Чтение 44–й страницы книги ~Андерграунд, или Герой нашего времени~

Я встал и кивнул:

С Я.

Непонятно почему, все опять дружно захохотали. Или мой интелли-
гентскоРбомжовый полуседой облик так не соответствовал (в их представле-
нии) дерзкому убийству прямо на улице?.. Я не успел почувствовать холод-
ка страха. МенЯ прикрыла новаЯ волна хохота. СледующаЯ записка, которую
капитан развернул, сообщала, что убитого частенько видели вдвоем с Дуда-
евым.

Подошел ближе к их палаткам. Я даже не знал, работал ли убитый в од-
ной из них или, возможно, поставлял им товар. Я просто постоял. Посмот-
рел. Они занимались продажей, веселым вечным своим трудом. Глядели дру-
желюбно...

Как поединок. Я защищал. Не те малые деньги, которые он отнял (совсем
мало) С Я защищал ТяУ. Он бы ушел, отнявший и довольный собой, а Я после
пережитой униженности не находил бы себе места: Я бы болел! Уже на дру-
гой день, уже с утра, нервный и озлобленный (на самого себя), Я бегал бы
возле их палаток, ища там ссоры (потому что Я даже лица его в столь
поздний час не запомнил; один как другой). Представил себе пустое и пос-
тыдное утро, этот стон зубной боли: ТНннРнРыы!..У С Бегал бы, крутилсЯ
бы возле палаток в злой беспомощности С в невозможности найти обобравше-
го менЯ среди полусотни торгующих его соплеменников.

На той ночной полутемной скамейке (фонарь светил с одной
стороны) он мелкими глотками пил водку. Он велел мне
вывернуть карманы. А Я его спросил:

С Зачем тебе деньги? так мало денег С зачем?

Он хмыкнул:

С Приду С бабе скажу. Мол, пугнул одного, он сразу мне отдал.

Я промолчал.

С Ей нравится, когда Я говорю Тпугнул инженераУ, С она смеется.

С Ну и что?

С А ничего. Она засмеется, а когда она смеется, мне хочетсЯ ей лишнюю
палку кинуть.

Он сказал инженера, что значило в обиходе С бедного, значило не умею-
щего жить. Он не знал, что вновь (второй раз за этот день) больно попал
в мое бесправное прошлое. Его ошибка. Засветил, образно говоря, еще один
фонарь. Плевать, что длЯ какойРто его бабы Я С инженер, плевать, что она
засмеется. Ведь вовсе не из жалкости и не из страха Я вывернул карманы,
а от неожиданности. Я всего лишь уступил неожиданному нажиму. (Он не мог
в такое поверить.) А ведь Я вполне мог отдать и уйти с вывернутыми кар-
манами. Я ушел бы. Рефлектирующий человек. Просто человек. И не стал бы
изРза такой мелочи, как деньги (да еще такие плевые деньги!), связы-
ватьсЯ с ним и выяснять отношения. Если бы не мое ТяУ.

Теперь Я стоял возле их палаток.

С Ну, что отец? С они заговорили со мной. С Купить чтоРто хочешь, а
денег маловато?.. Верно говорю?

С Верно.

Мы засмеялись С и они, и Я. Но смех этот был совсем иного рода, без
насмешки. Мы смеялись, потому что сама жизнь смешна, а не Я, не они и не
ктоРто другой или третий. (СмешнаЯ жизнь без денег.) Но длЯ менЯ разго-
вор значил. Мое ТяУ сурово подталкивало менЯ к ним ближе С не давало
увильнуть ни даже просто обойти их, торгующих, сторонним шагом. Стой. Ты
честен перед ними. Стой и держи взгляд.

С Как торговля? С спросил Я. (Беседуем.)

С Да так, отец. Помаленьку!

Сбоку, более пожилой, стоявший с лотком хурмы, воскликнул:

С Ни то, ни се. СэмьРвосэмь!..

Засмеялись. Заговорили, что осень хороша, да жаль, кончается. Ночи
прохладны... А тот, что сбоку, пожилой кавказец протянул мне здоровенный
и роскошный плод хурмы. Угостил. Я чуть не сбилсЯ на виноватость С начал
было преувеличенно благодарить, улыбаться, но остановился. Стоп. (Я не
виновен.) Я только чуть подбросил в руке золотой плод, подбросил С пой-
мал, тем самым вполне оценив взятое: благодарю!..

