x x x
посторонним человеком, знаю лишь то, что, когда в возрасте семидесяти двух
лет он впервые в жизни приехал в Бомбей, он производил такое грустное и
жалкое впечатление, что Аурора Зогойби узнала его только по бульдогу
Джавахарлалу у его ноги. Единственным, что осталось от прежнего
самодовольного денди-англофила, была некая ленивая избыточность речи и
жестикуляции, которую я, непрестанно силясь обуздать крутящийся на удвоенной
скорости проигрыватель моей жизни и культивируя для этого в себе золотую
медлительность, старался у него перенять. Он выглядел больным - глаза
запавшие, небрит, истощен, - и я бы не удивился, если бы узнал, что к нему
вернулся старый недуг. Но нет, он не был болен.
лет прошли, как он издох. Но Айриш велел сделать из Джавки чучело, и к
подушечкам его лап были прикреплены маленькие мебельные колесики, так что
хозяин мог по-прежнему водить его на поводке.) Аурора сжалилась над ним и,
отставив в сторону былые семейные дрязги, поселила его в самой роскошной
гостевой комнате с самым мягким матрасом и одеялом, с самым лучшим видом на
море и запретила нам хихикать над обыкновением Айриша разговаривать с
Джавахарлалом, как будто он живой. В первую неделю двоюродный дедушка Айриш
вел себя за столом очень тихо, словно бы не желая привлекать к себе внимание
в опасении вызвать рецидив старой вражды. Ел он мало, хотя ему чрезвычайно
нравились маринады "браганза" из лайма и манго, недавно буквально
наводнившие город; мы старались на него не смотреть, но краем глаза видели,
как старый джентльмен медленно поводит головой из стороны в сторону, как
будто что-то потерял.
визиты вежливости в дом на острове Кабрал, поэтому мы кое-что знали о
поразительных событиях в этой почти отрубленной ветви нашей подверженной
вечным ссорам семьи, и мало-помалу двоюродный дедушка Айриш рассказал нам
эту печальную и красивую повесть во всех подробностях. Когда Траванкур-Кочин
превратился в штат Керала, Айриш да Гама окончательно распрощался со своей
тайной мечтой о том, что европейцы в один прекрасный день вернутся на
Малабарский берег, и, удалившись от дел, ушел в затворничество, во время
которого вопреки филистерству, которым отличался всю жизнь, взялся за чтение
полного канона английской литературы, вознаграждая себя сливками старого
мира за неаппетитные превратности истории. Моя двоюродная бабушка Кармен и
Принц Генрих-мореплаватель, два других участника необычного домашнего
треугольника, все больше и больше тяготевшие друг к другу, стали в конце
концов закадычными друзьями и часто засиживались далеко за полночь, играя в
карты по высоким, хоть и условным, ставкам. Спустя несколько лет Принц
Генрих достал тетрадку, где они записывали выигрыши, и полуулыбаясь,
полусерьезно сказал Кармен, что она должна ему сумму, равную всему ее
состоянию. Как раз тогда власть в штате перешла в руки коммунистов, о чем
мечтал в свое время Камоинш да Гама, и акции Принца Генриха выросли
параллельно с акциями нового правительства. Используя свои связи в кочинском
порту, он выдвинул свою кандидатуру и с триумфом прошел в законодательное
собрание штата фактически без всякой избирательной кампании. В тот самый
вечер, когда он сообщил ей о своей новой должности, Кармен, взволнованная
известием, вернула все свое потерянное состояние до последней рупии в
покерном марафоне, кульминацией которого стал ее заключительный колоссальный
выигрыш. Принц Генрих не раз говорил Кармен, что причиной ее неудач является
неспособность вовремя свернуть игру, но на этот раз именно он был завлечен
ею в ловушку; имея на руках четыре дамы, он взвинтил ставку до
головокружительных высот, и, когда наконец она продемонстрировала ему своих
четырех королей, он понял, что на протяжении всех этих проигрышных лет она
тайком училась шулерскому искусству и что он пал жертвой самой
продолжительной жульнической комбинации за всю историю карточных игр. Вновь
сделавшись бедняком, он зааплодировал ловкости ее рук.
проигрывают, - сказала она ему дружелюбно. Принц Генрих встал из-за
карточного стола, поцеловал ее в макушку и с той поры посвятил всю свою
деятельность, как во властных структурах, так и вне их, претворению в жизнь
партийной образовательной программы, ибо только образование может помочь
бедным опровергнуть вердикт Кармен да Гамы. И когда уровень грамотности в
новообразованном штате Керала стал наивысшим в Индии - Принц Генрих сам
зарекомендовал себя толковым учеником, - Кармен да Гама принялась издавать
ежедневную газету, рассчитанную на широкие массы: на рыбаков в приморских
деревушках, на рисоводов в селениях у заросших гиацинтами заводей. Она
обнаружила в себе подлинный талант к практическому руководству, и газета
приобрела огромную популярность в бедных слоях, к великому неудовольствию
Принца Генриха, потому что, держась вроде бы нормальной левой линии, издание
тем не менее уводило людей от партии, и когда в штате взяла верх
антикоммунистическая коалиция, Принц Генрих возложил за это вину на хитрый,
змеиный листок Кармен не в меньшей степени, чем на политику центрального
правительства.
