общество Шерли и миссис Прайор. Она поняла, что упустить такой случай -
внести в свою жизнь известное разнообразие - было бы ошибкой; новые
впечатления отвлекли ее от тяжелых мыслей, неустанно сосредоточенных на
одном и том же, устремлявшихся по одному и тому же руслу, непрестанно
терзавших ее наболевшую душу.
Шерли и миссис Прайор, - обе, казалось, ни минуты не могли обойтись без нее.
В постоянном теплом внимании пожилой дамы не было и тени навязчивости, хотя
оно и было бдительным и неусыпным. Мне уже приходилось говорить, что она
была особа со странностями, и это было очень заметно в ее отношении к
Каролине: она не спускала с нее глаз, готова была охранять каждый ее шаг; ей
всегда доставляло удовольствие, когда Каролина обращалась к ней за советом
или за помощью, и она дарила ей свои советы и помощь с такой радостью, что и
Каролина стала ценить эту ласковую опеку.
Каролину, так же как и то, что эта замкнутая, сдержанная дама, по-видимому,
чувствовала себя совершенно свободно в доме своей юной воспитанницы и,
занимая чрезвычайно зависимое положение, держалась весьма независимо; но
стоило только ближе сойтись с ними обеими, и все становилось понятным;
всякий, так думала теперь Каролина, кому довелось коротко узнать миссис
Прайор, не мог оставаться к ней равнодушным, не полюбить, не оценить ее.
Пусть она питала пристрастие к старомодным нарядам, разговаривала излишке
церемонным языком и была очень замкнутой, пусть за ней водилось множество
странностей, - зато она была помощницей, добрым советчиком и по-своему
ласковым другом, и всякому, кто привык к ней, уже трудно было обходиться без
нее. И если сама Каролина, дружа с Шерли, не испытывала чувства зависимости
или унижения, то почему же оно должно было возникнуть у миссис Прайор?
Правда, хозяйка поместья была богата, даже очень богата в сравнении со своей
новой приятельницей: у одной была тысяча фунтов чистого годового дохода, у
другой - ни пенни; однако Шерли никогда не подчеркивала своего
превосходства, и все ее друзья чувствовали себя с нею на равной ноге, что
было не принято среди помещиков Брайерфилда и Уинбери.
сосредоточивались только на деньгах или положении в обществе. Разумеется,
она ценила богатство - основу своей независимости, и временами мысль о том,
что она владелица поместья и земельных угодий, что у нее есть свои
арендаторы, приводила ее в восторг; особенно отрадно становилось у нее на
душе, когда она мысленно обозревала все свои владения, расположенные в
лощине и состоявшие из образцовой суконной фабрики, красильни, склада
товаров, а также дома, сада и служб, обозначаемых общим названием "усадьба в
лощине". Но все эти ничуть не скрываемые восторги были удивительно наивны;
что же касается более серьезных стремлений, то они были направлены совсем на
другое: почитать все великое, уважать все доброе и радоваться всему веселому
- вот в чем выражались наклонности ее души. Она уделяла куда больше сил
удовлетворению этих наклонностей, чем упрочению своего высокого положения в
обществе.
увидела в ней тихое, замкнутое, хрупкое существо, которое как бы требовало
забот о себе. Этот интерес стал значительно глубже, когда она заметила, что
все ее собственные мысли находят отклик в сердце новой приятельницы. Она бы
этого никогда не подумала. Сперва ей показалось, что от хорошенькой
Каролины, с ее изящными манерами и приятным голосом, трудно ожидать, чтобы
она к тому же могла выделяться по своему развитию среди заурядных девушек.
Поэтому Шерли была приятно удивлена при виде лукавой усмешки, озарившей
миловидное личико, когда разок-другой позволила себе несколько смелую шутку.
Еще больше удивилась она, обнаружив целую сокровищницу самостоятельно
накопленных знаний и свежих незаученных мыслей в этой девичьей головке,
обрамленной легкими кудрями. Вкусы, понимание прекрасного совпадали у обеих.
Книги, которые больше всего доставляли удовольствие мисс Килдар, нравились
также и мисс Хелстоун. Точно так же многое из того, что не терпела Каролина,
не нравилось и Шерли, - и той и другой, например, была не по душе ходульная
напыщенность и фальшивая чувствительность в литературе.
тем чутьем, которое помогает отличить подлинное от подделки. Нередко бывало,
что, прочтя те или иные стихи, вызывающие искренний восторг людей
образованных и неглупых, она сама не находила в них ничего, кроме
сентиментальности, цветистых выражений, внешнего блеска или в лучшем случае
некоторого изящества стиля; правда, в них попадались иной раз умные мысли,
ценные сведения и кое-где даже блестки фантазии, но - увы! - они так же
отличались от подлинной поэзии, как отличается тяжелая великолепная
мозаичная ваза от небольшой чаши, отлитой из чистого золота; или, приводя
читателю другое сравнение, - как отличается искусственная гирлянда цветов от
свежего, только что сорванного ландыша.
презирает блестящую мишуру. Словом, души обеих подруг были настроены на один
лад и звучали подчас согласно.
дождливый день они провели вместе и ничуть не скучали; сумерки уже
сгущались, однако свечей еще не зажигали, и, сидя в полутемной комнате,
подруги притихли и погрузились в раздумье. Западный ветер яростно завывал
вокруг дома и гнал с далекого океана косматые дождевые тучи; снаружи, за
старинными окнами с частым переплетом, бушевала непогода, внутри все дышало
миром и тишиной.
мглою, прислушивалась к завыванию ветра, напоминавшему стоны неприкаянных
душ, завыванию, которое, будь она не столь юна, здорова и весела, болезненно
отозвалось бы в ее сердце, подобно погребальному напеву или недоброму
предзнаменованию; а сейчас звуки эти только навеяли на нее задумчивое
настроение, спугнув веселость. Отрывки старинных баллад звенели у нее в
ушах. Она нет-нет да и принималась напевать, и голос ее, как бы подражая
завыванию ветра, то крепнул, то замирал. Каролина бродила в дальней темной
части комнаты, слабо освещенная пламенем догоравших в камине угольков,
декламируя вполголоса отрывки своих любимых стихов; но как ни тихо она
читала, Шерли уловила кое-какие слова и, негромко напевая, прислушалась. Вот
эти стихи:
что звучавший в полную силу, теперь совсем затих.
слушательницей Каролина отважилась продекламировать все; она сумела найти
верные оттенки - разъяренное море, тонущий моряк, корабль, гонимый бурей, -
все эти картины живо встали перед глазами Шерли благодаря выразительному
чтению; с особенной силой передала Каролина самый конец поэмы - крик
глубочайшего отчаяния, вырвавшийся у поэта; он не оплакивал отверженного,
но, создав в минуту бесслезной скорби образ, отражавший трагедию его
собственной жизни, воскликнул в порыве отчаяния:
утешение, - заметила Каролина.
израненного сердца, и крик этот ранит читателя. Но я верю, что, написав их,
страдалец нашел в них утешение, и мне кажется, что поэтический дар - самый
высокий из всех, дарованных человеку, - служит для умиротворения страстей,
когда их сила грозит стать губительной. По-моему, Шерли, не следует писать
стихи ради того только, чтобы блеснуть умом, похвастать знаниями, - кому это
нужно? Кто обращается к поэзии ради знаний, ради блестящей игры слов? И кто
не жаждет увидеть в ней чувство глубокое, настоящее чувство, пусть даже
выраженное простым, безыскусственным языком?
поэму, понимаешь, что Купер был во власти побуждения, могучего, как ветер,
гнавший корабль, - побуждения, которое, заставляя его писать стремительно,
не думая о том, чтобы расцветить, приукрасить ту или иную строфу, вместе с
тем дало ему силу насытить свое произведение предельной выразительностью. Но
каким твердым, не дрогнувшим голосом вы читали - даже удивительно!
мой голос, произнося их, должен был дрогнуть? Уверяю вас, Шерли, что на
рукопись "Отверженного" не упало ни одной слезы, в его строках не рыдает
скорбь, только слышен крик отчаяния; но после того как этот крик вырвался у
поэта, смертельная тоска притупилась, и он заплакал горючими слезами.
вдруг остановилась и заметила:
Посняков Андрей
Контровский Владимир
Конан-Дойль Артур
Шилова Юлия
Андреев Николай