Ему стало не по себе.
Эрни. - Я уже не помню, как это случилось, настолько был расстроен. Должно
быть, когда грузил ее на платформу. Сначала я ничего не заметил, а
вечером... Дэннис, что с тобой?
постарался придать своему лицу выражение более или менее заинтересованного
любопытства.., и все-таки в глазах Эрни что-то заплясало с новой силой.
Он предназначен только для того, чтобы я не забывал, что мне можно
поднимать, а что - нельзя.
сказал он.
интерпретировано как удивление, - вместо него он засунул обе ладони под
верхний матрац постели. При виде пояса для спины, так похожего на бандаж
Лебэя, он почувствовал, что его руки покрылись гусиной кожей.
льдом. В черную воду, в глубине которой продолжался веселый танец, похожий
на извивание и кружение утонувшего человека.
останусь здесь на всю ночь?
серьезно, то спасибо, друг. Без тебя у меня был бы довольно мрачный день.
идея. Он постучал пальцем по гипсу на ноге.
ящике ночного столика. Усмехнувшись, Эрни склонился над гипсовым слепком,
который держался на подвесе в ногах постели, нашел свободное место между
десятками имен и лозунгов, а потом написал: "Дэннису Гилдеру, самому
большому благодетелю в мире от Эрни Каннингейма".
обаяние, чтобы упросить ее опустить ногу, на гипсе которой только что
расписался Эрни. На гипсе правой ноги Эрни расписался в тот день, когда
Дэннис очнулся в больнице, - и старая роспись не стерлась - Дэннис тоже
солгал, - просто гипс немного съехал в сторону, отчего его должны были
поменять через несколько дней.
немало усилий, Дэннис с помощью сиделки сумел расположить обе свои ноги так,
чтобы можно было сличить обе подписи. Хриплым голосом, который показался
чужим ему самому, спросил у сиделки:
но не на гипсовых слепках. Это шутка?
горлу. - Это шутка. - Он еще раз посмотрел на две подписи Эрни Каннингейма.
30/ ШАТУН УЭЛЧ
Питсбурге выступал Джексон Браун. Концерт закончился в одиннадцать сорок, а
в начале второго часа ночи со стоянки возле концертного зала отъехала
машина, водитель которой согласился взять с собой Шатуна Уэлча. Возвращаясь
в Либертивилл, тот с удовольствием думал о тридцати долларах мелочью,
оказавшихся у него в карманах после удачно проведенного вечера.
заправочной станции Ванденберга. У Бадди Реппертона был автомобиль, и Шатун
надеялся на то, что Бадди подвезет его к самому дому, который находился в
Кингсфилд-Пайк. И у Бадди могла быть бутылка.
когда он проходил мимо фонарных столбов, Уэлч без остановки прошагал почти
четверть мили, а потом увидел машину, стоявшую у обочины дороги. Струйки
дыма вырывались из сдвоенных выхлопных труб и медленно растворялись в
темноте, относимые в сторону слабым ветром. Сверкающая хромированная решетка
с двумя оранжевыми передними огнями была похожа на рот ухмыляющегося идиота.
Шатун узнал машину. Это был двухтонный "плимут". Освещенный ночной
иллюминацией, тянувшейся вдоль шоссе, двухтонник казался сделанным из
слоновой кости и залитым кровью. Это была Кристина.
испугался, по крайней мере в тот момент. Перед ним не могла быть Кристина,
это было невозможно - они пробили дюжину дыр в радиаторе машины,
принадлежавшей Прыщавой Роже, вылили в карбюратор почти полбутылки
"Техасского драйвера", и Шатун сам помогал Бадди, когда тот высыпал
пятифунтовую пачку сахара в горловину бензобака. И это было только начало.
Бадди проявил немало яростной изобретательности, разрушая машину Прыщавой
Рожи; в тот день Шатуну было и весело, и немного не по себе. Как-никак
машина была выведена из строя месяцев на шесть, если не навсегда. Поэтому
перед ним не могла быть Кристина. Перед ним была какая-нибудь другая "фурия"
58-го года.
развеивавшиеся в морозном воздухе.
рулем - если вообще кто-нибудь там находился; она стояла как раз под
фонарным столбом, и внутри все было скрыто густой черной тенью.
Кеннеди-драйв, напоминавшее гладь реки в предутренние часы. Справа был
магазин фотопринадлежностей, над ним горела неоновая вывеска: КОДАК.
ходу.
прохрипел:
Двигатель вхолостую расходовал высокооктановое топливо.
колотилось почти в самом горле. Он снова оглянулся на шоссе; должен был
появиться какой-нибудь автомобиль, Кеннеди-драйв не могло быть совершенно
пустым даже в половине второго ночи, так? Однако на дороге не было ни одной
машины.
светом. Взвизгнув резиновыми покрышками, "фурия" рванулась в его сторону.
Она ринулась с места с такой силой, что перед прижался к земле, как у
собаки, готовящейся к прыжку - как у собаки или у волка. Левое переднее
колесо взлетело на тротуар, подрезало угол, задние занесло навстречу Уэлчу,
и вместе с раздавшимся металлическим скрежетом из-под днища посыпались
искры.
левую икру и вырвала кусок мяса. Теплая влага хлынула вниз по ноге и потекла
в ботинок. Почувствовав тепло крови. Шатун почему-то понял, как холодна была
ночь.
и тот же скрежет металла, раздираемого цементной поверхностью дороги. Уэлч
обернулся. Кристина мчалась по водосточному желобу. Когда она пронеслась
мимо, он увидел. Увидел.
Кеннеди-драйв, торопясь пересечь его. На той стороне была аллея между мойкой
и автомагазином. Слишком узкая для автомобиля.
звенела никелевая мелочь.
сторону, упал, поднялся и вновь побежал вперед. Он бежал, настигаемый этим
воем, как собственной тенью, падавшей на дорогу, когда - всего несколько
минут назад - проходил мимо фонарных столбов.
вильнула вместе с ним, как будто прочитала его отчаянную мысль. Не сбавив
скорости, "плимут" сшиб его передним краем капота, размозжил спину и
отбросил на тридцать футов в сторону, к кирпичному парапету автомагазина.
оставив на кирпичах размазанные кляксы крови. Утром их фотографии появилось
на первой странице "Либертивилл джорнэл стэндард".