Если нам будет так трудно, так трудно, что мы не сможем без этого обойтись,
тогда я сама попрошу у вас, хорошо?
понимаете просьб. И не давайте ему ничего. Пощадите его, избавьте от этого
унижения и вам тогда легче будет его уважать.
голосом поспешил ответить, что ее желание для него священно.
можете знать. Вы только видите, до чего он дошел, бедный мой, дорогой мой
отец, но вы не видели всего, что его довело до этого. А я видела и знаю! И
оттого, что вы были так добры к нам, отнеслись с таким чутким участием, мне
особенно хочется, чтобы вы думали о нем лучше. Для меня нестерпима мысль, -
вскричала Крошка Доррит, закрыв лицо руками, - для меня нестерпима мысль,
что вы, именно вы, видите его только в минуты его унижения!
Доррит. Я все понял, уверяю вас.
разговора, день и ночь думала, как мне быть; но когда я узнала, что вы
обещались прийти к нам завтра, я решилась. Только это не потому, чтобы я
стыдилась своего отца, - она быстро вытерла слезы, - а потому, что я знаю
его, как никто не знает, и люблю его и горжусь им.
заторопилась уходить. У Мэгги сна уже как не бывало; она пожирала глазами
пирожное и фрукты, ухмыляясь в приятном ожидании. Кленнэм, желая отвлечь
Крошку Доррит от печальных мыслей, налил ее подопечной стакан вина, который
та немедленно выпила, причем после каждого глотка громко причмокивала,
поглаживая себя по горлу, и приговаривала замирающим голосом, закатив глаза
под самый лоб: "Ох, и вкусно! Ну прямо как в больнице!" Когда же с вином и с
восторгами было покончено, он просил ее сложить все угощение в свою корзинку
(Мэгги никогда не выходила без корзинки), да позаботиться, чтобы на столе
ничего не осталось. Радость, с которой Мэгги бросилась исполнять его
просьбу, и радость маленькой маменьки при виде радости Мэгги убедили
Кленнэма, что лучшего завершения разговора и придумать нельзя было.
- Куда же вы пойдете?
очень хорошо и покойно.
отпустить вас одних в такой час.
вас очень, очень прошу!
тем более, что ему нетрудно было представить себе убогое жилье Мэгги.
одни; дорогу мы знаем, верно, Мэгги?
сказала: "Благослови вас бог!" Она сказала это совсем тихо, но как знать! -
быть может, там, в вышине, ее слова были слышны не хуже, чем если б их
пропел целый соборный хор.
последовал за ними. У него не было намерения навязывать свое присутствие
Крошке Доррит там, где оно оказалось бы нежеланным, но он хотел убедиться,
что она благополучно добралась до знакомого квартала. Такой крохотной, такой
хрупкой и беззащитной в сырой холодной мгле казалась ее фигурка, полускрытая
колышущейся тенью ее подопечной, что Кленнэму, который привык смотреть на
нее как на ребенка, захотелось взять ее на руки и понести.
Маршалси, и Кленнэм увидел, как они слегка замедлили шаг, а потом свернули в
переулок. Он остановился, чувствуя себя не вправе идти дальше, и, постояв
немного, нерешительно повернул назад. Ему и в голову не приходило, что им
грозит опасность всю ночь провести на улице; и лишь много, много времени
спустя он узнал правду.
ни звука не доносилось из-за запертой двери. Тогда Крошка Доррит сказала
своей подопечной:
вызывать неудовольствие хозяев. Постучимся тихонько раз и другой; а если нам
не отворят, придется ждать до утра.
осторожно постучала в дверь и еще раз прислушалась. Все было тихо.
утра.
они вновь очутились на улице, которая вела к Маршалси, где-то рядом часы
пробили половину второго. - Еще каких-нибудь пять с половиной часов, -
сказала Крошка Доррит, - и можно будет идти домой. - Заговорив о доме,
который находился так близко, естественно было пойти взглянуть на него. Они
подошли к запертым воротам тюрьмы и заглянули сквозь решетку в наружный
дворик. - Надеюсь, отец мирно спит и не тревожится обо мне, - сказала Крошка
Доррит, целуя холодное железо.
