Тбилиси? Мы покажем, куда должен пойти нефтяной маршрут, а куда он не должен
идти? Если хочешь, это просьба самого Шеварднадзе? Таким образом, ты
увеличишь свою долю в нефтяном проекте? Для тебя это легкая прогулка,
Шамиль, но на самом деле это большая политика, большая игра, большие деньги?
Тебя знает Европа, знает мир? Рядом со мной Премьер? Он подтвердит. Зарецкий
передал телефон Премьеру, и тот важно произнес:
уйдешь через оставленные коридоры? Гарантирую, что авиации не будет?
вершинам сада. Яблоко сорвалось и со стуком упало на землю. Пчела качнула
цветок и исчезла. Охранник поднялся и с тревогой осматривал сад. Басаев
отнял из девичьих рук свою жилистую большую стопу, кинул на подушку
умолкнувший телефон, на котором еще секунду горели млечные кнопки. - Леча,
зови начальника штаба и зама по вооружению? - приказал Басаев охраннику. - А
ты, - обратился он к женщине, - принеси еще две пиалки?
краснеет косматый собор. Как на площади мерцает брусчатка. Где-то там, за
Лобным местом, на черном камне был поставлен крестик, куда скоро упадет
самолет. - По-моему, все было блестяще, - сказал Гречишников. - Реализуется
"Проект Суахили"? Тебе же, Виктор Андреевич, - он строго, но одновременно и
дружески, обратился к Белосельцеву, - пора лететь в Дагестан, к Исмаилу
Ходжаеву, управлять "локальным конфликтом". Пусть попридержит своих
бандитов, не ввязывается в заваруху? Он нам подарит нейтралитет, а мы ему
подарим республику?
противника. Добывает бесценную информацию, шлифует и отсеивает ее.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Между ними сквозили глубокие колодцы, сквозь которые туманилась влажная
голубая земля с проблесками рек и озер. Он летел на войну. Сидящие в
самолете люди, отдыхавшие от летней Москвы, не знали об этом. В предвкушении
близкого дома дремали, пили вино, качали детей, говорили друг с другом на
гортанном, рокочущем языке. Самолет ровно, мощно парил в солнечной чистоте.
Стюардессы катили по салону коляски с минеральной водой, мило улыбались
перламутровыми губами, а в горах по ущельям продвигались отряды Басаева,
брызгали камни под колесами пыльных джипов, тряслась турель пулемета, и
радист в смоляной бороде посылал позывные в далекие села. Армейские
гарнизоны, отступив, таились в засадах. Слетались на аэродромы эскадрильи
боевой авиации. Штабисты вонзали красные и синие стрелы в сердцевину
Кадарской зоны. И война, что скоро ударит в горы, та война, которую он нес
на Кавказ, совершалась для одной-единственной цели - возведения к власти
Избранника.
бородой цвета вороненой стали. Прижал руку к сердцу:
в его родное село. Он просил извинения, что не приехал сам. Ему небезопасно
появляться в Махачкале.
чемпиона по вольной борьбе.
быстрым взглядом окрестность, высматривая в ней угрозы.
почувствовал, что среди циферблатов, лакированных поверхностей,
хромированных рукояток и кнопок притаилось оружие, тихо дохнуло холодной
сталью.
фасады, мерцающие фонтаны, темно-зеленые переросшие парки. Белосельцев
всматривался в нарядную, неторопливую толпу, фланирующую мимо витрин,
ресторанных подъездов, пестрых рекламных щитов. Пахнуло сладким фруктовым
духом, когда проезжали рынок с черным шевелящимся людом. В стеклянной
чайхане под бирюзовой затейливой вывеской разглядел чаепитие, лениво
восседавших на коврах едоков.
мысль - над всем этим витает война. И вторая жаркая мысль - только он,
Белосельцев, может спасти этот город, не подпустить к нему войну, остановить
ее за хребтом, уговорить Исмаила Ходжаева не выступать с боевыми отрядами в
поддержку Шамилю Басаеву.
