Чтение 44–й страницы книги ~Ветка сакуры~

За пятой станцией остался шум сосновых лесов. За шестой исчезли всякие
следы растительности. Тропа, по словам японцев, пересекает здесь "границу
земли и неба". Но чем безжизненней становится склон, тем он многолюднее.
Попутчиков столько, что вполне можно обойтись и без проводника.

Между седьмой и восьмой станциями назначен ночлег. В приземистой хижине
из лавовых глыб постояльцу дают миску горячего риса, несколько ломтиков
соленой редьки, сырое яйцо, место на нарах, пару одеял.

С восьми вечера до часу ночи полагается спать. Но где там! Ощущение
такое, будто ты улегся не в горном приюте на высоте 3300 метров, а на
перроне вокзала или у дороги, по которой гонят гурты скота. Словно копыта,
цокают по камням сотни посохов, звякают бубенчики, привязанные к каждому из
них, чтобы путник не отстал в тумане. Ни на минуту не стихают топот,
свистки, крики лоточников. Как из вокзального громкоговорителя доносятся
голоса проводников, перекликающихся с помощью карманных раций.

Давно стемнело, а люди все идут и идут. Поистине армия на марше через
перевал.

Пора двигаться дальше. Вклиниваюсь в строй, и в глазах начинает рябить
от пляшущих по камням лучей карманных фонариков. Лучше уж смотреть не под
ноги, а по сторонам, тем более что зрелище того заслуживает. Ночное шествие
выглядит как сплошная вереница огней, которая начинается где-то у подножья
и, извиваясь зигзагами, уходит в немыслимую высь, к звездам.

Начинает светать. Прибавляю шагу: не пропустить бы восход! Однако общий
темп движения, наоборот, замедляется. Торопить впереди идущих бесполезно: им
некуда ступить. В предрассветных сумерках видно, что оставшийся отрезок
тропы сплошь забит людьми, которые движутся к вершине со скоростью очереди
за газетами.

Самое время присмотреться к попутчикам. Идут целые семьи со старыми и
малыми ("Ну что ты хнычешь! Осталось совсем немного. Помоги-ка лучше
бабушке. Видишь, она и то не жалуется!") Модно подстриженные девушки в
джинсах с бахромой несут гитару и проигрыватель с пластинками.

Нестройный хор седовласых мужчин юношески-задорно поет по-латыни
студенческую песню: врачи-однокурсники дали зарок совершить это восхождение
тридцать лет назад. Учитель рассказывает в мегафон колонне заспанных
школьников о природе вулканов. К словам его почтительно прислушивается
экскурсия крестьянок с Хоккайдо.

Для двух молодых пар восхождение на Фудзи заменяет свадебное
путешествие. ("Мы оба работаем в шахте, вот и решили: не все же лазать вниз,
надо хоть раз забраться и наверх. По крайней мере, будет что вспомнить и нам
и невестам...")

Пять миллионов экскурсантов приезжают каждый год к подножию Фудзи.
Четверть миллиона человек ежегодно совершают восхождение на вершину. В этом
пестром потоке совершенно теряются белые одежды пилигримов, бормочущих
старинные заклинания: "Да очистятся шесть чувств".

Здесь, как нигде, постигаешь меру народной любви к Фудзи. Здесь
убеждаешься, что восхищение ее красотой воплощает тот самый культ родной
природы, который сидит в душе японца прочнее всех религий.

Легко понять, какое смятение вызвала в стране весть, что безупречные
очертания горы -- излюбленный образ японского искусства -- находятся под
угрозой!

Гора-святыня, гора-символ разрушается. Даже издали, из окна экспресса
Токио -- Осака, на темном конусе Фудзи видна вертикальная белая полоса. Это
остатки снега на теневой стороне Большого провала, который глубоким,
трехкилометровым шрамом прорезает западный склон.

А уж взобравшись на Фудзи, можно обследовать ее рану почти вплотную.
Если пройти на запад по кольцевой тропе, опоясывающей гору на уровне пятой
станции, выше по склону видишь ущелье, похожее на разинутую пасть. Начинаясь
у вершины, у кромки кратера, оно постепенно расширяется до пятисот метров, а
перед чертой лесов сужается вновь, уходя оврагом вплоть до подножья.

Сравнение Фудзи с гигантским отвалом шлака можно отнести не только к
поверхности, но и к структуре этой вулканической горы. В японских летописях
упоминаются восемнадцать ее извержений, последние из которых произошли в
800-м, 864-м и, наконец, в 1707 году, когда даже удаленный на сто километров
Токио был засыпан слоем пепла в пятнадцать сантиметров толщиной.

Из этой же бурой пыли и пористых осколков, то есть грунтов рыхлых,
непрочных, и сложены склоны горы, если не считать нескольких окаменевших
лавовых потоков. Когда стоишь перед Большим провалом, кажется, что его дно
поминутно простреливают пулеметные очереди: то тут, то там взметаются
облачка вулканической пыли от падающих камней.

Оползни и обвалы учащаются весной, когда из-под снеговой шапки горы
сочатся талые воды, а также в пору осенних тайфунов, когда ливневые потоки
катят вниз глыбы застывшей лавы, загромождая ими речные долины у подножья.