Они поставили в уголок корзинку Мэгги и уселись на нее, тесно прижавшись
друг к другу. Тишина и безлюдье ночной улицы не пугали Крошку Доррит, но
стоило ей заслышать в отдалении чьи-то шаги или увидеть, как чья-то тень
метнулась от фонаря к фонарю, она вздрагивала и шептала: - Мэгги, кто-то
идет. Пойдем отсюда! - И Мэгги просыпалась, недовольно сопя, и они уходили в
сторону от тюрьмы, но когда все стихало, опять возвращались на прежнее
место.
мало-помалу это занятие потеряло для нее прелесть новизны, и тогда она
начала хныкать и жаловаться на холод. - Потерпи, моя хорошая, уже немного
осталось, - ласково уговаривала ее Крошка Доррит. - Да, вам-то легко,
маменька, - возражала Мэгги, - а каково мне, бедненькой, ведь мне всего
десять лет.
убаюкать свою подопечную, положив ее большую безобразную голову к себе на
грудь. Так и сидела она в этот глухой ночной час, все равно что одна, у
тюремной решетки, сидела и смотрела на небо, где в бешеном хороводе неслись
среди звезд облака - это и были танцы на балу Крошки Доррит.
в мыслях. - Чтобы вокруг было светло и тепло и красиво, и чтобы бал
происходил у нас, в нашем доме, и мой отец, бедный дорогой отец мой был бы
хозяином этого дома, а никакой тюрьмы Маршалси и не знавал бы никогда. И
чтобы мистер Кленнэм тоже там был, и мы бы с ним танцевали под чудесную
музыку, и у всех было бы так легко и весело на душе. Хотелось бы мне
знать..." Много чего хотелось бы знать Крошке Доррит, и, глядя на звезды,
она забылась в мечтах, но вскоре ее вернуло к действительности хныканье
проснувшейся Мэгги, которая озябла и хотела согреться на ходу.
Лондонский мост, слушали, как плещется вода, набегая на его устои, со
страхом вглядывались в туман испарений, клубившийся над поверхностью реки, и
там, где на воду ложились отсветы мостовых фонарей, видели мерцающие блики,
точно дьявольские очи, привораживающие грех и нищету. Они убегали от пьяных.
Обходили бездомных, приютившихся на ночлег в темных закоулках. Испуганно
шарахались в сторону при виде ночных бродяг, которые шныряли по примолкшим
улицам, с громким свистом перекликаясь на перекрестках, или же со всех ног
удирали от кого-то. Вот когда пригодилась Крошке Доррит ее детская
наружность - со стороны казалось, будто Мэгги ведет ее за собой, хотя на
самом деле это она и вела и ободряла свою спутницу. Не раз во встречной
гурьбе гуляк или подозрительных оборванцев слышался возглас: "Эй, дайте
пройти женщине с ребенком".
колокольне пробило пять часов. Они теперь брели к востоку, всматриваясь, не
покажется ли в небе первая бледная полоска рассвета, - как вдруг какая-то
женская фигура загородила им дорогу.
по улицам в такой час! - и лицо ее не было ни безобразным, ни злым. Слова ее
прозвучали грубо, но голос вовсе не был груб от природы, напротив, в нем
слышались мелодичные нотки.
не придумав для ответа.
Что ты тут делаешь с ребенком?
таскаешь ночью по улице в этакую стужу? Глаз, что ли, нет, что ты не видишь,
какая она худенькая и слабенькая? Ума, что ли, нет (впрочем, на то похоже),
что ты не замечаешь, как дрожит ее озябшая ручонка. - Она шагнула ближе и,
взяв руку Крошки Доррит, принялась растирать ее своими ладонями. - Поцелуй
несчастную грешницу, милочка, - добавила она, склонив голову, - и скажи,
куда эта женщина ведет тебя.
Акунин Борис
Володихин Дмитрий
Андреев Николай
Корнев Павел
Володихин Дмитрий
Прозоров Александр