Чтение 44–й страницы книги ~Три минуты молчания~

- А я своего, - сказал бондарь, - может, три года не увижу.

Митрохин все ждал. Пока ведь только один высказался. Жалко было на него
смотреть, на Митрохина. У него чуть слезы не выступили.

Я сказал:

- Ступай, о чем говорить. Как-нибудь заменим.

Шурка тоже разрешил:

- Валяй, гаденыш. Привет передавай братану.

Потом Серега и салаги. И Ванька Обод - с большой натугой.

- Спасибо, ребята.

Митрохин весь засиял, помчался сетку просить. Потом все вышли, и мы
одни остались с бондарем. Он на меня не смотрел. А я закурил и спокойно его
разглядывал.

Однажды я за него на руле отстоял. Он себе палец поранил ржавым
обручем, и загноилось, вся кисть начала опухать. И он на штурвал отказывался
идти, а все на него орать начали, что у нас не детский сад. Дрифтеров
помощник Геша даже потребовал, чтоб он повязку размотал и всем показал, что
у него с рукой. Вот это меня взбесило. А может, просто любопытно стало - как
же он отнесется, если я за него вызовусь. И что думаете - он еще больше меня
возненавидел. Если только можно больше.

Я спросил у него - спокойно, с улыбкой:

- Феликс! За что ты меня ненавидишь, сволочь?

Он сразу ответил:

- А добрый ты. Умненький. Вот за что. Я б таких добрячков
безответственных на мачте подвешивал. По вторникам.

- За шею?

- За ноги. Пусть повисят, посохнут. А то у них все в башке перевернуто.
Не видят, на чем земля стоит.

- На чем же она стоит?

- На том, что все суки. Каждый по-разному, но - сука.

- Так. И этот, который рыбки попросил? Что ты про него знаешь?

- То же самое. Он и хотел, чтоб ты свою бочку распечатал. Ему свою на
базе лень распечатывать. Он эту падаль все равно бы выкинул, а пошел бы
клянчить на другой траулер.

- Понятно. А салаг ты все же не так ненавидишь, как меня.

- Салаги - мне что? Они отплавали да уехали. А ты свой, падло. Все
время перед глазами будешь.

- Не буду. Рейс как-нибудь докончим. Ну, приятного аппетита.

- Уматывай.

Стропа все не было, мы сели на бочки перекурить. Ванька Обод подсел ко
мне и зашептал:

- Я чего придумал. Я сразу две справки попрошу. Скажу-у тебя примерно
то же самое. Выпишет, не глядя.

-Кто?

- Да Володька же Святой. Ты на голову когда-нибудь жаловался?

-Нет.

- А не мешает иногда пожаловаться. Бывает, пригодится. Ушиб
какой-нибудь был?

- Что-то не помню.

- Дурак, а кто это проверит. Говори - был, с тех пор не сплю нормально,
трудоспособность понизилась. Не хочу быть для товарищей обузой.

Честно говоря, не хотелось мне в эти хитрости пускаться. Списываться,
так по одной причине - "не ваше собачье дело". Зачем мне это вранье, если я
уже не вернусь? Он-то вернется, я знаю, поколобродит и вернется, больше-то
он делать ни черта не умеет. А я уж спишусь, так навсегда. Поначалу хоть в
депо свое устроюсь. Мне надо по-серьезному решаться, а не так, с панталыку.

- Ну, как? Рвем на пару?

- Нет.

- Ты ж договаривался!

- Когда?

Он на меня поглядел с презрением.

- Э, на дураках в рай ездят. Я тебе как умному советовал. Пример тебе
подавал.

- Да списывайся ты один, для других не старайся.

- И спишусь. Думаешь - духу не хватит?

- Да ничего не думаю.

- Вот и видно. Думал бы, так...

Он не договорил, пошел от меня. Совесть его, что ли, мучила, что он нас
покидает? С базы крикнул ухман:

- Эй, бичи, провизию примите!

Кандей Вася вывалил за борт на штерте мешок и коровью ногу. Он уже был
хорошо веселый, наш кандей. Рядом с ним дрифтер появился и "маркони". У всех
того же цвета рожи.

Дрифтер взревел:

- Полундра, сети кидаю!

Восемь зеленых покидал, из сизаля, и две белых, капроновых.

