Чтение 44–й страницы книги ~Жестокость~

Однако мы сделать ничего не могли против несправедливости начальника.
Он был величествен и непреклонен в этот момент. Он был похож, наверно, на
Петра Великого во время Полтавской битвы. И усики его топорщились. Но ведь
битва-то уже кончилась. И не наш начальник ее провел.

Венька же как будто успокоился и спросил начальника:

- Разрешите, я тоже проеду вперед? Я вам сейчас не нужен?

- Не нужен, - сердито сказал начальник.

Я поехал за Венькой. Мы поравнялись с Баукиным и поехали рядом.

Баукин был мрачен и все время молчал. Потом звероватое лицо его вдруг
осветилось улыбкой, и он сказал нам:

- Вы, ребята, поехали бы как-нибудь отдельно. А то неловко выходит. Вы
не в форме. Могут подумать, что вы, как и мы... одним словом...
арестованные...

- Пусть подумают, - засмеялся Венька.

И это он в последний раз засмеялся.

22

В Дударях мы с Венькой проехали прямо в конюшни конного резерва
милиции, что стоял тогда на окраине города, в слободке, сдали лошадей и не
спеша, отдыхая, прогулочным шагом пошли в наше управление, подле которого
уже толпился народ, услышавший о поимке неуловимого Воронцова.

Всем это казалось невероятным. Уж сколько раз даже в губернской газете
объявляли, что он пойман, а потом оказывалось, что это только слухи. И вот
наконец он в самом деле взят и посажен в каменный сарай во дворе
уголовного розыска.

А рядом с сараем, с тыловой его стороны, выходящей в Богоявленский
переулок, на деревянном помосте лежат для всеобщего обозрения мертвые
соучастники Воронцова - Савелий Боков и Гавриил Кологривов. Вечером их
увезут в мертвецкую при больнице, в тот погреб под железной вывеской с
твердым знаком: "Для усопшихъ".

Остальные бандиты, взятые вместе с Воронцовым, заключены в обычном
арестном помещении при уголовном розыске.

Вечером же их переведут в городской домзак, как теперь называется
тюрьма в Дударях.

Все эти сведения мы с Венькой почерпнули из разговоров в толпе, пока
пробивались в уголовный розыск.

Пробиться было не так-то легко: народу все прибывало, как воды в
половодье.

В дежурке мы увидели Якова Узелкова. Он уже успел поговорить с
начальником и теперь хотел, чтобы его допустили взять интервью у
Воронцова.

- Начальник мне рекомендовал обратиться к тебе, - остановил он и даже
охватил руками Веньку. - Начальник так и сказал: "Обратитесь к моему
помощнику Малышеву". Меня больше всего интересует разговор с Воронцовым.
Это же необыкновенная сенсация! Говорят, тут какая-то романтическая
история. Замешана какая-то Грунька или Кланька. Жаль, что ее не привезли!
Словом, как говорили древние, шерше ля фам. Ты должен дать мне разрешение.
Я все это опишу...

- Иди ты! - вдруг обозлился Венька и вырвался из рук Узелкова.

- Вениамин! - проникновенно сказал Узелков. - Умоляю тебя, во имя всего
святого, разреши мне хотя бы пять минут поговорить с Воронцовым! Я умоляю
тебя от имени тысяч читателей! И кроме того, я полагаю, что именно сейчас
ты должен быть добрее. Начальник мне, между прочим, сообщил, что он тебя
представит к награде...

Венька сузил глаза.

- Возьмите с начальником себе эту награду. Она вам, может, больше
пригодится...

И мы зашли в секретно-оперативную часть.

Я сказал Веньке, что так, пожалуй, не надо было бы говорить о
начальнике, тем более в присутствии Узелкова. Он ведь сейчас же все
передаст.

- А мне все равно, - сказал Венька. - Я все равно больше не буду
работать в Дударях. Меня вызывают в губрозыск, вот я и уеду. Раньше не
хотел уезжать, а сейчас твердо решил: еду, если такое отношение...

Он вытаскивал из ящиков стола бумаги, быстро прочитывал и откладывал в
сторону или сразу разрывал и выбрасывал в корзину, стоявшую под столом.
Было похоже, что он в самом деле собирается сейчас же уезжать из Дударей и
хочет перед отъездом навести порядок.

В дверь постучали. Вошел Коля Соловьев и тоже сказал, что начальник
собирается представить Веньку к награде. И не только Веньку, но всю группу
сотрудников, участвовавших в операции.

- В какой операции? - спросил Венька.

