мрачный у окна и курил. Из членов бюро, кроме Хохрякова, за столом сидели
Мизин, ассистент Никольцева Духанин и заместитель секретаря Гнедаш -
бледный, с тонкими, совершенно бесцветными губами. На заседаниях он всегда
сгибал и разгибал какую-нибудь проволочку или рвал лежавшую перед ним
бумажку на мелкие клочки.
красный, в сдвинутой на затылок кепке. На его присутствии, как комсорга
группы и кандидата партии, настоял Николай, хотя сам Левка этого совсем не
требовал.
ты эту канитель, ну и ходи, а я тут при чем?
стоит. Он, мол, хорошо знает профессорскую среду, всегда они чем-то
недовольны и на что-нибудь обижаются.
придя на собрание, Левка прошел мимо него, сел в угол и, не глядя ни на
кого, принялся листать журналы.
здороваясь за руку со всеми. - Ованесов задержал. Болтлив все-таки
невероятно. - Он посмотрел на окно. - Может, откроем? Денек сегодня - май
просто...
на спинку стула.
слушать.
очередные дела. Кто-то говорит, остальные слушают, что-то рисуют,
записывают; председатель время от времени постукивает карандашом по столу,
чтоб не шумели.
он говорил, как всегда, легко и свободно, весело оглядываясь по сторонам,
точно в кругу своих друзей. Вряд ли он может сообщить что-нибудь новое по
сравнению с тем, что он говорил на собрании. Пока еще никаких
окончательных решений не принято, еще все находится в подготовительной
стадии, в стадии переговоров. Тем не менее, поскольку бюро пожелало
выслушать его информацию, да и - чего греха таить! - в институте и так уже
слишком много говорят, он скажет то, что ему известно.
знают, что он крупный специалист, человек с большими знаниями, воспитавший
не одно поколение инженеров, и вряд ли найдется в институте кто-нибудь,
кто так ценил и уважал бы Константина Николаевича, как сам Чекмень...
нам раньше или позже придется столкнуться.
тридцать и не сорок лет, а целых семьдесят, если не больше, и, что там ни
говори, это, конечно, чувствуется. Сколько бы старик ни молодился, - а
этот грешок за ним есть, - ему все-таки трудновато. И незачем закрывать на
это глаза. Нет-нет да и напутает что-нибудь в плане, часто допускает
неточности в своей работе, не всегда умеет уловить потребности жизни. А
жизнь не стоит на месте, жизнь движется вперед.
Духанин, подняв голову. Он сидел рядом с Николаем и сосредоточенно чистил
бритвенным ножичком какое-то пятно на брюках.
не знает? Но согласитесь сами: знание предмета и умение руководить - вещи
все-таки различные. И если первого у Никольцева никто не отнимает - что
есть, то есть, - то второе у него - ну, скажем так - не всегда получается.
Короче, товарищи, чтоб вас не задерживать, я просто задам вам один вопрос:
имеем ли мы право взваливать на плечи одного, притом, мягко выражаясь,
пожилого, человека непосильное для него сейчас бремя, и не правильнее ли
будет от какой-то части этой нагрузки его освободить, переложив ее на
более молодые плечи?
трудно и тем и другим заниматься..."
его знакомил с ним.
Супруна. Чекмень ответил, что знает, вместе с ним воевал, что человек он
толковый, энергичный, напористый, дело знает. Потом задали еще несколько
малозначащих вопросов. Чекмень ответил. Мизин старательно все записывал;
он умудрился уже заполнить три тетрадные страницы и вопросительно
оглядывался, не задаст ли еще кто-нибудь вопроса. Духанин оторвался от
чистки своих брюк и спросил:
уж его прерогатива. Мне пока ничего не известно.
вставая. - Не можешь ли ты сказать, какие именно неточности и погрешности
допускает Никольцев в своих планах, и что ты имел в виду, когда говорил,
что он там чего-то не улавливает в жизни?
потребности жизни.
сегодняшнего дня об этом деле знает весь институт и не знает один только
Никольцев?
по-моему, достаточно ясно, а на первый... Видишь ли, если говорить уж
начистоту, то дело, конечно, не в этих погрешностях и неточностях в
планах. Дело в другом. - Он слегка поморщился, как это делают всегда,
когда говорят о том, о чем говорить не хочется. - Я знаю, что мне сейчас
скажут. Скажут, что студенты, мол, любят старика, что он пользуется у них
авторитетом и что нельзя, мол, его обижать, пусть уж дотягивает до конца.
Ведь ты об этом думал, Митясов?
и любовь - вещи, бесспорно, хорошие, но - давайте говорить прямо - важно
еще и другое. Важно, какими путями этой любви и авторитета добиваются. Мы
с вами, товарищи, не в игрушки сейчас играем. Мы заняты работой. И
нелегкой работой. Не за горами конец года. Через каких-нибудь два месяца,
даже меньше, - экзаменационная сессия. Одним словом, работы по горло,
успевай только. И особенно тебе, Митясов, это должно быть понятно.
Последнюю работу по химии еле-еле на тройку вытянул. Да и с "Основами
марксизма" могло быть получше.
хватает. Надо нажимать, нажимать вовсю. И вот это-то, к сожалению, не
всегда доходит до сознания нашего уважаемого Константина Николаевича.
Старик стал болтлив. К сожалению, это так. Говорят, болтливость - удел
всех стариков. Возможно. Но когда она начинает переходить определенные
границы, это, знаете ли, уже... - Чекмень развел руками, будто не находя
подходящего слова. - Ну, скажите мне сами: к чему эти бесконечные
паломничества к нему на квартиру? Сейчас, когда так дорога каждая минута.
К чему все это? - Чекмень недоумевающе пожал плечами. - Старик ищет
популярности у студентов. Ставит направо и налево четверки и пятерки,
либеральничает, затаскивает людей к себе, угощает чайком с печеньем.
Засоряет головы студентов всякой ерундой. А на это у нас нет ни времени,
ни охоты. Одним словом, товарищи, - Чекмень заговорил совсем серьезно, -
при всем уважении к профессору Никольцеву мы вынуждены сейчас отказаться
от его услуг как заведующего кафедрой. Как руководитель он сейчас не
годится. Это ясно. Нужен сейчас человек более энергичный, волевой,
напористый, скажем прямо - с перспективами на будущее, а не в прошлое. Мы
не собираемся отстранять его совсем, какие-то часы консультаций у него
останутся, но... - Чекмень опять развел руками. - Мне кажется, все
достаточно понятно.
посмотрел на часы. Он говорил недолго - минут семь-восемь, не больше.
бумаги и делал из них маленький холмик. Мизин все писал и писал протокол.
упомянул о паломничестве студентов к Никольцеву, он отложил журнал в
сторону, вытащил папиросу, закурил, потом стал грызть ноготь - первый
признак беспокойства.
старше.
негромко, сдержанно начал Левка, глядя поочередно то на Хохрякова, то на
Флинт Эрик
Орлов Алекс
Бажанов Олег
Посняков Андрей
Андреев Николай
Володихин Дмитрий