read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



Вторжение было неожиданным. Ордынские конные отряды окружили сторожевые заставы владимирцев и вырубили их до последнего человека. Некому было послать вести о начале войны. Враг был всюду. Татарскую конницу вели по лесным дорогам надежные проводники, выделенные князем Андреем.

Два дня отчаянно сражался на стенах Гороховца полк воеводы Фофана против несметной татарской силы, и, поняв бесполезность сопротивленья, оставшиеся владимирские ратники пробились через кольцо врагов и скрылись в лесах.

Тем временем тумены Кавгадыя уже ворвались во Владимирское княжество. Возле речки Судогды они напали на владимирское ополченье, посланное великим князем в подкрепленье Фофану. Пешие горожане, плохо вооруженные и непривычные к ратному делу, полегли в короткой злой сече. Конные боярские отряды рассеялись в окрестных лесах.

Известие о поражении на речке Судогде застало Дмитрия Александровича в Переяславле. Только что из княжеской горницы разошлись военачальники переяславских дружин: назавтра был объявлен поход. Слушать гонца остались самые близкие люди, которым Дмитрий верил как самому себе – большой воевода Иван Федорович, боярин Антоний, старый тиун Лаврентий Языкович. Гонец – сотник переяславской дружины, приставленный на время войны к ополчению, – закончил свой короткий рассказ и молчал, выжидательно глядя на великого князя.

– Много ли ратников в живых осталось? – спросил Дмитрий.

– Из пешцев мало кто уцелел, княже. Полегли или в полон попали. Разве от конного татарина убежишь? А бояре с конными холопами утекли в леса…

Гонец опять замолчал, но, встретив вопросительный взгляд великого князя, добавил с неожиданной злостью:

– Только ты, княже, на беглецов не надейся! Навряд ли бояре со своими людьми сюда придут! Все больше в другую сторону, к Мещере, бояре подавались, в безопасные места…

Дмитрий переглянулся с боярином Антонием. Все было понятно без слов. Войска, чтобы оборонять столицу, уже не оставалось!

– Ты через Владимир ехал? Что люди в городе?

Гонец нерешительно переступил с ноги на ногу, сказал с сомненьем:

– Ворота городские заперты, стража на стенах стоит. Но мечется народ во Владимире. Когда проезжал, слышал крамольные речи. Говорили люди, что не надобно с Андреем биться, иначе вырежут всех татары. По моему разуменью, крепкой надежды на владимирцев нет…

Дмитрий Александрович махнул рукой, отпуская гонца.

– Что будем делать, други?

Большой воевода Иван Федорович и боярин Антоний подавленно молчали. Священник Иона начал было утешать: «Бог даст, обойдется…» Но великий князь оборвал его:

– О деле говори, отец Иона!

Резкость великого князя была понятна. Не утешенья искал Дмитрий в этот тяжелый час, а жестокой правды, мудрого совета. Слово было за Иваном Федоровичем – самым старым, самым многоопытным.

– На сей раз проиграли мы, княже! – решительно сказал Иван Федорович. – Биться в поле против орды с оставшимися полками безумию подобно. Уходи в безопасное место, пережди, пока отступят татары. Тогда с Андреем один на один рассчитаешься, без посторонних. А в Переяславле оставь меня с дружиной. Город отстою. Мыслю, налегке идут татары, скорой ратью…

– Уходи, княже, в безопасное место, – поддержал воеводу Антоний. – В Копорье уходи. Там серебряная казна, там ратники Федора. Пересидишь беду за каменными стенами – сильным вернешься!

Дмитрий Александрович понимал, что совет ближних людей – единственно верный, но медлил с решеньем. Нестерпимо больно было отказываться от всего, что с такими трудами достигнуто, снова превращаться в князя-изгоя. Что-то он не додумал, чего-то не предусмотрел, властвуя вот уже шестой год над Владимиром…

«Не с того ли рассыпалось великое княженье, как ветхий жердевой амбар под ветром, что не было у него крепкой опоры? – размышлял Дмитрий. – Но где ее искать, эту опору? В князьях? Нет, удельные князья боятся сильного великого князя пуще татарина… В боярах? Тоже нет! Ни до чего им нет дела, кроме собственных вотчин да богатства. На общерусское дело их палками не выгонишь, засели в своих селах, как медведи в берлоге… В городах? Но бессильны пока горожане, хоть и тянутся в душе к великому князю. Ослабли сами города после Батыева погрома, до сих пор подняться не могут… Тогда кто же? Знаю, что дружинники, слуги военные, землю из рук моих получившие, тверды в своей верности. Но сколько их? Горстка малая! Больше нужно дружинников на землю испомещать, своих отчинных владений на то не жалеть, пустить в раздачу все новоприбылые земли. Но немалое время потребуется, чтобы сильное сословие слуг военных окружило крепкой стеной великокняжеский стол. Не на годы тут придется счет вести – на десятилетия! Поэтому верно советуют Иван и Антоний: переждать беду. Под великим князем нет крепкой опоры, но ведь и за Городецким Андреем, как уйдут татары, тоже – голо! Сейчас-то удельные князья за него, а надолго ли? Переждать! Переждать! Пусть тяжело, пусть обидно, пусть стыдно перед людьми, но иначе нельзя!..»

И Дмитрий Александрович объявил свою волю:

– Быть по сему! Отъезжаю с семьей в Копорье. Готовь обоз, Лаврентий. А ты, Антоний, посылай гонцов в Псков, к князю Довмонту, и в Новгород, к доброхотам моим. И воеводу Федора в Копорье извести, что – еду, пусть ждет! И поспешайте, поспешайте! Если понадоблюсь, я – у княгини…

…Великая княгиня Евпраксия не была избалована вниманием мужа. Все в хлопотах, все в разъездах князь Дмитрий! Звали его великокняжеские заботы то в столицу, то в неспокойный Новгород, то к ордынскому рубежу, а последние годы – к Варяжскому морю, в новый град Копорье. В отчем Переяславле Дмитрий бывал наездами, не подолгу. Приедет, приголубит жену, приласкает детей и снова – в дальнюю дорогу, на долгие месяцы.

Но Евпраксия на судьбу не роптала. Мужа дал ей бог молодого, пригожего, ласкового. А что в переяславском дворце все одна да одна, так на то женская доля: мужа ждать, о детишках радеть, дом вести…

Дети скучать не давали. Четверо их было, хоть со дня светлого свадебного пира только-только пошел восьмой год. Старшему, Ивану, уже шестое лето сравнялось. Весь в отца: рослый, сероглазый. Младшенький Александр – тот в мать, помягче брата, поласковее. Но тоже к мужеским забавам тянется, потешным мечом в горенке размахивает. А сойдутся вдвоем, бой настоящий! Хоть и затуплены мечи по наказу княгини, но все же боязно, глаз да глаз нужен! С сыновьями всегда так: сызмалетства тревоги, а вырастут – тревоги втрое. Иное дело дочери. Двое их у Евпраксии, погодки Анюта и Дуняша. Румяные, пухлявые, спокойные. Младшенькой третий год пошел, только-только от груди отняла. Жить бы да радоваться: все, слава богу, здоровы… Вот только бы муж любимый, Дмитрий, почаще навещал. Нынешней зимой больше месяца живет в Переяславле, а видит его Евпраксия все равно не часто. Сегодня тоже засиделся за делами допоздна. Сумерки во дворе, а его все нет.

Княгиня подняла голову от рукоделья, привычно окинула взглядом ложницу. Анюта и Дуняша катали по ковру мячик, сшитый из разноцветных шелковых лоскутков. Сыновья затеяли шумную возню. Иван, повалив младшего брата на пол, прижал его коленом и требовал, возбужденно сопя:

– Проси пощады, татарин! Проси!

Евпраксия видела, что младшенький вот-вот готов расплакаться, и приподнялась со скамейки, чтобы вмешаться в ребячью ссору. Но за дверью послышались знакомые тяжелые шаги.

Вошел Дмитрий Александрович. Лицо его было хмурым, озабоченным. Евпраксия поняла, что явился он не с доброй вестью, однако, скрывая тревогу, сначала поклонилась, по обычаю, в пояс, как приветствуют хозяина дома:

– Будь здрав, господин наш Дмитрий Александрович!