- Ну, в этой вот, в какой мы сейчас были, - чуть смутился Коля.

- А где Лазарь Баукин?

- Начальник приказал его временно задержать, для проверки, - сказал
Коля. - И этих, которые с ним, тоже. "Потом, говорит, разберемся. Может,
удастся их подвести под амнистию..."

- И ты считаешь, это правильно?

- Что правильно?

- Что нас с тобой представить к награде, а Лазаря посадить для
проверки. Для какой проверки?

- Но начальник же говорит, что будем потом хлопотать за него и за
других, - опять смутился Коля. - Ты же все-таки помощник начальника, ты же
лучше меня знаешь, какой должен быть порядок.

- Порядок должен быть такой, чтобы людей уважали, когда они стараются
стать людьми, - сказал Венька. - Сначала оскорбить, а потом хлопотать!
Кому нужны такие хлопоты!

- Ты погоди, погоди, - взял Веньку за руку Коля Соловьев. - Мы же не
имеем права его сейчас отпустить. Он же у нас был под арестом и потом
убежал. Это же закон не позволяет...

- Закон не позволяет издеваться! - блеснул глазами Венька. - А Лазарь и
не просил его отпускать. Он сам хотел, чтобы все было по закону. "Пусть,
говорит, судят меня за то, в чем я был виноват". Но можно же все делать
по-человечески! Ведь Воронцова-то не мы взяли, а Баукин. За что же нам
награда?

- Это верно, - согласился Коля. - Я тоже так сообразил, что тут
какая-то неловкость. Можно даже так подумать, что начальник не в силах
забыть, как Баукин еще тогда, зимой, обозвал его боровом...

- Ну и что же? Обозвал и обозвал. А потом сделал дело. Мы бы еще
сколько ловили Воронцова! Да и вряд ли бы так просто поймали...

Венька вышел из комнаты секретно-оперативной части и пошел по коридору,
будто пол качается под ним. Я подумал, что это от усталости, оттого, что
он долго не спал.

В дежурке он спросил, не было ли ему письма.

- Что-то было, - сказал дежурный и посмотрел в толстую книгу. - Нет,
заказных не было, - захлопнул он книгу. - Может, простые были. Надо
спросить Витю...

У Веньки дрогнули губы. Он хотел что-то сказать и не сказал. Может, он
хотел обругать дежурного?

Пришел делопроизводитель Витя, отомкнул ящик своего стола, долго рылся
в нем, потом развел руками.

- Ничего нету.

- Может, нам домой письмо прислали, - предположил я. - Могли прислать
на домашний адрес...

- Могли, - как эхо, отозвался Венька.

И мы пошли домой, потому что дел на сегодня не было, да и едва ли мы
сумели бы сегодня еще работать, голодные и усталые. Начальник тоже уехал
домой обедать.

Дома, однако, не было письма. И хозяйки нашей не было. Она уехала по
ягоды, как сказала нам соседка. И никакой еды не оставила.

- Пойдем к Долгушину, - позвал я.

- Пойдем, - согласился Венька как-то уныло, безучастно.

- А может, ты сильно устал? Может, ты не хочешь идти?

- Нет, пойдем. Все равно, - сказал он. И опять меня слегка встревожил
его унылый вид.

Был уже вечер, когда мы переходили через базар, чтобы коротким путем
пройти в городской сад.

На базаре никого не было. Все ларьки и лавки давно закрылись. И только
у одного навеса стояли ночной сторож и молодой человек с валенками в
руках.

Мы узнали Сашу Егорова, паренька с маслозавода.

- Ты не уехал? - удивился Венька, и лицо его вдруг оживилось: это было
заметно и в сумерках.

- Нет, я завтра уезжаю.

- А валенки - это для чего в такую жару?

- Хотел продать. Тут один велел мне к нему зайти. Хотел, словом, у меня
их купить...

- У тебя что, на билет не хватает? - спросил Венька.

- Нет, на билет у меня хватает. Я просто так хотел продать валенки.
Зачем они мне сейчас? Я лучше племянникам гостинцы куплю.

- Ты погоди, - сказал Венька. - Не уезжай. На днях вместе поедем. И
гостинцы купим. Я тоже уезжаю.

Венька теперь словно хвастался тем, что уезжает.

Поговорив недолго с Сашей Егоровым, он будто почерпнул в этом разговоре
новую надежду и сказал мне, когда мы пошли дальше:

- А вдруг мне все-таки пришло письмо? Ведь почту и вечером подают.
Может, зайдем на минутку в управление?