истомил, истиранил, а кого и прямо за ослушание извел. Мне
привелось уйти... - Был же ты, Климушка, на Патриарших прудах? -
спросила Аврора.
- Видел наш дом?
- Посылали нас злодеи в Разумовское и на Пресню, проходили мы и в
тех местах; только ни Бронной, ни возле прудов, ни Микитской, ни
Арбата как есть уже не нашли... все погорело, все господь
прибрал.
Аврора взглянула на Маремьяшу; та утирала слезы.
- А бабушкин дом? - спросила Аврора.
- Все стало пусто, один пепел, - ответил Клим. - Тут мы с
ребятами и решили наутек.
- Ушли благополучно?
- Какое! сцапали нас на Орловом лугу эти французы, - ответил
Клим, - и стали уже держать взаперти; посылали на работу не иначе
как с конвоем. Да и тут нам помог господь. Пошли мы раз, с
заступами и ведрами, к графскому чьему-то колодцу; вода там
преотличная. Велено было набрать воды и окопать колодезь. Уж
больно там намесили грязи, не подойти. Конвойных было четверо, а
нас, пленных, с десяток, и все-то мы хворые, голоднешеньки, едва
ноги волочим. Солнце село, место было глухое, а французы такие
веселые, перед тем где-то, видно, выпили. Мы и сговорились,
первый надоумил Корнюшка, - что терпеть? переглянулись у колодца,
кинулись разом, да всех как есть французов, с их ружьями, и
побросали вглубь; засыпали их тут же землей и ушли огородами в
лес, а ночью и далее.
- Живых засыпали? - с ужасом спросила Аврора.
- А то как же? - ответил Клим. - Они талалакали, талалакали
по-своему, пока ребята заступами кидали на них землю, а там и
стихли... Господь их простил! - заключил Клим, взглянув на небо и
набожно крестясь. - И такие все были красивые... а один унтер,
должно быть из дворян, нарядный да белолицый такой, в сторонке
держался, да все весело что-то напевал.
Сестры не решились сообщить бабке тяжелую весть о сожжении ее
московского дома. Они отправили Клима в Паншино. "Пусть бабушка
надеется, что ее дом уцелел, - думали они, - а тем временем
как-нибудь ее подготовим". Они день и ночь горячо молились, прося
у бога - одна мужу, другая жениху - здоровья и сил для
перенесения тяжких испытаний, посланных им провидением. Но живы
ли они? об этом они страшились и думать. Раз только Аврора, как
бы нечаянно, сказала: "А если Базиля нет более на свете..." Она
хотела продолжать и не могла. "О, если это так, - с ужасом
досказала она себе, - тогда все кончено... я знаю, что мне тогда
остается предпринять..."
Однажды, в праздник, Аврора с Ксенией поехали в соседнее село
Иванчиных-Писаревых Чеплыгино, в церковь, во время обедни
выслушали полученное здесь, запоздавшее, воззвание святого синода
о защите отечества и православной веры от нашествия нового
Малекиила, Бонапарта. Старик священник с чувством прочел это
воззвание. В нем русский народ побуждался к непримиримой борьбе с
галлами, причем Россия уподоблялась богобоязненному и смиренному
Давиду, а Наполеон - дерзкому и безбожному Голиафу. "Где же, в
сущности, этот избавитель Давид?" - спрашивала себя в слезах
Аврора, поглядывая в церкви на понурившихся и молча вздыхавших
крестьян, которые на ее глазах так мало принимали к сердцу общее
всем горе войны, а напротив, как она узнала, толковали об этой
войне, как о чем-то, что, по их мнению, должно было им принести
новое и невиданное счастье на земле. "Давид и пастухом был в душе
поэт, - мыслила Аврора. - Только возвышенной одаренной благами
просвещения природе доступны высокие сознательные порывы любви к
родине и отмщения за ее честь. Базиль в плену, быть может, погиб,
как гибнут тысячи других, истинных героев. Кто же за них призовет
утеснителя к суду? Кто отомстит за их страдания, их гибель и
смерть?".
Священник, прочтя воззвание, сказал простую и трогательную
проповедь на слова пророка Исаии: "И прииде на тя пагуба, и не
увеси", - а после службы, за отсутствием помещиков своего села,
подойдя в церкви к плакавшим Авроре и Ксении, пригласил их к себе
на чай. С его женой, навещавшей княгиню, они познакомились ранее
и охотно пошли в его дом. За чаем разговорились. Священник
старался успокоить сестер. Он им передал слух, что Бонапарт, по
всей вероятности, вскоре попросит мира, а при этом несомненно
произойдет и размен пленных.
- Где же теперь Бонапарт? - спросила Ксения.
- Пагуба придет равно и на него, - ответил священник, - он это
чует и, аки лев, ходит взад и вперед по своей клетке. Не
дождались грабители выгод... Наше войско цело и у себя дома, а их
армия, аки воск пред лицом огня, тает и убывает с каждым днем.
Сестры с жадностью слушали эти радостные слова.
- А сколько горя и убытков! - сказала старуха попадья. - Одни
Разумовские да граф Бутурлин, слышно, от пожара понесли убытку по
миллиону. Пленных мучат работами, истязают...
- Ну, не всех обижают и теснят, - перебил священник, знаками
останавливая жену, - многие спаслись. Зарайский мельник намедни
передавал, что князь Дмитрий Голицын, можно сказать, на
собственных руках вынес ночью из Москвы больного Соковнина, когда
в город уже вступили французы. Негде было достать лошадей;
спасавшиеся сначала шли пешком, а у заставы князь прямо поднял
себе на плечи друга, истомленного хворобой и ходьбой, да и пронес
его пустырем к нашему арьергарду. Много было истинно славных
подвигов. Растопчин лично поджег в Воронове свой дом и на его
воротах прибил бумагу: "Жгу, чтоб ни единый француз не переступил
моего порога".
- Ведь это - сосед нашего дяди Петра, - обратилась Ксения к
сестре.
- Так у вас есть дядюшка? - спросил священник.
- Петр Андреевич Крамалин, мы по отцу Крамалины.
- Что же вам пишет дядюшка? От Серпухова ведь вблизи вся наша
армия.
- Он часто хворает, - ответила Ксения, - и редко пишет. Последнее
письмо писал нам в Паншино.
"Да, - рассуждала Аврора, слушая этот разговор, - из Москвы могли
спастись те, кто туда дошел или захвачен там... а Базиль? Остался
ли он жив после Бородина? И найдется ли для него, как для
Соковнина, спаситель-друг?".
В душе Авроры, несмотря на ее сомнения, теплилась какая-то
смутная, ей самой непонятная надежда касательно судьбы жениха.
"Он спасен, - думала она, - и я его когда-нибудь, может быть,
даже скоро, увижу! Не может погибнуть такая молодая жизнь!".
Простясь с священником, сестры собрались обратно домой. Ксения,
любуясь погодой и желая развлечь опять загрустившую Аврору,
предложила ей пройтись несколько пешком. Попадья проводила их за
околицу Чеплыгина. Отсюда до Ярцева было версты четыре, не более.
Дорога шла вперемежку, холмами, лесом и полями. Сестры, распустив
Круз Андрей
Пехов Алексей
Сертаков Виталий
Никитин Юрий
Шилова Юлия
Сертаков Виталий