операцию. В противном случае руку просто отнимут и китайца отправят на пенсию.
Иногда выгоднее платить скромное пожизненное содержание увечному солдату, чем
приводить его в порядок. Империя умеет считать.
наёмников безразличием. Кто-то из них теперь должен получить повышение по
службе и прибавку к жалованью, и это единственное, что имело хоть какое-то
значение. Сейчас отделение занималось тем, что стаскивало в одну большую груду
всё найденное на поле боя оружие. Я отобрал у Микки записи, принялся
перепроверять, ругаться на плохую сортировку трофеев и вообще вести себя, как и
полагается господину обер-ефрейтору
и двигался словно в тумане. Перед глазами стояло Далькино лицо Кровоподтёк,
наверное, уже начал темнеть. Она сопротивлялась, когда её схватили?
подгонял отделение, даже принял более персональные извинения от опомнившегося
Раз-двакряка, но всё это время не видел ничего, кроме бледного, залитого кровью
Далькиного лица.
быть, даже убить...
услыхал долгожданное: "отделению отдых", край неба уже стал зеленоватым. Я
махнул рукой ребятам, мол, шабаш. Они повалились почти там же, где стояли.
сном. Никто даже не вспомнил об ужине. Я знал - этот сон скор и быстро
проходит, когда желудок властно напомнит о себе.
Только мне. Господин штабс-вах-мистр Клаус-Мария Пферцегентакль собственной
персоной. Не нашлось ему ни пули, ни мины ..
квадратным. Мельком взглянул на безмятежно дрыхнущее моё отделение, хмыкнул:
похвальное. Но почему не выставлено охранение? Почему нет чередования смен?
Чему я тебя, обер-ефрейтор, только учил?..
Вымотались ребята...
таким был. За самоотверженность хвалю, за неорганизацию правильного отдыха
объявляю выговор. Устный, без занесения. Ладно, обер-ефрейтор, твоё счастье.
Лейтенант сам расставил посты в нашем секторе и рам их обходит. Так что можешь
блаженно дрыхнуть до самого утра. Сегодня не повезло другим. Ваша очередь
следующая... - Он внезапно посерьёзнел. - Слушай, Фатеев... я должен тебе
кое-что сказать. Не при всех. Не по уставу. По душе.
может, тебе знать и не следует. Но правда всегда лучше лжи, я вот лично так
думаю. Речь про твою девчонку. Бывшую девчонку, я имею в виду.
голосом проговорил я.
пальцев изменила. Но, сам понимаешь, с тайной полицией шутки плохи. Они её
опознали среди всех остальных. Она в плену, Фатеев. Мужайся, парень. Я знаю, у
вас, русских, всё всегда серьёзно. Я знаю, вы поссорились. Потом была эта
история с патрулем... Короче, твоя подружка доигралась. Хотелось бы верить, что
просто по глупости. Но... короче, я тебе всё сказал, обер-ефрейтор. Надеюсь,
что ты не станешь делать глупости. Надеюсь, ты не забудешь присягу и не
полезешь её освобождать. Я не хочу терять толкового обер-ефрейтора, правда,
забывающего должным образом организовать несение ночного дозора.
стаскивать с себя броню. Никто из моего отделения не потрудился снять её на
ночь - собственно говоря, именно на это она и была рассчитана. Десантнику
должно было быть комфортно в броне, как говорится, все двадцать четыре - семь.
ножных щитков соорудить почти точное подобие спящего обер-ефрейтора Фатеева.
Но ничего поделать я не мог.
меня бесшумно красться сквозь ночь. Ты научил меня, как обманывать
ИК-детекторы, наверняка понатыканные по периметру загона для пленных. Я
скользил над землёй, согнувшись в три погибели, почти нагой, обмазавшись
поглощающей тепловое излучение тела мазью. У меня не более пяти секунд, иначе
полный провал. Я не думаю, что будет дальше. В сознании раскалённым гвоздём
засело только одно - Далька им достаться не должна. Никогда и ни за что. Пусть
даже я буду гореть в аду и до Страшного Суда, и после.
обтянутым колючей проволокой клочком земли, ярко освещённым прожекторами.
Вокруг лениво прохаживалось четверо часовых.
нация. Ловкие, отлично обученные. Сильные. Моё единственное преимущество - моя
девушка сидит сейчас в этом скотном дворе, не их.
стандартных имперских штыков, каких миллионы. С номерами, но всё равно не
проследить, чья рука их держала, потому что я позаботился надеть перчатки.
следующий проход - они встретятся ак-курат у импровизированных ворот в загон.
Мой шанс. Которым нельзя не воспользоваться.
полетели парами, одна за другой, хорошо и вовремя. Есть такое ощущение у
стрелка, уже после того, как нажат спусковой крючок, что пуля ляжет как надо.
Такое же было сейчас и у меня. Штык-ножи вообще-то не предназначены для
метания. На то у десанта есть специальные клинки. Но только и не хватало мне
сейчас пользоваться оружием десанта!
забрала. Верно, наслаждались ночной прохладой, когда наконец-то отступила
горячка боя, когда уже стало ясно, что ты цел и невредим. Именно на это я и
рассчитывал.
умерли мгновенно. Империя заплатит страховку их родным, буде таковые
отыщутся...
пленные являли сейчас жалкое зрелище. Их не оставили без медицинской помощи -
Империи не нужны лишние мучения, которые не принесут ей, Империи, никакой
пользы. Вот на допросах - другое дело.
наподобие ножниц - резать, резать, резать! Искры, пахнет озоном. Я отдираю две
плети проволоки, открывая широкий проход. Взмахиваю рукой.
десятков пять; и они не бросились всей массой наутёк, чего я боялся. Не подняли
крик. Молча и сноровисто, пропуская вперёд девчонок, они стали выбираться
наружу. Я дождался, когда сквозь прореху проскользнула Далька, и, не
высовываясь, не показываясь им на глаза, бросился обратно. Первая часть плана
окончилась успешно. Предстояла вторая. Самая опасная и гадкая.
Нырнуть в своё обмундирование и, теперь уже нарочито медленно, подняться,
потянуться даже. Теперь пусть меня видят...
в руках всемогущей судьбы.
решил чуть пройтись. И увидел пустой загон, увидел мёртвых часовых и убегающих
пленных. И я, честный обер-ефрейтор Руслан Фатеев, верный принесённой не столь
давно имперской присяге, немедленно начинаю действовать, как мне велит долг
перед Его Императорским Величеством кайзером.
погоню. Я открываю огонь.
я не могу дать уйти всем. Я беру на себя роль Всевышнего. Я буду судить, кому
жить и кому умирать. Потом мне предстоит ответить за это - может, даже и очень
скоро.
других. Двое его товарищей подхватывают его под руки, и я подрезаю их тоже.
последнем Суде, когда мы посмотрим с вами друг другу в глаза, я не возражу ни
на одно из ваших обвинений. И пусть Всеотец беспристрастно взвесит всю тяжесть
моей вины.
разнообразной руганью, как правило, на немецком. Бегут десантники, кто-то
отдаёт команды; а беглецы уже рассеиваются, но они слабы, измучены, а
большинство преследователей свежо; и я уже начинаю горько раскаиваться в
содеянном, когда внезапно откуда-то из предутренней мглы нас встречает режущая
пулемётная очередь.
обрывается в речное ложе. Что-то сильно, очень сильно ударяет меня в плечо, и
мир переворачивается.