такой спешке. Он во фройляйн Вендель души не чаял, навещал ее каждый день.
Не то чтобы между ними - ну, знаете, - что-то такое было, просто она служила
у него, по-моему, с пятидесятого года, и он ее очень уважает. Не раз он
поучал меня словами: "А вот фройляйн Вендель делала это не так".
сейчас.
домоправительница Клауса. Это оказалась дорогая частная клиника на окраине
города.
четвертом часу дня.
ГЛАВА 15
и галстуках, сам так не одевался никогда, в больницу приехал в черном
пуловере, из-под которого выглядывала белая нейлоновая водолазка.
Вендель есть племянник.
конечно, приехал раньше, если бы знал о состоянии, тети, но герр Винцер
позвонил мне лишь сегодня, попросил навестить ее.
крайней мере так он сам сообщил мне сегодня утром по телефону. Сказал, что
несколько дней его не будет, и просил побыть с фройляйн Вендель меня.
Миллером, в небольшой кабинет, дверь не прикрыл, потому Петер услышал, как
он разговаривает по телефону, видимо, с Барбарой.
нет, ничего, фройляйн. Я просто хотел узнать, почему он не был у нас
сегодня.
приезжал сюда каждый день обязательно. Очевидно, он к ней очень привязан.
Что ж, если он хочет застать ее в живых, ему с возвращением надо, знаете ли,
поспешить.
Бедная тетушка!
предупреждаю, она очень слаба, так что не утомляйте ее. Пойдемте.
жилым домом, и остановился, по-видимому, у бывшей спальни.
услышал, как затихают в коридоре его шаги.
пасмурного зимнего дня: струившимся между неплотно задернутыми шторами, и
журналист различил иссохшую женщину. Она полусидела в кровати на подушках.
Ее белый халат и бледное лицо почти сливались с постельным бельем. Глаза
женщины были закрыты. Миллер понял - она вряд ли сможет рассказать, куда
исчез печатник.
столь бесстрастно, что Миллер засомневался, видит ли она его вообще. Тут
женщина вновь закрыла глаза и забормотала. Миллер склонился к ней, пытаясь
расслышать слова, что срывались с ее посеревших губ.
Розенхайме - деревушке в Баварии ("Возможно, - подумал Миллер, - она там
родилась"), еще о ком-то "в белых одеждах, красивых, очень красивых". Потом
ее речь стала совсем бессвязной.
молитвенник и цветы, все в белом, такие еще невинные".
Очевидно, умирающая, как и сам Миллер, была католичкой.
всякой надежды. Она вдруг открыла глаза и уставилась на его белую водолазку
под черным пуловером. А потом, к изумлению Миллера, закрыла их опять и вся
как-то вздрогнула. Петер забеспокоился. Он уже хотел позвать врача, как две
слезы - по одной из каждого глаза - скатились на увядшие щеки фройляйн
Вендель. Ее рука двинулась по покрывалу к запястью Миллера и ухватилась за
него с силой отчаяния. Петер хотел освободиться и уйти, уверенный, что
больная ему ничего о Клаусе Винцере не расскажет, как вдруг она вполне
внятно произнесла: "Благословите меня, святой отец, ведь я согрешила".
сообразил, какую ошибку совершила женщина в полумраке. Пару минут он решал,
то ли бросить все и вернуться в Гамбург, то ли, рискуя своей бессмертной
душой, в последний раз попытаться через печатника разыскать Эдуарда
Рошманна.
исповедь, дитя мое".
своей жизни. Родилась она в 1910 году в Баварии. Там и выросла, среди полей
и лесов. Помнила, как в четырнадцатом отец ушел на войну, а через три с
лишним года, в восемнадцатом, вернулся, затаив злобу на тех, кто довел
Германию до поражения.
путча в соседнем Мюнхене, когда толпа, возглавляемая тамошним возмутителем
спокойствия Адольфом Гитлером, попыталась свергнуть правительство.
Впоследствии отец присоединился к его партии, а когда дочери исполнилось
двадцать три, эта партия во главе с "возмутителем спокойствия" стала
управлять Германией. Юная фройляйн Вендель вступила в Союз молодых немок,
стала секретаршей гауляйтера Баварии, часто ходила на танцы, где бывали
молодцеватые блондины в черной военной форме.
костлявой, с волосами на верхней губе, - а потому к тридцати годам поняла,
что замуж ее никто не возьмет. В тридцать девятом она, переполняемая
ненавистью ко всему миру, пошла работать охранницей в концлагерь Равенсбрюк.
которых избивала; говорила, сжимая его руку изо всех сил - она, видимо,
боялась, что "святой отец" не сможет справиться с отвращением и уйдет, не
дослушав.
союзниками, она работала посудомойкой, жила в приютах Армии спасения. А в
пятидесятом году, будучи официанткой в оснабрюкской гостинице, встретила
Винцера, который поселился там, подыскивая себе дом в этом городе. Наконец
он его купил, а ей предложил место домоправительницы.
грехах.
разыскиваемых эсэсовцев.
вдруг она спросила:
меня не бросит. Он вернется.
податься?
Так он мне сам сказал.
лежала словно спящая, он спросил:
снял руку женщины со своей и поднялся, собираясь уходить.
смотрела на него широко открытыми глазами. - Благословите меня.
совершить смертный грех, но журналист решил уповать на милость божью. Подняв
правую руку, он осенил умирающую крестным знамением и произнес по-латыни:
"Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа отпускаются тебе грехи твои".
Панов Вадим
Суворов Виктор
Шилова Юлия
Корнев Павел
Шилова Юлия
Журавлев Владимир