Дмитрий подошел, ласково провел ладонью по волосам жены, шепнул на ухо, чтоб дети не слышали:

– Сегодня ж ночью отъезжаем из Переяславля. Татары идут! Соберись сама в дорогу, собери детей. Когда обоз приготовят, Лаврентий зайдет за тобой. С богом! – предупреждая вопросы, закончил Дмитрий. – А мне недосуг, дел разных перед отъездом невпроворот…

Глубокой ночью от княжеского дворца тронулся обоз, окруженный молчаливыми дружинниками. Сильные кони быстро пронесли сани по пустынным улицам. Предупрежденная стража распахнула створки городских ворот.

Прощай, Переяславль!


=3=

А черная татарская волна катилась по Руси.

Катилась, захлестывая и сметая с лика земли села и деревни, погосты и починки. [Починок – новое поселение, «початое» в отдалении от старых сел.] Катилась, разбиваясь брызгами о крепкие стены городов и обтекая их, как обтекает бешеная половодная вода гранитные утесы. Ордынцы на этот раз пришли налегке, без осадных машин-пороков, и под крепостями не задерживались.

Татарские всадники лютовали под Владимиром, под Суздалем, под Юрьевом, под Переяславлем, под Тверью. От нашествия пострадали и владенья Константина Борисовича Ростовского, давнишнего друга и союзника князя Андрея: татары не разбирали ни своих, ни чужих. Из Ростовского княжества они увели тысячи пленников, вырезали или угнали весь скот.

Напрасно Константин Борисович жаловался на разоренье темнику Алчедаю, чьи люди воевали к северу от Клязьмы. «То дикие люди, из кочевых орд, – насмешливо улыбаясь, объяснил толмач-переводчик. – Где им понять, какая земля за князя Андрея, а какая за ханского ослушника Дмитрия? Тебя же, князь, никто не тронет. Ты под защитой ханского ярлыка…»

То был год от сотворенья мира шесть тесяч семьсот восемьдесят девятый, [1281 год.] под которым летописцы скорбно сообщали: «Татары испустошили грады и волости. Села и погосты, монастыри и церкви пограбили, книги и всякое узорочье с собой увезли. Многих же людей побили, а иные от мороза померли, хоронясь в лесах. Все то зло сотворил князь Андрей со своим Семеном Тонильевичем, добиваясь княженья великого не по старейшинству…»

Князь Андрей Александрович с конной дружиной и отборной татарской тысячей из тумена Кавгадыя гнался за обозом Дмитрия. Каждый всадник вел за собой двух запасных коней. Переходы были длинными и стремительными. В придорожных селах татары почти не задерживались для грабежей: за поимку великого князя тысячнику и сотникам была обещана большая награда. Сам Андрей был уверен в успехе. Ведь погоню вел боярин Семен Тонильевич, лютый враг Дмитрия, исходивший Русь из конца в конец и знавший все тропинки в лесах!

Прямые следы Дмитрия обнаружились за Тверью. Люди, допрошенные Семеном Тонильевичем, единодушно показали, что великокняжеский обоз свернул на новгородскую дорогу, к городу Торжку.

Но в Торжке настигнуть великого князя не удалось. Он уже миновал город и скрылся в новгородских лесах, где найти его было не легче, чем иголку в стоге сена. К тому же начавшийся снегопад замел следы…

Андрей скрипел зубами от злобы. Спасся на этот раз брат Дмитрий! Семен Тонильевич поехал дальше, в Новгород, чтобы упредить новгородские власти о гневе Городецкого князя, если в Новгороде примут беглецов с честью. Андрей приказал заворачивать коней.

Возвращался Андрей по разоренной, опаленной пожарами земле. Пепел кружился над безлюдными полями. Вороны терзали трупы на дорогах. Сытые волки лениво отбегали за придорожные кусты и ждали, пока проедет рать, чтобы продолжить свой страшный пир.