Специалисты утверждают, что, если не принять срочных мер, Большой
провал вскоре прорежет кромку кратера. Процесс эрозии тогда резко усилится,
и через несколько десятилетий Фудзи станет похожа на половину зуба,
выщербленного огромным дуплом. О разрушении Фудзи заговорили даже в японском
парламенте. Это вызвало взрыв страстей от причитаний, что святыня
прогневалась на осквернивших ее людей, до самых неожиданных проектов
спасения горы.

Ученые, например, считают, что куда большим кощунством, чем толпы
экскурсантов, является спекуляция на народной любви к горе. Восемь страниц
телефонной книги занимают названия коммерческих фирм, начинающихся со слова
"Фудзи". Дельцы знают, что внутри страны такая марка рождает доверие, а на
мировом рынке служит олицетворением Японии. Ученые предложили взимать
специальный налог с корпораций, носящих имя священной горы, чтобы на эти
деньги вести борьбу с эрозией.

Странный путь? Но более реального нет. Споры выявили лишь неясность в
главном: кто же в Японии должен взять на себя это неотложное дело? Местные
власти? Но Большой провал как раз служит границей префектур Яманаси и
Сидзуока. Государство? Но оно, сколь ни парадоксально, является тут
ответчиком в многолетней тяжбе. Служители неба через суд пытаются доказать,
что национальная святыня Японии не является государственной собственностью,
а принадлежит находящемуся на горе храму.

Пока, однако, могу засвидетельствовать, что споры о завтрашнем дне
исчезающей горы лишь подхлестнули интерес к ней. Пусть альпинисты считают
Фудзи недостойной своего внимания. Километровая очередь у первой в стране
вершины -- это уже само по себе достопримечательность, которую не забудешь!

"Кому принадлежит святыня?"

Еще десять шагов. Еще пять. Вершина! Наконец-то удалось ступить ногой
на высшую точку Японских островов, чтобы увидеть оттуда восход над Страной
восходящего солнца.

Внизу в волнах розового света плавают горные цепи -- еще более
невесомые, чем гряды облаков над океаном. Все зыбко, все фантастично, как в
древней легенде о богатыре Изанаги, который сотворил Японию из вереницы
капель, сбежавших с его копья.

На высоте 3776 метров сами собой приходят возвышенные мысли. Но вот
совет: взобравшись на Фудзи, любуйтесь далями и не приглядывайтесь к самой
вершине, не смотрите себе под ноги. Согласен с японцами, что традиционное
паломничество делает человека чище. Но четверть миллиона восхождений в год
отнюдь не очищают саму святыню.

Вершина Фудзи похожа уже не столько на отвал шлака, сколько на свалку.
Повсюду разбросаны консервные банки, пестрые обертки, пустые бутылки.

Древнее заклинание паломников "Да очистятся шесть чувств"
перефразировано: "Да очистятся шесть троп к вершине". В конце каждого сезона
для уборки горы приходится вызывать воинские части. Кратер дремлющего
вулкана из года в год становится все мельче, обреченный на участь мусорной
ямы.

На гребне кратера как раз друг против друга расположились храм, похожий
на ярмарку, и купол метеостанции, похожий на храм. Храм обращен на север, к
японской земле, к полукружьям дуги окаменевших капель с копья Изанаги. Радар
метеостанции -- на юг, к тихоокеанским просторам.

И если служба погоды устремлена к небесам, то служителей храма волнуют
дела сугубо земные. Не следует думать, что они негодуют по поводу
осквернения святыни. Храм боится потерять возможность наживаться на
человеческом потоке, который делает Фудзи золотоносной горой, пусть даже она
при этом становится похожей на свалку.

Восхождение начинается покупкой посоха с бубенцами. За каждое выжженное
клеймо нужно доплачивать, так что в итоге он обходится владельцу в четыреста
иен. Если вспомнить, что на гору поднимаются двести пятьдесят тысяч человек
в год, уже одно это дает сто миллионов! На вершине храм бойко торгует
сувенирами, открытками, кока-колой по шестикратной цене. На станциях
путникам предлагают пиво ("Имейте в виду: чем выше, тем дороже").

Но, подсчитывая барыши, храм с растущим беспокойством оглядывается на
бурную активность туристских фирм. Чего только не предпринимают они, чтобы
вывернуть карманы экскурсантов еще у подножья! Возле автобусных остановок
выстроили целый городок аттракционов и макет Фудзи в одну тысячную
натуральной величины. Священная гора не любит показываться людям (из Токио,
например, она бывает видна в среднем лишь двадцать два дня в году). Те, кому
не повезло с погодой, могут сняться на фоне макета -- никто не отличит.

Ведущие фирмы соревнуются в строительстве платных автомобильных дорог
по нижней, более пологой части склона. Если следом появятся фуникулеры, храм
с его бизнесом окажется вытесненным на небеса.

Судебное дело на право владения вершиной Фудзи как раз и возбуждено
храмом с целью оградить себя от конкуренции священным правом частной
собственности (уповать на него, видимо, надежнее, чем на силу религиозных
чувств).

Окружной суд решил дело в пользу храма, оставив во владении государства
лишь один процент территории выше восьмой станции. Правительство, однако,
тут же обратилось в верховный суд, и, надо полагать, добьется своего. Ибо
вершина номер один, помимо всего прочего, имеет в наш век еще и военное