мировую арену. Видишь, что происходит в государстве?
подзабыли, чем дело кончилось в Германии. Я не могу и не имею права взирать
на это со спокойствием сфинкса.
буду против!
известно, я решаю, когда и каким образом реализовать специальные финансовые
средства Игра с немцами не кончилась, и пусть Европа не обольщается, что
поставила нас на колени. Все ясно?
Моя жена сейчас находится в заключении, осуждена за мошенничество на пять
лет, сидит в Архангельске. Походатайствуй, чтобы срок убавили. А то и вовсе
освободили. Я посмотрю, на что ты годишься.
***
свете не появлялся, не выезжал из города, поскольку государственную дачу
отняли еще в девяностом, в период борьбы с привилегиями; мало того, редко
выходил из дома, и если сидеть в четырех стенах становилось невыносимо, то
выбирался после одиннадцати вечера, в метель или дождь, когда на улице мало
прохожих.
заместителя Председателя Центрального банка допрашивала специальная комиссия
- что-то вроде ЧК, которую интересовали тайные операции с золотовалютными
резервами и зарубежные счета КПСС. Он был ведущим специалистом по этим
вопросам, много чего знал и теперь с ужасом слушал и смотрел на вчерашних
рьяных комсомольцев, партийных чиновников и просто уличную шпану,
заброшенную с митингов на вершину власти. Они были полными дилетантами в
области дознания, как, впрочем, и в сфере финансов, и от этого становились
еще опаснее, ибо не ограничивали свои фантазии. Комиссарам казалось, что
бывшие высокопоставленные банковские работники в последние дни советской
власти утащили все золото, деньги и распрятали по кубышкам. Поначалу Алябьев
еще пытался объяснить, что такое внутрибанковский контроль, как проходят
наличные и безналичные деньги, но вскоре понял всю бесполезность таких
разговоров.
через несколько недель изнурительных, круглосуточных допросов без сна и пиши
стало ясно, что просто так его не отпустят, и Алябьеву пришлось кое-что
сдать. Но после короткого отдыха, пищи и сна он пожалел о своей слабости,
эти "чекисты" отбросили наигранно-уважительный тон и стали откровенными,
изощренными садистами. На допросах его раздевали догола, заставляли стоять
на стуле в таком виде, три раза в день кормили селедкой, а потом двое суток
не давали воды - это не считая издевательств и оскорблений.
расходования резервов находятся на отнятой даче и что он готов показать
тайник.
и повезли по Варшавскому шоссе.
Конвоировали его два паренька комсомольского возраста, крепеньких, но явно
недокормленных, а бывший финансист не изболелся, хорошо питался, занимался
спортом, отдыхал на курортах и к пенсионному возрасту ничуть не сдал.
пробку. Когда один из охранников сомлел от жары и открыл дверь, чтобы
проветрить раскаленный салон, Алябьев буквально вышвырнул его из машины и
убежал. Пять дней он скрывался у случайных, по отдыху в санатории, знакомых,
написал письмо в комиссию по правам человека при ООН, отправил через
мидовских друзей, затем еще неделю отсиделся у высокопоставленного приятеля
на даче, после чего спокойно пришел домой.
наконец-то испытал радость жизни простого, никому не нужного человека:
донашивал старые вещи, продавал набор советского чиновника -
видеоаппаратуру, ковры, румынскую гнутую мебель, пил обыкновенный кефир, ел
супы из брикетов и тушенку двадцатилетней давности из разворованных
мобилизационных запасов. И почти привык к своему новому положению, однако в
мае девяносто пятого к нему явился очень вежливый молодой человек из
кремлевской администрации, расспросил, нет ли обиды за прошлое, сообщил, что
"чекисты" сурово наказаны за самоуправство, и в качестве компенсации передал
небольшую сумму денег.
всевозможные экономические тусовки и приемы. А более всего - в качестве
эксперта, консультанта и советчика. Алябьев по-прежнему никуда не ходил,
пока однажды не прислали машину и не отвезли на фуршет по случаю годовщины
то ли победы над путчистами, то ли самого путча. Кого там только не было!
Даже "наказанные" комиссары, которые томили в подвале и допрашивали, однако
среди этой толпы премьер выделил бывшего работника ЦБ, подошел и зачем-то
пожал руку. Алябьев решил, что его с кем-то спутали, но на обратном пути
помощник премьера доверительно сообщил, будто в верхах решается вопрос о его
возвращении в Центральный банк на старую должность.
заканчивается всеобщий праздник расправы над государством, приходит к концу
срок, данный победителям на разграбление покоренной России, и теперь, когда
уже есть олигархический капитал и есть кому подпирать власть, надо снова
отстраивать хоть какую-нибудь государственную систему, пока в стране не
возобладала анархия.
квартиру, он посмотрел на голые стены, похлебал диетического супчика и
неожиданно ощутил легкую ностальгию по обществ), в котором только что был. И
плевать, какого оно рода - коммунистическое, реформаторское или вовсе
воровское! Любое, оно всегда будет нуждаться в специалистах, а это путь к
возрождению.
какой-либо договоренности. Они никогда не встречались, не знакомились,
однако специалист по золотовалютным резервам обязан был знать о
существовании таких людей, как Пронский, поскольку имел допуск к
государственным секретам особой важности, за что, собственно, и угодил под
арест и пытки.
фамилию, место жительства и прочие житейские вещи. Некоторые из них
находились за рубежом, имели соответствующее подданство и, грубо говоря,
зарабатывали деньги на экономическую разведку, диверсии и всевозможные
политические операции. На внутреннем жаргоне их называли группниками,
поскольку они входили в специальную группу СФС (специальные финансовые
средства). Если такой человек-фантом сам искал встречи и выходил на контакт,
специалист по резервам все решения принимал единолично и согласно
инструкции, после чего докладывал о них первому лицу государства.
финансов: они могли меняться в зависимости от настроения власти или
конъюнктуры, а человек, занимающий пост Алябьева, стоял на нем
десятилетиями, к концу жизни готовил себе замену и, как папа римский, уходил
только на тот свет.
гостя, не держи на пороге.
отстраненности, или всецело полагался на охрану, что сидела внизу, ибо в
доме продолжали жить государственные чиновники.
парку?
просчитать, откуда и от кого явился гость.
линялую старенькую шляпу, сунул пластиковый пакет в карман.
автоматическим замком и камерами слежения, не сдержался, сунулся к уху и
сронил шляпу.
не имеет никакого значения, зови Мавром.
самый последний момент вдруг подумал о провокации или проверке, которую
могли устроить ему перед назначением на должность.
породистости лице.