Тяжким был этот путь даже для очерствевшего сердцем князя Андрея. Бешеный азарт погони уже прошел. Андрей хмуро поглядывал на дело рук своих и опускал голову, встречая тоскующие взгляды пленников. Что-то похожее на чувство вины шевелилось в душе Андрея, но он отгонял это чувство, повторяя: «Ничего! Ничего! Сомну князя Дмитрия, и установится на Руси тишина и благолепие, как в стародавние удельные времена! Любая цена, заплаченная за это, не будет велика!»

Стольный Владимир встретил нового правителя настороженно, но покорно. Как и было договорено с владимирскими боярами, за городские стены вошли с Андреем только Кавгадый, Алчедай, избранные из тысячников да небольшой отряд нукеров-телохранителей. Остальная орда стояла в кибитках на Раменском поле. Старики припомнили к случаю, что там же, против Золотых ворот, раскидывал когда-то станы хан Батый, готовясь приступать к Владимиру. Но тогда татар встречали копьями да стрелами, а ныне Кавгадыю и Алчедаю бояре кланяются в пояс и приносят подарки…

И новый великий князь ныне не на крепостной стене стоял, к битве с иноверными языцами изготовляясь, а бок о бок с ними, будто брат кровный, въехал под колокольный звон через Золотые ворота…

Невеселым был величальный пир, устроенный по обычаю в хоромах Детинца. И яств было много, и медов хмельных, и дудочники дудели, и скоморохи сыпали шутками-прибаутками, и медведи ученые плясали вразвалку, а – невесело! Будто два идола языческих, восседали по сторонам великокняжеского кресла Кавгадый и Алчедай. Им подносили на серебряных подносах дары: отдельно от боярского Нового города, отдельно от посада, отдельно от удельных князей. А сколько золота и серебра отвалил за помощь сам Андрей Александрович, можно было только гадать. Но, видно, отдано было богатство немалое, потому что ордынцы сидели умиротворенные, щурили раскосые глаза, словно сытые коты…

Спустя малое время татарское войско, отягощенное добычей, потянулось обратно в свои степи. Татары уходили неторопливо, без опаски. Кое-где пограбили села близ дорог, но делали это как-то лениво, вроде бы неохотно. Видно, ублажены были неслыханной добычей и прихватывали еще, что попадалось под руку, больше по привычке своей разбойной.

Пережила многострадальная Русь и эту татарскую рать, стали возвращаться люди на пепелища. Жизнь входила в обычную колею. Только по хоромам владимирского Детинца расхаживал теперь, по-хозяйски стуча сапогами, не Дмитрий Александрович, а его младший брат Андрей. Куда отъехал Дмитрий, люди не знали. Иные говорили, что сел он в Великом Новгороде и собирает полки, а иные выдавали за верное, что бежал Дмитрий от татарской рати за Варяжское море и будто бы намерен наймовать в свейской земле [Свей – шведы.] за копорское серебро рыцарскую дружину. Первое ли верно, второе ли – кто знает? И так, и так выходило, что вскорости ожидать возвращенья Дмитрия нельзя. Оставалось приноравливаться к новому господину, великому князю Андрею Александровичу.

Не было к Андрею во Владимире ни любви, ни уваженья. Да и за что любить-уважать такого князя? Раздул усобную войну, рати татарские привел на старшего брата, на крови и слезах народных поднялся!

Сам Андрей хоть и гордился на людях, но чувствовал себя неуверенно. Вести от Семена Тонильевича задерживались. «Как встретили Дмитрия в Новгороде? – мучился сомнениями Андрей. – Не поставило ли вече под его знамя новгородское ополчение? Если так, то беда!» Татары ушли, и ничего, кроме немногочисленных городецких дружин, не мог теперь противопоставить Андрей своему брату-сопернику…

Как бы возликовал Андрей Городецкий, ханской милостью восшедший на великокняжеский стол, если бы мог чудом перенестись из владимирского Детинца на синий лед Ильмень-озера!


=4=

…Ночной угрюмый лес остался позади. Сани Дмитрия Александровича легко скользили по озерному льду. За спиной, над зубчатой стеной прибрежного леса, поднималось багровое январское солнце. Длинные черные тени бежали впереди коней. Переяславские дружинники, изнуренные ночным переходом, сонно покачивались в седлах. Позади были сотни верст трудного пути по заснеженным лесам, по волчьим тропам. Путники знали, что светлый озерный простор – не надолго, что за Ильмень-озером снова пойдут леса до самого Копорья, но все-таки радовались перемене.

