Но о том, как Железнов подключился к замороженной английской агентуре,
как сумел связать с нею деятелей антифашистского подполья, как удавалось
иногда заставить ее работать на нас, я рассказывать не буду, хотя об этом
можно было бы написать целую книгу. Из числа тех, кто значился в списке, мы
не нашли троих; они не жили по адресам, указанным в картотеке Блейка.
Когда-то жили, но уехали. Соседи не знали куда. Возможно, бежали куда-нибудь
от войны: на запад или на восток, сказать было трудно.
По четырем адресам мы с Железновым так и не успели побывать:
неожиданный поворот событий помешал нам это сделать, - а после войны из этих
четырех человек нашли лишь одного "гиацинта".
К счастью, в нашу деятельность не вмешивались ни гестапо, ни Янковская.
Гестапо не лишало нас своего внимания. Я не сомневаюсь, что после появления
Польмана в Риге я все время находился под наблюдением, но, поскольку мною
было получено приказание передать немцам свою агентурную сеть и я после
этого принялся метаться по населенным пунктам Латвии, Польман должен был
думать, что я спешу удовлетворить его требование. Что касается Янковской,
то, после того как Гренер объявил об их помолвке, у нее прибавилось личных
дел. Удовлетворение безграничного честолюбия Гренера должно было стать
теперь и ее делом, и единственно, чего я мог опасаться, чтобы ей не пришла в
голову идея каким-нибудь радикальным способом избавиться от меня как от
лишнего свидетеля в ее жизни.
Поэтому, когда она появилась после нескольких дней отсутствия, я
встретил ее с некоторой опаской: кто знает, какая фантазия могла взбрести ей
в голову!
Она вошла и села на краешек стула. Я внимательно к ней присматривался.
Она была в узком, плотно облегавшем ее зеленом суконном костюме, ее шляпка с
петушиным пером была какой-то модификацией тирольской охотничьей шляпы. Она
медленно стянула с пальцев узкие желтые лайковые перчатки и протянула мне
руку.
- Прощайте, Август.
Она любила делать все шиворот-навыворот.
- Странная манера здороваться, - сказал я. - Мы не виделись три... нет,
уже четыре дня.
- Вы скоро совсем забудете меня, - сказала она без особого ломанья. -
Что я вам!
- Неужели, став госпожой Гренер, вы лишите меня своего внимания? -
спросил я, чуть-чуть ее поддразнивая. - Я не предполагал, что ваш супруг
способен полностью завладеть вашей особой.
- Не смейтесь, Август, - серьезно произнесла Янковская. - Очень скоро
нас разделит целый океан.
Я решил, что это - фигуральное выражение.
- Мы с Гренером уезжаем за океан, - опровергла она мое предположение. -
Мне жаль вас покидать, но...
Она находилась в состоянии меланхолической умиротворенности.
- Как так? - вполне искренне удивился я. - Как же это профессор Гренер
отказывается от участия в продвижении на Восток?
- Видите ли... - Она потупилась совсем так, как это делают
девочки-подростки, когда в их присутствии заходит разговор на смущающие их
темы. - Гренер внес свой вклад в дело национального возрождения Германии, -
неуверенно произнесла она. - Но, как всякий большой ученый, он должен
подумать и о своем месте в мире...
Ее речь была что-то очень туманна!
- Впрочем, лучше спросите его об этом сами, - сказала она. - Он заедет
сюда за мной, в конце концов мне теперь остается только сопутствовать ему...
Она выступала в новой роли.
Действительно, Гренер появился очень скоро. Полагаю, он просто боялся
оставлять надолго свою будущую жену наедине с Блейком, у которого с таким
трудом ее, как он думал, отнял. Ученый-генерал на этот раз произвел на меня
какое-то опереточное впечатление. Он порозовел и сделался еще длиннее,
движения его стали еще более механическими, он двигался точно на шарнирах;
вероятно, ему хотелось казаться и он казался себе моложе.
- Дорогой Август!
Он приветственно помахал мне рукой, подошел к Янковской, поцеловал ей
руку повыше ладони.
Мои гости пили чай так, что чем-то напоминали балетную пару, столь
согласованны и пластичны были их движения.
- Софья Викентьевна сообщила мне, что вы уезжаете, господин профессор,
- сказал я. - Мне не совсем только понятно, кто же теперь будет опекать
валькирий в их стремительном полете на Восток?
- Ах, милый Август! - сентиментально ответил Гренер. - Ветер истории
несет нас не туда, где нам приятнее, а где мы полезнее.
- Что ж, желаю вам счастья, - сказал я. - Как же это вас отпускают?
