Она укладывала в чемодан вещи отца, книги, бритвенный прибор, семейную
фотографию.
откладывая часть из них в сторону. Улучив удобную минутку, Володя шепнул
Никифору Семеновичу:
высказывайся, в чем дело?
все дни. А тут еще убежать грозился.
ходил - значит, стрелять научусь скоро - это два.
полтора, раз еще только обещаешь научиться, - отвечал отец. - А главное,
тебе там делать нечего. Ты дома тут больше пригодишься, я так считаю. За
хозяина станешь. Мужчина!
прибавила: - Полтора моряка.
Володя пошел открывать. Он вернулся тотчас же в залу, еще из передней
крича:
сразу запахло на всю квартиру рыбой и табаком, присев на диван, неспешно
беседовал с Никифором Семеновичем, Володя в уголке тихонько разговаривал со
своим старым приятелем:
Совинформбюро.
обведу, покажу. Ну, как у вас там, в Старом Карантине?
маскировка понаделана, так fie узнаешь теперь...
значит, обратно подаешься? В военный флот? По молодой своей привычке...
Четырнадцать лет прошло, как демобилизовался. Я сразу заявление подал,
чтобы идти добровольно, да в порту дела задержали. Никак не отпускали. Ну,
уж сегодня я всем заявил, что больше дня не останусь тут. "Давайте, говорю,
отпускайте, как хотите". Отпустили, Имею про себя думку: попрошусь на свой
миноносец. - Он наклонился к Гриценко, заговорил тихо: - Иван Захарович, по
родству, по дружбе, пригляди тут... Поручаю тебе моих - все семейство. Имею
на тебя надежду.
- так не бросим, в случае чего.
Прыткий больно. Ты уж тут твердой рукой...
Отец держался браво, был он уже по-военному подтянут; во всей его повадке
снова проступила та лихая молодцеватость, которая свойственна военным
морякам. Он поглядывал то на дочь, то на сына, улыбался с некоторым
смущением, как человек, который чувствует себя в центре внимания, рад
этому, но в то же время стесняется, что доставил людям столько хлопот и
волнений. Он старался отвести взор от бледного, неподвижного лица жены, но
все время чувствовал на себе неотрывный взгляд ее глубоко запавших за день,
остановившихся глаз.
дядя Гриценко, тряся руку Никифору Семеновичу. - Ни пуха тебе, ни пера,
завтрашний адмирал!
тебе выйдет старое вспомнить. Еще до генерала дойдешь, - отшутился Никифор
Семенович и, показав глазами на своих, добавил тихо: - Уговор ваш насчет
моих не забудь!
шутковать... Ты про меня как сейчас сказал? Бывший пулеметчик? Что ж, было
дело; приходилось и в германскую и в гражданскую. В случае чего, если и до
меня черед дойдет, мой год выйдет, возражений не имею - я строчить из
"максима" не разучился. За первого номера хоть зараз сойду.
вагонам, словно провожающие хотели схватить поручни вагона и удержать поезд
хоть еще немного у вокзала.
порывисто поцеловал жену, осторожно снял ее руки со своего плеча. Потом он
звонко расцеловался с Валентиной, нагнулся, поймал Володину ладонь, крепко
стиснул ее, а другой обхватил сына, потянул к себе, почти приподнимая - и у
Володи, который привстал на цыпочки, на мгновение из-под ног ушел перрон.
сливяной настойки, которой мать угостила отца на прощание. Володя успел
шепнуть:
скулђж, и Бобик запрыгал между Никифором Семеновичем и Володей, взлетая
всеми четырьмя лапами в воздух.
морская душа! Почуял, что я в рейс ухожу. Ну, ясно, как же без него
можно?.. Возьми-ка его, Вова, на руки да держи покрепче, не то, гляди, за
мной увяжется, угодит под поезд.
ведь я его заперла, - сказала мать.
издали отставших. Никифор Семенович еще раз быстро поцеловал жену и вскочил
на подножку вагона. Бобик, увидев это, стал рваться из рук подхватившего
его Володи.
скулившего Бобика. Он даже не смог помахать рукой вслед поезду, который
уносил на войну отца. Сразу на перроне стало тихо и зияюще пусто. Вот поезд
ушел, открыв вторые пути и далекие привокзальные виды, словно обнажилась
вся боль разлуки. Кто-то позади плакал причитая. Евдокия Тимофеевна
медленно повела рукой по лицу, сгоняя прокравшуюся слезу.
затихшего и все оборачивающегося в сторону ушедшего поезда Бобика. Выйдя из
вокзала, Володя поставил собаку на лапы:
из орудия подожгли, бензин у него загорелся в воздухе, так он взял самолет
на фашистов... И сам с ними взорвался... Вот до чего их ненавидел! А
молодой, наверное. Мог бы, поди, с парашютом соскочить, а не захотел. На
смерть решился. Фамилию вот не разобрала, капитан какой-то - Поспелов,
кажется...
кончила. Он сейчас же помчался на улицу Ленина, где расклеивались ежедневно
сообщения Совинформбюро. И там он, мусоля от волнения карандаш, отчего на
губе у него образовалась темная полоска, переписал в свой дневник:
вражеской зенитки попал в бензиновый бак его самолета. Бесстрашный командир
направил охваченный пламенем самолет на скопление автомашин и бензиновых
цистерн противника. Десятки германских машин и цистерн взорвались вместе с
самолетом героя".
чернилами.
уверен!
лицо.
пионеры помогали семьям фронтовиков, спросил: