Чтение 44–й страницы книги ~Ожерелье королевы~

Король повторил с глубоко встревоженным видом:

- На балу в Опере? Кто это сказал? Граф Прованский знает об этом?

- Но это неправда! - вскричала королева с интонацией отчаявшейся
невинности. - Это неправда! Все поклонились.

- Послушайте! - вскричала королева. - Пусть приведут моих людей, весь
свет, пусть их спросят! Бал состоялся в субботу?

- Да.

- Что же я делала в субботу? Пусть мне это скажут. Честное слово, я
схожу с ума, и если так будет продолжаться, я сама поверю в то, что
поехала на этот мерзкий бал в Опере, но если бы я и поехала туда,
господа, я призналась бы в этом.

Внезапно король с расширившимися глазами, со смеющимся лицом, с
протянутыми руками подошел поближе.

- В субботу? - спросил он. - В субботу, господа?

- Да, государь.

- Так вот, - все спокойнее и спокойнее, все веселее и веселее
продолжал король, - об этом надо спросить не кого иного, как вашу
горничную Мари. Быть может, она вспомнит, в котором часу я пришел к вам
в тот вечер. По-моему, это было часов в одиннадцать.

- Ах, да! - охмелев от радости, воскликнула королева. - Верно,
государь!

- Вот так так! - ошалев от удивления и от радости одновременно,
произнес граф д'Артуа. - Я куплю себе очки, но, клянусь Богом, я не
отдал бы этой сцены и за миллион. Ведь правда, господа?

Филипп, бледный как смерть, прислонился к панели. Шарни, холодный и
бесстрастный, вытирал лоб, покрытый потом.

- Карл! Я иду с вами, - в последний раз поцеловав королеву, обратился
король к графу д'Артуа. Филипп не шевельнулся.

- Господин де Таверне! - строго заметила королева, - разве вы не
сопровождаете его высочество графа д'Артуа?

Филипп внезапно выпрямился. Кровь прилила к его вискам. Он чуть не
потерял сознание. У него едва хватило сил поклониться, посмотреть на
Андре, бросить ужасный взгляд на Шарни и подавить выражение безумного
горя.

Он вышел.

Королева удержала подле себя Андре и де Шарни.

Мы не сумели бы вкратце описать положение Андре, очутившейся между
братом и королевой, между дружбой и ревностью, если бы не замедлили ход
той драматической сцены, счастливой развязкой которой оказалось
появление короля.

И, однако, ничто не заслуживает нашего внимания в большей степени,
нежели страдания молодой девушки.

Когда морозным вечером она повстречалась с Шарни, когда она увидела,
что взгляд молодого человека с интересом останавливается на ней и
мало-помалу обволакивает ее симпатией, она уже не могла проявлять ту
сдержанность, с которой она относилась ко всем своим поклонникам. Для
этого мужчины она была женщиной. Он пробудил в ней молодость и
гальванизировал мертвую.

И потому-то мадмуазель де Таверне внезапно горячо привязалась к этому
воскресителю, который снова заставил ее ощутить свою жизнеспособность. И
потому-то она была счастлива, когда смотрела на этого молодого человека.
И потому-то она была несчастна, когда думала о том, что другая женщина
может подрезать крылья ее лазурной мечте, отобрать у нее эту грезу, с
трудом проникшую в золотую дверь.

Мадмуазель де Таверне, не желавшая, чтобы королева оставалась наедине
с Шарни, больше не помышляла о том, чтобы принять участие в разговоре
после того, как отослали ее брата.

Несколько минут королева молчала. Она не знала, как завязать новый
разговор после столь щекотливого объяснения, которое только что
произошло.

Шарни, казалось, страдал, и это не было неприятно королеве.

Наконец Мария-Антуанетта нарушила молчание, отвечая одновременно и на
свою мысль, и на мысль присутствующих:

- Все это говорит о том, - неожиданно начала она, - что у нас нет
недостатка во врагах. Можно ли поверить, что при французском дворе
происходят такие отвратительные истории?

Андре с тревогой ожидала ответа молодого человека: она боялась, что
он ответит сердечным утешением, о котором, казалось, просила королева.

Но вместо этого Шарни вытер лоб платком, ища точку опоры в спинке
кресла, и побледнел.

Королева посмотрела на него.