- Да, отпускают, - многозначительно заявил Гренер. - Я улечу в Испанию,
потом в Португалию и уже оттуда за океан.
- Мы получим там все, - подтвердила Янковская. - Нельзя увлекаться
сегодняшним днем. Предоставим войну юношам. Работу профессора Гренера нельзя
подвергать риску. За океаном у него будут лаборатории, больницы, животные...
- Но позвольте, - сказал я, - заокеанская держава находится с Германией
в состоянии войны!
- Не будьте мальчиком, - остановила меня Янковская. - Воюют солдаты,
для ученых не существует границ.
- И вас там примут? - спросил я.
- Меня там ждут, - ответил Гренер.
- Мы не знаем, как это еще будет оформлено, - добавила Янковская. -
Объявят ли профессора Гренера политическим эмигрантом или до окончания войны
вообще не будет известно о его появлении, но, по существу, вопрос этот
решен.
Я посмотрел на Гренера; во всем его облике было что-то не только
птичье, но и крысиное, взгляд его голубоватых бесцветных глаз был зорким и
плотоядным.
- Когда же вы собираетесь уезжать? - спросил я.
- Недели через две-три, - сказала Янковская. - Не позже.
- Но ведь перебраться не так просто, - заметил я. - Это ведь не уложить
чемодан: у профессора Гренера лаборатории, сотрудники, библиотека...
- Все предусмотрено, - самодовольно произнес Гренер. - За океаном я
получу целый институт. А что касается сотрудников, за ними дело не станет.
Но меня тревожил и другой вопрос, хотя он не имел прямого отношения к
моим делам.
- А что будет... с детьми?
Все последние дни меня не оставляла мысль о детях, находившихся на даче
Гренера.
- С какими детьми? - удивился было Гренер и тут же догадался: - Ах, с
детьми... О них позаботится наша гражданская администрация, - равнодушно
ответил он. - Они будут возвращены туда, откуда были взяты. В конце концов,
я не брал по отношению к ним никаких обязательств.
Я промолчал. Было вполне понятно, какая участь ждет этих детей.
- Может быть, вы еще передумаете и останетесь? - спросил я, хотя было
совершенно очевидно, что все уже твердо решено.
- Увы! - высокопарно, как он очень любил, ответил Гренер. - Муза
истории влечет меня за океан.
- Увы! - повторила за ним Янковская, хотя каждый из них вкладывал в это
междометие разное содержание. - Мы не принадлежим себе.
- Да, отныне вы будете полностью принадлежать заокеанской державе, -
сказал я. - Мне только непонятно, чем это будет способствовать величию
Германии.
Гренер пожал плечами.
- Наука не имеет границ... - Он посмотрел на часы и встал. - Моя
дорогая...
Янковская тоже поднялась.
- Идите! - небрежно приказала она будущему супругу. - Я вас сейчас
догоню!
Гренер церемонно со мной раскланялся, я проводил его до дверей.
- Так внезапно? - обратился я к Янковской, когда мы остались одни. -
Что это значит?
- Ах, Андрей Семенович, я загадывала иначе, - грустно ответила она. -
Увы! Я ведь знаю, как много вы работали в последнее время. Для кого, вы
думаете, старается Польман? Почему он вас щадил? Как только вы передадите
свою сеть, вас отправят обратно в Россию. А я - я устала уже рисковать...
Она протянула мне руку, и я задержал ее пальцы.
- Мы еще увидимся? - спросил я.
- Конечно!
- Вы у меня в долгу, - упрекнул я ее. - Вы не открыли мне всех тайн,
связанных с нашим знакомством.
- Вы их узнаете, - пообещала она. - Это еще не последний наш разговор.
Она задумчиво посмотрела на меня.
- Поцеловать вас?
Я покачал головой. Она вырвала свою руку из моей.
- Как хотите...
Она переступила порог и, не дав мне выйти на лестницу, резким толчком
захлопнула за собой дверь. Не успел я вернуться в столовую, как передо мной
появился Железнов.
- Что это все значит? - нетерпеливо спросил он.
- Очередная лирическая сцена, - пошутил я. - Госпожа Янковская в одной
из ролей своего репертуара!
- Марта сказала, что они уезжают?
- Совершенно верно, - подтвердил я. - Господина Гренера сманили за
океан жареным пирогом!
- Каким еще там пирогом? - с досадой отозвался Железнов. - Сейчас не
время шутить.
- А я не шучу. Повторяется старая история. Совесть можно продать лишь
Сертаков Виталий
Никитин Юрий
Лондон Джек
Роллинс Джеймс
Андреев Николай
Белов Вольф