- Эти ко мне в каюту несите.

Ясное дело, в порядок он их не поставит. Он их как-нибудь поприжмет до
порта, выгадает на штопке, на перештопке, а эти дружкам подарит для
переметов. Да и не к чему их в порядок ставить - капроновые долго не рвутся,
но зато рыбу режут до крови, и другая рыба боится лезть в ячею.

Кандей Вася смайнал свой груз и предупредил:

- Сухофруктов хоть полмешка оставьте, больше не дадут.

- А нам и не надо больше, - Шурка уже туда руки по локти запустил. - Ты
за нас выпил, мы за тебя хоть закусим.

"Маркони" с фильмами сам пожелал спуститься.

Я помог ему дотащить коробки до салона. Вдруг он остановился, хлопнул
себя по лбу.

- Сень! Совсем выпало. Тебя ж там одна девка спрашивала. Постой... Лиля
ее зовут. Ну да, Лиля. Их там трое при Гракове, молодые специалисты. Хочешь
- свидание устрою?

Я укладывал коробки в рундук, читал названия и молчал.

- Слушай! - сказал "маркони". - Я ж туда передатчик аварийный должен на
проверку сдать. Барахлит. Ну, скажу, что барахлит. Мне же его одному не
стащить, ты поможешь.

- А кто на палубе останется?

- Такой ты незаменимый, Сеня?

- Это не знаю, а шорох поднимется. У нас уже двое сбежали.

- Что ж делать? Надо чего-нибудь придумать. Пока он придумывал, с базы
опять крикнули:

- Строп идет!

Мы его нагрузили, потом ухман подал сетку - для "маркони". Я его
подсаживал.

- Чего передать? - он спросил.

- Привет. Больше ничего.

- Так мало, Сеня? Нет, я все-таки придумаю.

Он ехал вверх и держался одной рукой, а другой мне помахивал. Ухман его
выматерил и втащил за пояс.

Качало уже чувствительно, и строп мотался над всей палубой, от мачты до
мачты. Мы ждали, что прекратят разгрузку, - кранец взлетал выше борта. Но
успели все-таки выгрузить один трюм. Половина работы. Шурка подмел там
веничком и вылез.

- Стоп, ребятки, - сказал ухман. - Отдохните пока. Сейчас решают -
может, вам отойти.

Ну, пока они там решат, мы в кубрик кинулись. Попадали в ящики, кто
даже в сапогах.

Я задремал было, потом услышал - меня зовут с палубы.

2

- Сень! - "маркони" кричал сверху. - Принимай гостей!

Он качался на сетке, еще с двумя какими-то, не бичами, одеты они были
слишком пестро, - и сетка шла прямо в трюм. Кто-то из них двоих завизжал как
резаный, - тут я и понял, что за гости пожаловали. Я принял сетку, отвел, и
они соскочили.

Лиля была в кожанке и в синих брюках, набекрень - ушанка с синим мехом.
А в чем ее подружка, я сразу не разглядел, - в таком ярком, что в глазах
рябило.

- Вот ты какой!

Лиля смотрела на мои доспехи и улыбалась. Протянула мне руку. Я для
чего-то скинул шапку, потом пожал ее руку - твердую и сухую. Моя-то была
посырее. Она это перенесла, даже не заметила.

- Познакомься. Это Галя.

"Маркони" тоже подтвердил, что Галя. Была она в красной шапочке с
помпоном, беленькая, крашеная, с кудряшками. Все озиралась, поглядывала на
борт плавбазы и ужасалась - неужели это она оттуда съехала.

- Ну, как ты тут живешь? - спросила Лиля.

Я что-то замялся, но Галя меня выручила:

- Ой, как тут интересно! А нам все-все покажут?

- Прошу! - "Маркони" ей подал руку кренделем. Он обращение знает, на
торпедных катерах служил.

Из рубки старпом выглянул, в сильной задумчивости. Вообще-то,
самовольство, - дамы на корабле, можно и осерчать по такому поводу. Но можно
и схлопотать в ответ при этих дамах. Он предпочел в тень уйти.

- А тут симпатично! - Голос у Лили был чуть хриплый, осевший на ветру.
И мне как-то неприятно было, что она с этим голосом под свою Галю
подделывается. - А это что, лебедка?

- Да, - говорю, - она самая.