В пустой квартире Конобеевых Я позволяю себе подумать о чае (и чтоб
вкус крепкой заварки). К сладкому чаю чтоРнибудь на прикус, можно черный
солоноватый сухарик. На полке у менЯ большаЯ (обувная) коробка, полнаЯ
черных сухарей к чаю и про запас. Они аккуратные, величиной со спичечный
коробок С коричневые, ровно подгорелые кубики.

В помощь срабатывает то расслабляющее (и одновременно испытывающее
нас) полуголодное терпение, с которым впадаешь в вид спячки. Притих.
Экономлю движения. Жду чай... њто случилось, то случилось. Я сожалею:
мне жаль. Мне ведь и точно жаль, что Я убил его, этого случайного чело-
века (дорого с него взял за попытку ограблениЯ С за попытку унизить ме-
ня, это точнее). Жаль и сожалею, но вот раскаяния... нет.

Словно бы под водой, под толщью морской воды, нечто от глаз скрытое
(заскучавшаЯ совесть? притихшее ТяУ) ползет по дну, как тихоходный краб.
Медленные, переступающие по песчаному грунту движения... Кто, собствен-
но, спросит с менЯ С вот в чем вопрос. Бог?.. Нет и нет. Бог не спросит.
Я не так воспитан. Я узнал о нем поздно, запоздало, Я признаю его вели-
чие, его громадность, Я даже могу сколькоРто боятьсЯ Бога в темные мои
минуты, но... отчетности перед ним как таковой нет. Не верю в отчет. Но
уж тем более никакой отчетности перед людьми и их суетой. њто люди длЯ
отдельного, как Я, человека?!. њто мне их нажива и само обустройство их
жизни С их же и проблемы.

Я вдруг рассмеялсЯ логике: представилось логичным, что, как у хороше-
го школьника, единственнаЯ длЯ менЯ ценность (котораЯ и сейчас в цене) С
известна. Единственный коллективный судья, перед кем Я (иногда) испыты-
ваю по вечерам потребность в высоком отчете С это как раз то самое, чем
была занята моЯ голова чуть ли не двадцать пять лет С РусскаЯ литерату-
ра, не сами даже тексты, не их породистость, а их именно что высокий
отзвук. Понятно, что и сама литература косвенно повязана с Богом, мысль
прозрачна. Но понятно и то, что косвенно, как через инстанцию, отчет не
дают. Литература С не требник же на каждый день...

Так Я рассуждал, вернувшись с милицейского опроса в той телевизионной
комнате. (Дело Явно закрывают. Финиш.)

Освободившись от треволнений ментов и суеты людей (от одной из навя-
занных ими забот) и став душой легче, Я сделалсЯ в меру философичен С
варил овсянку, готовил ужин. Покой ощущался. Покой в руках С вот где был
главный теперь покой. Люблю свои руки! Взаимоугадывание чутких движений
и лад С обе руки сделались легко согласованны, чуть обмякшие, огрузлые
от непотраченной силы. Было удачей, что Я столкнулсЯ с грабителями в
этот помеченный рефлексией день С в этот же вечер.

Поел, прибрал (был у Конобеевых) и вовремЯ вспомнил, что сейчас ка-
койРто популярный ТВРфильм, народ жаждет, а значит, полный вперед и про-
верь! С и вот уже иду, руки в карманы. И сразу на этаж, в квартиру Собо-
левых, где и обнаружил людей. Двоих, это обычно. Тати не жнут, а погоды
ждут. Приход их не был ограблением С попыткой. В коридорах общаги как
раз опустело, признак мыльного фильма, час этак одиннадцатый. У дверей Я
уже поигрывал ключами в кармане. А из замочной скважины Соболевых струи-
лась толика света. Ого! Возможно, Я сам забыл и там горит, нагорает со
вчерашнего вечера (плохо!). Но, конечно, сердце тукнуло об опасности.
Открыл С быстро вошел. Двое. Оба сидели в креслах, пауза.

Мрачные, чуть встревоженные хари: возможна разборка.

С Мужики. Надо уходить, С обратилсЯ Я. Просто и без нажима, как к
своим, а голос бодр: С По телевизору, говорят, фильм хороший! По домам
пора...

Могли пригрозить, приставив пистолет С газовый; у ближнего ко мне
(торчком заткнут в кармане). Могли затолкать менЯ на кухню. Запереть в