- Здесь слишком жарко, правда? - спросила она. Де ла Мотт отворила
окно своей маленькой ручкой, которая дернула оконную задвижку так, как
это сделала бы сильная мужская рука. Шарни с наслаждением вдыхал свежий
воздух.

- Господин де Шарни привык к морскому ветру, он задохнется в
версальских будуарах.

- Не в этом дело, сударыня, - отвечал Шарни, - но в два часа я должен
быть на службе, если, конечно, ваше величество не прикажет мне
остаться...

- Нет, нет, - сказала королева, - мы знаем, что значит приказ. Не
правда ли, Андре?

С этими словами она повернулась к Шарни.

- Вы свободны, - слегка уязвленным тоном произнесла она и жестом
отпустила молодого офицера.

Шарни поклонился как человек, который торопится, и исчез за стенным
ковром.

Через несколько секунд в прихожей послышалось что-то вроде стона и
шум, который возникает, когда столпится несколько человек Королева
находилась подле двери - то ли случайно, то ли потому, что хотела
проследить глазами за Шарни, поспешное отступление которого показалось
ей странным. Она подняла стенной ковер, слабо вскрикнула и, казалось,
готова была выбежать.

Но Андре, которая не спускала с нее глаз, очутилась между нею и
дверью.

Госпожа де да Мотт вытянула шею.

Между королевой и Андре оставалось небольшое пространство, и в нем де
ла Мотт смогла увидеть лежащего без сознания де Шарни, которому слуги и
караульные оказывали помощь.

Нахмурив брови, Мария-Антуанетта в раздумье отошла от двери и снова
уселась в кресло. Ее снедала мрачная тревога, которая следует за каждым
сильным волнением. Можно было подумать, что она от всего отрешилась и
никого не видит.

Хотя Андре по-прежнему стояла, прислонившись к стене, она казалась не
менее рассеянной, нежели королева.

На минуту воцарилось молчание.

- Вот что представляется мне странным, - произнесла королева так
громко и так внезапно, что ее слова заставили вздрогнуть обеих ее
удивленных собеседниц - до того неожиданно прозвучали эти слова:

- Господин де Шарни, казалось мне, все еще подозревает... Тут она
гневно всплеснула руками.

- Но в конце-то концов, - вскричала она, - если он видел, почему бы
ему и не поверить? Видел и граф д'Артуа, видел и господин Филипп - по
крайней мере, так он сказал, - видели все, и понадобилось слово короля,
чтобы люди поверили или, вернее, сделали вид, что поверили! О, за всем
этим что-то кроется, и это что-то должна выяснить я, раз никто об этом
не думает! Не правда ли, Андре, я должна поискать и найти причину всего
этого? Ведь в конце-то концов, - продолжала королева, - они говорили,
что видели меня и у Месмера!

- Но вы, ваше величество, были там! - улыбаясь, поспешила заметить
графиня де ла Мотт.

- Верно, - отвечала королева, - но я не делала ничего такого, о чем
говорится в этом памфлете. И потом меня видели в Опере, где духу моего
не было!

Она задумалась.

- О! - внезапно воскликнула она с живостью, - истина у меня в руках!

- Истина? - пролепетала графиня.

- Тем лучше, - произнесла Андре.

- Пусть приведут ко мне господина де Крона, - радостно перебила
королева, обращаясь к вошедшей в комнату г-же де Мизери.

Глава 16

ГОСПОДИН ДЕ КРОН

Де Крон, человек весьма дипломатичный, находился в крайнем
затруднении после объяснения короля и королевы. Он вошел со смиренной
улыбкой на губах. Но королева не улыбалась.

- Вот что, господин де Крон, - заговорила она, - теперь настала наша
с вами очередь объясниться.

Де Крон огляделся с несколько растерянным видом.

- Не беспокойтесь, - продолжала королева, - вы прекрасно знаете этих
двух дам, вы знаете всех на свете.

- Почти что так, - подтвердил представитель власти, - я знаю людей, я
знаю об их впечатлениях, но я не знаю причину того, о чем вы говорите,
ваше величество.

- Так вот, я приписываю эти "впечатления", как вы это называете, -
впечатления, на которые я сетую, - дурному поведению особы, которая
похожа на меня и которая выставляет себя напоказ всюду, где предполагают
увидеть меня, - вы или ваши агенты.