обстоятельства весьма убедительно говорят о том, что покойный покушался на
собственную жизнь, независимо от того, какие еще мысли могли у него быть.
И присяжные при расследовании дела пришли именно к такому выводу.
Пусть этот шарлатан-еврейчик сведет с ним счеты. Доктор Инглиш не
сомневался, что Московиц именно это и делает. Доктор Инглиш не сомневался,
что Московиц с удовольствием отыскивает каждую улику, которая
свидетельствует в пользу самоубийства, ибо это дает Московицу ту
возможность унизить доктора Инглиша, которую он жаждал заполучить с тех
пор, как доктор Инглиш, устраивая обед в честь окружного общества медиков,
не пригласил Московица. Доктор Инглиш полагал, что для этого есть весьма
веская причина: обед состоялся в загородном клубе, куда евреев не пускали,
а он вовсе не имел намерения нарушать правила клуба. Кроме того, он вообще
презирал Московица, потому что тот однажды оказал ему: "Дорогой доктор, не
сомневаюсь, что и вы считаете клятву Гиппократа полнейшей чепухой. Держу
пари, что ваша собственная жена пользуется пессарием. Или пользовалась.
Моя пользовалась и пользуется до сих пор..." Пусть Московиц расквитается с
ним. Потом у доктора Инглиша будет что порассказать про помощников
следователя. Московиц от него не уйдет.
поймут его правильно: он убит. Его жена, напротив, как-то отупела. Плохо
соображала, плакала, но ему казалось, что в ее словах нет боли. Он
подозревал, что, как только она осознает весь ужас произошедшего
несчастья, у нее начнется нервное расстройство, и немедленно принялся
планировать путешествие по Средиземному морю, которое они смогут
предпринять вместе, как только устроят все дела Джулиана. Всего двенадцать
часов прошло со смерти Джулиана, когда эта мысль осенила доктора, но коль
скоро тебя сокрушает такая горестная утрата, полезно иметь впереди
какую-то цель. Он посоветовал бы и миссис Уокер сделать то же самое,
предложив, по крайней мере, оплатить путевые расходы Кэролайн. Миссис
Уокер никак в этом не нуждалась и вряд ли приняла бы такое предложение, но
сделать его следовало.
припомнят, как умер дед Джулиана. И неизбежно придут к выводу, что
склонность к самоубийству проявляется в роду через поколение. А раз так,
ничего не поделаешь. Этого следовало ожидать.
содрогаться и трясло до полного изнеможения. А потом превращалось в
длинный черный туннель, в туннель, в котором надо было брести, брести,
брести, брести. Но надо брести, брести, брести, брести. Надо брести,
брести, брести.
поспать, - говорила мать.
спать ночью.
тебе следует поспать. Ты не сомкнула глаз с часу ночи.
расстроена горем дочери. Мать была готова, по зову, так сказать, активно
горевать вместе с Кэролайн.
можно было думать? Она то и дело возвращалась мыслями к тому ночному часу,
когда мать вошла в ее бывшую комнату и сказала, что отец Джулиана внизу и
хочет ее видеть. И она говорила себе: "Я все поняла сразу, я все
сообразила в ту же минуту", а иногда, желая быть честной, винилась, что не
сразу все поняла. Поняла лишь, что случилось что-то, но, по правде
сказать, даже была готова отказаться сойти вниз. Она знала, что речь
пойдет о Джулиане, и не хотела больше слышать о нем, и скорей ее разум, а
не инстинкт подсказал ей, когда она еще лежала в теплой, мягкой постели,
что отец Джулиана вовсе не из тех людей, кто способен разбудить человека в
столь поздний час - был почти час ночи - без особой на то нужды. Он
сказал, что у него есть для нее ужасное известие - это прозвучало совсем
как перед началом рассказа, "забавнейшего из всех, что вы когда-либо
слышали", или "от которого вы обхохочетесь". Ни один рассказ доктора
Инглиша не соответствовал подобным вступлениям. Но человеком он оказался
тактичным, все рассказал сразу, не ждал, пока его станут расспрашивать.
хотя мистер Харли этого еще не знал. Джулиан умер от отравления угарным
газом, или, по-другому, выхлопными газами. Мотор работал. - Затем,
помолчав, добавил: - Кэролайн, это похоже на самоубийство. Он не оставил
вам какой-нибудь записки, а?
удостовериться. Следователь тоже будет об этом спрашивать. Не думаю, что
нам удастся избежать заключения о самоубийстве, но попытаюсь что-нибудь
сделать. Постараюсь сделать все возможное.
не может добиться открытия в округе еще одного почтового отделения.
говорить такие вещи, если это еще неизвестно? Ужас, что ты говоришь.
Если он решил покончить с собой, то это никого не касается, кроме него
самого.
тоже, вы, с вашим высокомерием!
умер? Откуда вы знаете? По-моему, вы даже живого от мертвого не можете
отличить.
единственный сын.
не правда ли? Так свысока, величественно и мерзко вы говорили с ним, когда
мы пришли к вам на обед. Думаете, он не заметил? Это вы довели его до
этого, не я.
искалечен?
Может на минутку?
только что узнала...
душечка...
буду смотреть, - сказала Кэролайн.
убить себя? - Доктор рассердился.
не сорвалось одно из любимых словечек Джулиана, но она уже и так
достаточно шокировала свою мать. Она повернулась к матери. - Когда мы
поженились, мы дали друг другу обещание не смотреть на труп, если один из
нас умрет раньше другого. Если он умер первым, я... О боже! - Она
заплакала. - Уходите, доктор. Я не хочу видеть вас. Мама!
повторяла миссис Уокер и старалась не плакать, прислушиваясь к звукам,
которые издавала Кэролайн. Странно и даже непривычно было слышать, как
плачет Кэролайн, - те же рыдания и всхлипывания, только более взрослым
голосом. Вот этот голос, принадлежащий взрослой женщине, и делал ее плач
непривычным. Маленькая девочка в одежде взрослой женщины, она уже никогда
не сможет надеть детское платье. Как это говорится у Попа? Или это вовсе
не он? Такая милая, хорошая девочка. Почему с ней это случилось?
Кэролайн со своей болью и мукой. Бедная девочка! У нее, наверное, замерзли
ноги. Потом они вместе поднялись наверх, и миссис Уокер приготовилась к
длительному ночному бдению, но, поскольку она давно уже отвыкла от ночных
бдений, ее очень быстро одолел сон.
лежала, прислушиваясь к безжалостным звукам спешащих на работу людей,
которые продолжали жить как ни в чем не бывало. Забавно было и то, что
день выдался хороший. Очень хороший день. Эти мысли утомили ее, и под утро
она уснула и спала чуть ли не до полудня. Проснувшись, она приняла ванну,
выпила чаю с поджаренным хлебом, выкурила сигарету и почувствовала себя
лучше, но тут вдруг вспомнила, что начинается день, хотя часть его она уже
проспала. Ей хотелось пойти к Джулиану. Но Джулиан был скорее в этой
комнате, на улице, по которой он вчера так сердито шагал, идя от ее машины
к своей, а тем более, в комнате внизу, где в один прекрасный день они