признался, что ему не совсем-то было приятно видеть на международной
выставке свой портрет работы фотографа Деньера, на котором он представлен с
пледом через плечо, будто мерзнущая старуха. Все шедевры истребления людей
поэт обнаружил в павильоне Пруссии, и однажды утром Тютчеву привелось видеть
Бисмарка, в глубокой задумчивости стоявшего возле пушечного "бруммера"...
Федор Иванович спросил князя:
которую можно пропихнуть целого теленка?
это сопоставление роковым?
ЗАКЛЮЧЕНИЕ ВТОРОЙ ЧАСТИ
возвышен до звания Российского канцлера, а это значило, что в сложной
"Табели о рангах" он занимал первенствующее положение в стране, и равных ему
никого не было. Тютчев не преминул вспомнить его приход к власти:
Северогерманского бундесрата. Никто не сомневался, что в Европе возникли две
большие политические силы, от решения которых отныне зависело многое. Вопрос
был лишь в том, куда будет направлена эта умственная и моральная энергия
двух мощнейших политиков - к добру ли повернут они свои страны или обратят
свое влияние во зло человечеству?..
Бисмарк усыплял европейцев словами: "Мир, мир, мир.., мы хотим только мира".
С сердцем всегда холодным, словно собачий нос, Бисмарк проявлял сейчас
гигантскую силу воли и колоссальную выдержку, чтобы не начать войну раньше
времени. Война, как и мир, всегда требует солидной дипломатической
подготовки. Нет, это не летаргия - это лишь деловое, разумное выжидание.
Близкий ему человек, берлинский банкир Гирш Блейхредер, помогавший ему в
тайных финансовых аферах, советовал наброситься на Францию немедля.
может обернуться и хватить кулаком...
план нападения на Францию, и генералы видели в Бисмарке тормоз их
нетерпению. Войну можно спровоцировать, а превентивная война - это сущее
благо, - примерно так доказывал Мольтке канцлеру. Бисмарк в ответ развил
теорию политической стратегии, которая обречена противостоять стратегии
генеральных штабов.
стоить немалых жертв.
поноса больше, нежели от пуль противника...
трубкой, канцлер горячо доказывал:
Европе, и немцы первыми не нападут. Я не понимаю, зачем нам вообще война? Мы
сыты, мы одеты, у наших очагов всегда приятное тепло. Что мы выиграем от
войны? Разве нам нужны стоны, кровь, пожары и страдания? Вот вы говорите -
Эльзас и Лотарингия. Руда и еще что там.., не знаю. Но это разговор для
котят, а не для меня. Я же лучше вас знаю, что в Эльзасе и Лотарингии жители
хотят остаться французами.., это вам не паршивый Шлезвиг-Голштейн, где
жители сами не ведают, кто они такие. Ах, вас еще беспокоят речи наших
генералов? Да, иногда они меня беспокоят тоже. Генералы во все времена любят
поболтать с таким важным видом, будто они что-то понимают... Между тем, смею
вас заверить, что в мирное время всех прусских генералов надобно, как псов,
держать на железной цепи, а во время войны их надо вешать...
германских "бруммеров". Стальная империя Круппов родилась намного раньше
империи Гогенцоллернов.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ЖЕРНОВА ИСТОРИИ
лишь и кровью" Но мы попробуем спаять его любовью. А там посмотрим - что
прочней?
ТРИ ДАМЫ И БИСМАРК
утаивала цифру своего состояния. С показной скромностью она поднимала с
земли уроненный пенс, а нищему, взывавшему о помощи, дарила букетик полевых
цветов. Не дай бог, если у нее попросят на вдов и сирот, - тогда она спешно
рисовала пошлый пейзажик: "Продайте его..." Лишь после смерти королевы стало
известно, что не только алмазные россыпи в африканской Родезии, но даже
самые грязные кварталы лондонского Сохо с борделями для проституток и
притонами для бандитов принадлежали именно ей, целомудренной ханже!