Веселый перестук копыт на льду разбудил Дмитрия Александровича. Он откинул медвежью полсть, приподнялся в санях. Тотчас же подъехал Антоний. Бобровый воротник и борода переяславского боярина заиндевели, щеки побагровели от мороза, но смотрел он по-прежнему бойко, весело, поклонился великому князю с завидной легкостью.

– Будь здрав, господин наш Дмитрий Александрович! С Ильмень-озером тебя, с последней третью пути!

Дмитрий Александрович, невольно жмурясь от солнечного света, возразил:

– Не на версты дорогу считать надобно, а на опасности. С Ильмень-озера для нас начинаются самые опасные места.

– Ничего, проскочим! – бодро ответил Антоний, стряхивая рукавицей с бороды блестки инея. – До того берега, осталось всего ничего. Ну, бог – милостив, а лес – заступлив!

– Ты проскочи, а потом уж радуйся, – ворчливо начал великий князь и умолк, заметив мчащихся к обозу всадников передовой заставы.

Беда надвигалась с двух сторон: от Голина и от Ракомы спешили наперерез великокняжескому обозу многочисленные конные рати. Великий Новгород сделал наконец свой выбор, открыто став за Андрея Александровича! Какая теперь разница, что послужило причиной: то ли Семен Тонильевич красноречием своим склонил новгородцев к измене, толи древний обычай соблюли новгородские бояре, признав нового великого князя после ханского ярлыка, то ли обиды прошлые от Дмитрия вспомнили?

Новгородское конное войско окружало обоз, и не было никакой возможности с двумя сотнями дружинников прорваться через густые, ощетинившиеся копьями, ряды боярских дружин.

Дмитрий Александрович не боялся за свою жизнь. Не было еще на Руси случая, чтобы в усобных войнах намеренно проливали княжескую кровь! Поднести на пиру кубок с отравленным вином, подослать тайных убийц – такое случалось между князьями. Но все это – не при белом свете, не на людях. Поэтому Дмитрия страшило другое: позорный плен. Попасть беззащитным пленником в руки брата Андрея означало конец всему. Не выпустит Андрей опасного соперника из крепкого заточенья до самой смерти, досыта упьется его позором.

Гнетущая тишина повисла над Ильмень-озером. Не ржали кони, не звенело оружие. Казалось, не живые всадники окружили великокняжеский обоз, а безмолвное воинство мертвого царства. С той стороны, где за спиной новгородских всадников поднималось солнце, они казались черными и зловещими, а с противоположной стороны, облитые ярким светом, – сверкающими и праздничными. Будто черная ночь и светлый день сошлись одновременно на льду Ильмень-озера, окружив Дмитрия Александровича, но и ночь, и день были одинаково враждебны ему…

Безмолвный новгородский строй расступился, пропуская нескольких всадников в высоких боярских шапках и богатых шубах. Кони, едва слышно позванивая нарядной сбруей, осторожно переступали копытами на скользком льду.

Дмитрий Александрович про себя отметил, что новгородские послы даже не облачились в боевые доспехи. «Видно, надеются на свое многолюдство, думают взять меня без боя, голыми руками, – с горечью подумал великий князь. – А послов подобрала господа одного к одному, все недоброжелатели мои, знакомцы старые. Только вот переднего не вспомню, хоть и видел его будто бы…»

Решив не показывать страха перед новгородской ратью, Дмитрий остался сидеть в санях. Даже простую дорожную шубу не скинул с плеч. Сдержанно ответил на поклон новгородцев, спросил:

– К чему рать вывели, будто на немцев? С Новгородом у меня мир…

– И мы пока что не с войной на тебя идем, княже! Выслушай вечевой приговор… – начал новгородский посол.

– Не признаю я что-то тебя, – неожиданно прервал его великий князь. – Назовись, коль говоришь от имени всего Великого Новгорода!

Посол обиженно засопел, но ответил вежливо, с поклоном:



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 [ 44 ] 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.