достоянием прошлого) отправился в Пряные горы в процветающий слоновий
заповедник, куратором которого он сделался, - и там пропал. Услышав об этом
в свой семидесятый день рождения, Кармен впала в истерику. Заголовки ее
газеты, выросшие до гигантских размеров, кричали о грязной игре. Но
доказательств не было; тело Принца Генриха так и не нашли, и спустя
положенное время дело закрыли. Исчезновение человека, ставшего ее ближайшим
другом и дружелюбнейшим противником, подкосило Кармен, и однажды ночью ей
приснилось, что она стоит у озера, окруженного лесистыми холмами, и Принц
Генрих манит ее к себе, сидя на диком слоне. "Никто меня не убивал, - сказал
он ей. - Просто пора было сворачивать игру". Наутро Айриш и Кармен в
последний раз сидели в своем саду на острове, и Кармен пересказала мужу сон.
Поняв его смысл, Айриш опустил голову и не поднимал до той поры, пока не
услышал, как разбилась, выпав из безжизненных рук жены, чайная чашка.
x x x
двоюродного дедушку Айриша, когда он приехал с чучелом собаки и разбитым
сердцем, в какое смятение повергла она его ослабевший дух. Как после
отшельничества на острове Кабрал воспринял он ежедневное столпотворение chez
nous********, мощное "я" Ауроры, ее творческие запои, когда она скрывалась
от нас на несколько дней кряду и выходила потом из мастерской сама не своя
от истощения и усталости; моих трех сумасшедших сестер, Васко Миранду,
нечистую на руку мисс Джайю, одноногого Ламбаджана с его Тотой, Дилли Ормуз
с ее близорукой чувственностью? Как он воспринял меня?
охотников до сенсаций, моделей, ассистентов, любовниц, голых натурщиц,
фотографов, упаковщиков, торговцев драгоценностями, продавцов кистей и
красок, американцев, бездельников, наркоманов, профессоров, журналистов,
знаменитостей и критиков, плюс бесконечные разговоры о "проблематичном
Западе", о "мифе аутентичности", о "логике сновидения", о "томности" в
обрисовке фигур Амантой Шер-Гил, об "экзальтации" и "инакомыслии" в работах
Б. Б. Мукерджи, о "подражательном прогрессивизме" Соузы, о "кардинальной
роли магического образа", о "притче", о соотношении "жеста" и "выявленного
мотива", не говоря уже о жарких дискуссиях на темы "сколько", "кому",
"персональная", "групповая", "в Нью-Йорке", "в Лондоне", плюс прибывающие и
отбывающие вереницы картин, картин, картин... Ибо создавалось впечатление,
что каждому художнику страны непременно нужно было совершить паломничество к
дому Ауроры, чтобы показать свои работы и испросить ее благословения, -
каковое дала она одному бывшему банкиру с его красочной "Тайной вечерей" в
индийском стиле и в каковом, фыркнув, отказала одному бездарному
саморекламщику из Нью-Дели, после чего пригласила его красивую
жену-танцовщицу, с которой он приехал, на свой анти-ганапатийский ритуал и
оставила художника наедине с его чудовищными полотнами... Не оказалась ли
эта яркая избыточность слишком уж избыточной для бедного старика Айриша?
Если так, то не подтверждается ли этим наше предположение, что рай для
одного может быть адом для другого?
смело сказать, что двоюродный дедушка Айриш нашел в "Элефанте" не просто
убежище. К своему и всеобщему изумлению он нашел там позднюю, нежную дружбу.
Не любовь, пожалуй. Но все же "нечто". "Нечто", которое намного, намного
лучше, чем "ничто", даже на склоне наших не слишком удавшихся лет.
Ауроры, зарабатывали на жизнь другими профессиями и назывались у нас дома -
перечислю лишь некоторых - Врач, Гинеколог, Радиолог, Журналист, Профессор,
Сарангист*********, Драматург, Типограф, Музейщик, Джазист, Адвокат и
Бухгалтер. Последний в этом списке - художник, который, несомненно, стал
истинным творческим наследником Ауроры, - как раз и пригрел Айриша; тогда
этому патлатому типу было лет сорок, и из-под его огромных очков со
стеклами, размерами и формой напоминавшими два портативных телевизора,
смотрели глаза столь невинные, что вы мигом начинали подозревать неладное.
Понадобилось всего несколько недель, чтобы они с моим двоюродным дедушкой
близко подружились. В тот год, который стал последним в его жизни, Айриш
постоянно позировал Бухгалтеру и, думаю, стал его любовником. Картины теперь
можно видеть в музеях, в первую очередь вспоминается необычайное полотно "Не
всегда имеем, что желаем", 114x114 см, холст, масло, где показана людная
бомбейская улица - возможно, Мухаммад-Али-роуд, - на которую с балкона
второго этажа смотрит обнаженный Айриш да Гама, написанный в полный рост,
стройный, как юный бог, но в каждой черточке своей фигуры несущий
неисполненные, неисполнимые, невыраженные, невыразимые чаяния преклонного
возраста. У ног его сидит старый бульдог; и - не знаю, возможно, мне просто
чудится, что там, внизу, в толпе - да, да! - две крохотные фигурки на слоне
с намалеванной у него на боку рекламой "Вимто" - может ли это быть? - да,
несомненно, они! - Принц Генрих-мореплаватель и Кармен да Гама, машущие
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия
Конан-Дойль Артур
Гуревич Георгий
Роллинс Джеймс
Афанасьев Роман