наполняла Англию скверной, Виктория чаще других политиков обращалась к
словам "на благо человечества", "ради свободы и процветания общества", но
под ее скипетром Англия ни на один день не прекращала истребительных
колониальных войн... Вот же она, эта богородица! - толстая безобразная
женщина с распухшим зобом нездоровой сытости, давшая целой эпохе название от
своего имени - викторианство. При жизни мужа, принца Альберта
Саксен-Кобургского, она напилась только единожды, когда в замке Бальмораль
узнали о взятии Севастополя; на радостях муж велел пить всем сколько влезет,
и королева была пьянее лакеев. Виктория сама избрала себе мужа, сама твердо
объяснилась ему в любви, сама отвела его под венец, а он играл роль
искушаемой невесты. Видя его покорность, Виктория сочла, что все мужья
таковы. И потому казнь через повешение для женщин она утверждала всегда с
большей легкостью, нежели для мужчин. Ее стол постоянно был завален
бракоразводными делами: королева с пристрастием юриста выискивала причины,
чтобы оправдать мужчин и осудить женщин. Но зато она любила читать романы,
написанные женщинами; ей было любопытно знать, что могут сочинить "эти
потаскухи", от которых так много страдают их несчастные мужья...
всему миру, но даже своим детям. В королевской мантии из бархата,
окаймленной горностаем, с золотым обручем на голове, с бренчащим на шее
ожерельем из орденских цепей Подвязки, Бани, Шиповника и св. Патрикия, -
такой она являлась обществу, тряся жирными брылями щек, поражая всех
безвкусием одежд, брезгливой апатией к делам, непомерной алчностью к
огрызкам пирогов и огаркам свечей, и как-то не хотелось верить, что эта
обрюзглая дама с повадками дурной тещи владеет половиною мира! А нехороший
блеск в ее глазах выдавал придворным, что она с утра пораньше уже хватила
рюмочку-другую крепкого матросского бренди.
ослабила туго натянутые вожжи добродетели и покорилась другому мужчине. Это
был император Наполеон III, в годы скитаний изучивший женскую породу от
великосветских салонов до самых грязных прачечных. Опытный обольститель, он
нашел отмычку к ее сердцу, - тогда-то Англия, вкупе с Францией, и устроила
России кровавую баню под Севастополем. Правда, при свидании с императором
Виктория допустила грубую политическую бестактность: она угостила его
хересом из погребов Наполеона I, который разграбили при Ватерлоо солдаты
герцога Веллингтона. Зато уж император (будьте спокойны!) таких промахов не
делал. Принимая королеву в Шербуре, он не забыл, что на берегу стоит
памятник его дяде, грозным жестом указывающий на Англию. При королеве статую
поворачивали к Англии задом, королева отплывала домой - и Наполеон I снова
обращал пасмурный взор к туманам Ла-Манша... В 1857 году Виктория родила
восьмого ребенка, через два года, в возрасте 39 лет, стала бабушкой - в
Берлине от Вики и Фрица родился внук Вилли (будущий кайзер Вильгельм II), а
вскоре муж, катаясь на коньках, провалился под лед и, простудившись, умер.
Виктория замкнулась в мрачном убежище Бальмораля, настолько отрешившись от
мира, что парламент решил сбавить ей содержание. Это обожгло королеву,
словно крапивой, она примчалась в Лондон с уже готовой тронной речью - вся
красная от гнева и виски, насыщенная плум-пудингами и кровавыми ростбифами.
любимцами. Сейчас ее доверием овладел "юркий Дизи", как прозвали англичане
Бена Дизраэли. Сын богатого капиталиста, будущий лорд Биконсфилд начал жизнь
с того, что выступал в защиту рабочих от угнетения своего папеньки. Такое
разделение труда пошло на пользу обоим: папаша был под охраною сына, а сынок
обрел славу передового человека. Дизраэли лез из кожи вон, чтобы возвеличить
Викторию в глазах всего мира, он сознательно разжигал в ней ненависть к
России, - в этом секрет его карьеры... Сегодня "юркий Дизи" сообщил
Виктории: