мрачно заявил мне:
все уже разошлись.
Пробудись и пойдем со мной.
и покачиваясь. Вдруг он поднял голову и продекламировал в ночь:
ГЛАВА 29
расспрашивал о людях, с которыми мне довелось встретиться, и о том,
разговаривал ли я с ними. Когда мать попыталась выразить слабый протест
против такого обилия вопросов, отец заставил ее замолчать словами:
нагруженные дроги, ни разу не ослабив постромки, доставил ему большое
удовольствие.
лошади породы марло - крепкие, никогда не подведут.
на столе.
умелых рук...
ощущение силы, которой лошади, таща свой тяжелый груз, казалось, делились со
мной, - эта сила так и вливалась в меня через поводья.
сказал отец, но я этого не находил.
хорошо править упряжкой - большое дело".
меня недоступна. После возвращения из больницы я говорил о верховой езде
так, как будто через какие-нибудь несколько недель я уже буду носиться на
норовистом скакуне. Отец не любил разговоров на эту тему. Он всегда упорно
отмалчивался, когда я просил посадить меня на лошадь, но наконец
почувствовал необходимость объясниться начистоту. Он сказал, что я никогда
не смогу ездить верхом, - во всяком случае, до тех пор, пока не стану
взрослым и не научусь ходить без костылей.
придавая большое значение тому, чтобы я его понял как следует:
рысь, то тяжесть тела переносишь на стремена. Парню со здоровыми ногами это
нетрудно... У него, разумеется, должно быть чувство равновесия. Он сливается
с лошадью как бы в одно целое. Но ты не можешь сжать ногами бока лошади,
Алан. С твоими ногами ты можешь добраться куда нужно, но для верховой езды
они не годятся. Так что брось думать об этом. Мне хотелось, чтобы ты умел
ездить верхом, и маме - тоже. Но, видно, не судьба... Так часто бывает:
человеку хочется сделать и то и другое, но он не может. Я хотел бы стать
таким, как ты, но не могу, а ты хочешь ездить верхом, как я, но не можешь.
Вот нам обоим и не повезло.
что он сам верит в свои слова. Всегда он бывал прав, а сейчас он впервые
ошибся.
удовольствием представлял себе, как счастлив будет отец, когда в один
прекрасный день я прогарцую мимо нашего дома на скакуне с круто изогнутой
шеей и лошадь будет грызть удила, чувствуя, как твердо я держу поводья.
был белый пони с длинным волнистым хвостом и быстрым ритмичным ходом. У него
были сильные, сухощавые ноги, и ступал он по земле, как будто стараясь не
обременять ее своим весом.
своих пони, но тем было далеко до Звездочки. Когда ребята скакали вперегонки
- а это бывало часто, - я с удовольствием смотрел, как Звездочка выходила
вперед, и восхищался ее резвостью.
со мной о своем пони: моя восторженность поощряла его к хвастовству.
соглашался.
водоему у дороги, за четверть мили от школы. Эта обязанность была ему в
тягость, так как из-за нее он не мог участвовать в играх на школьном дворе,
но его с детства приучили заботиться о своей лошади.
он охотно согласился.
посадил меня на спину пони с напутствием дать ему полную волю, и он сам
домчит меня до водоема и обратно, даже если я не дотронусь до поводьев.
заботясь о поводьях.
руками "плохую" ногу и засунул ступню в стремя до подъема так, чтобы ее вес
не обременял меня. То же самое я проделал с "хорошей" ногой, но она не была
так сильно парализована, и оказалось, что я могу даже слегка опираться на
нее.
мог дергать за поводья, но, когда Звездочка поворачивала голову, они
натягивались, и мне казалось, что я сам управляю ею.
Я думал, что буду чувствовать себя в седле уверенно и устойчиво, но ошибся.
От напряжения у меня начали болеть пальцы. Опасаясь упасть, я не смел
выпустить луку седла, откинуться и сесть посвободнее. Меня охватили стыд и
злость, - злость на свое бессильное тело.
посмотрел на ее шею, круто опускающуюся от луки седла, и, положив одну руку
на круп пони, откинулся назад, чтобы не смотреть в водоем.
поверхностью воды и, прижав уши, стал всматриваться в лужайку по ту сторону
водоема.
ясностью. Вот я совершенно самостоятельно еду на пони; вот так пони пьет
воду, вот какой у него на спине всадник, а вокруг никого нет; вот что значит
ездить верхом.
может удариться костыль, на грязь вокруг водоема, в которой костыль может
поскользнуться. Сейчас все это уже не страшно для меня. Когда я верхом на
пони, эти препятствия уже не существуют и нечего о них думать.
вызывающие одышку, твердая неровная земля - сейчас я думал о них отвлеченно
и спокойно, радуясь, что все это теперь не может привести меня хотя бы в
минутное отчаяние.
части его горла, чтобы почувствовать, как там, пульсируя, проходит вода,
которую он глотает. У него были крепкие мышцы и большое сердце. Я вдруг
ощутил страстную и отчаянную любовь к нему.
исчез. Я сжал руками луку седла и спокойно доехал до школы. Пони шагал подо
мной без малейшего усилия, без всякого напряжения, и мне казалось, что его
ноги - мои.
ГЛАВА 30
ее, потом отводил к Бобу, он помогал мне сесть верхом и ставил мои костыли у
стены школы.
думать все время о том, как бы не упасть. Я сидел свободнее и уже не так