дороге и переехав быструю речку, они оказались в селе. Джип медленно
пробирался сквозь стадо овец. Старики в тяжелых папахах слезящимися глазами
вышли встречать приезжих. Быстроглазые, в пестрых платках женщины несут
цветные тазы. И у открытых ворот просторного подворья, окруженный охраной,
высокий дородный мужчина с голубой сединой в бороде смотрит на Белосельцева,
издали улыбается, раскрывает для объятий руки. Исмаил Ходжаев, старинный
знакомец, с кем свела судьба в красных песках Регистана. Они приняли друг
друга в объятия, и Белосельцев, касаясь щекой твердой бороды Исмаила,
почувствовал запахи дорогого одеколона и соснового дыма.
моем доме. Немного отдохните с дороги, и милости прошу, в саду, на свежем
воздухе, посидим, перекусим.
бровями, и по мановению этих властных глаз молодые охранники кинулись в
разные стороны - в дом, в сад, в каменный просторный сарай, на солнечную
дорогу, выполняя безмолвный приказ. Юноша, прижимая к сердцу ладонь, повел
Белосельцева в прохладные душистые покои, сплошь увешанные коврами и
устланные шелковыми одеялами.
виднелись две горы, голубая и розовая, похожие на двух окаменелых огромных
птиц, прилетевших сюда с незапамятных времен и ждущих волшебного слова,
чтобы ожить и взлететь над миром. Деревянный помост, на котором они
разместились, был устлан жесткими черно-красными коврами и усыпан пестрыми
подушками из истертого шелка. Под помостом сочился арык. Они неспешно
разговаривали, привыкая друг к другу после долгой разлуки, деликатно
выспрашивали один другого об их нынешнем бытии. Молодые стражи, едва
заметные за корявыми стволами деревьев, берегли их покой.
Вы были тогда майором. Помню первый наш разговор в казарме.
угадать в этом суровом, грозно-угрюмом лице другое, юношеское, покрытое
смуглым загаром афганской пустыни, с легкими крыльцами изумленных бровей.
улыбались, покачивая головами. - Я думал, нас всех перебьют, но Аллах
сохранил мне жизнь.
пулеметы, разбрасывая красный песок, бежала к веренице верблюдов, груженных
тюками, с черными, как уголь, погонщиками, облаченными в цветное тряпье.
Оскаленные зубы верблюда, фиолетовый выпуклый глаз, от погонщика пахнет
едким потом и дымом, поднятые корявые руки, и внезапно из полосатых тюков,
из пыльного тряпья, вдоль мохнатых звериных боков выскальзывают вороненые, с
перламутровыми нашлепками автоматы, и разящие вспышки в упор.
выстрелить не успел?
Верблюды, качая горбами, убегали в пески, и погонщики, отступая, выпускали
по спецназу дымные трассы гранат, вырывая из бархана красные пыльные взрывы.
лежали сейчас в пустыне, и никто бы не помнил Исмаила Ходжаева.
взрывали пески, расшвыривали убитых животных, курсовые пулеметы работали по
каравану.
сих пор хранится в моей библиотеке, и если полистать страницы, можно найти
красную песчинку пустыни Регистан.
потрошили тюки, стаскивали в кучу оружие. Бритый погонщик с отпавшей рыхлой
чалмой скалил мертвый беззубый рот. Сержант приставил ствол к приподнятой
верблюжьей башке с сиреневым слезным глазом?
и пласты окаменелого времени оживали. Белосельцев увидел, как в открытые
ворота усадьбы въезжают два всадника в косматых папахах. Передний держал на
седле перед грудью матерчатый куль, проступавший сырыми темными пятнами. У
второго в переметных сумках торчали желтые, мелко колотые дрова. Оба
спрыгнули, привязали лошадей к сухому дереву. Кони принялись грызть на
стволе кору желтыми выгнутыми зубами, а их хозяева развернули на земле
мешковину, вывернув из нее розового ободранного барана, безголового, с
обрубками белых костей.
земляную, выложенную камнями яму. Выгребали горстями сухие листья, холодные
угли, оглаживали ладонями закопченные валуны. Натолкали в яму дров,
запалили.
истертыми седлами, словно вдыхали запах горевшей хвои.
дело, которое заставило вас проделать столь дальний путь, не терпит
отлагательств. И если я в силах помочь, рассчитывайте на меня, как на своего
младшего друга. - Исмаил сидел на ковре, скрестив ноги в шерстяных носках,
положив на колени большие коричневые руки, приглашая Белосельцева начать
разговор.