знаете: окровавленные пальцы, чернильные пятна, муху на куске
сахара... Господи, до чего ужасны все эти проводы! Ступайте домой, не надо
вам дожидаться отлета.

- Когда я вас увижу?

- Постараюсь не поехать в Басру. Постараюсь остаться в секретариате с
Анжеликой, Этель и мисс Дженкинсон. Если повезет, буду кончать в шесть, и
мы сможем встретиться в угловом ресторане, наскоро что-нибудь перекусить и
пойти в кино. Какая унылая жизнь, правда? Вроде ЮНЕСКО или съезда
писателей. Тут с вами мне было весело.

- Это правда.

- Ну, а теперь - уходите.

Он подошел к книжному киоску, где стояла Милли.

- Идем, - сказал он.

- А как же Беатриса? Ведь я не отдала ей журналы.

- Ей не нужны журналы.

- И я с ней не попрощалась.

- Поздно. У нее уже проверили паспорт. Увидишь ее в Лондоне... Надеюсь.

Казалось, что весь остаток жизни они проведут на аэродромах. На этот
раз отлетал самолет голландской авиакомпании, было три часа утра, небо
розовело, отражая неоновые лампы киосков и посадочные огни, а "проводы" им
устраивал капитан Сегура. Он всячески старался скрыть, что его миссия
носит официальный характер, и вел себя по-домашнему, но все равно их
отъезд был похож на высылку. Сегура сказал с укором:

- Вы сами меня вынудили!

- Ваши методы куда человечнее, чем у Картера или у доктора Брауна.
Кстати, что вы собираетесь делать с Брауном?

- Он решил, что ему необходимо вернуться в Швейцарию по делам,
связанным с точным инструментом.

- А куда он взял билет?

- Не знаю. Кто бы они там ни были, они очень довольны, что раздобыли