Чтение 44–й страницы книги ~Стандарт возмездия~

На следующий день следователь так же лениво приступил к допросу. Было видно, что он отбывает повинность, как лошадь на арене, лениво и без всякого азарта задавая свои вопросы и занося их в протокол. Кудрявцев вел себя нагло, требовал свидетелей обвинения и под конец допроса настолько обнаглел, что предложил следователю крупную взятку. Тот вспыхнул и злым голосом процедил:

— А за это тебе еще один срок дать могут. И гораздо больший.

— Ты меня не пугай, — усмехнулся Кудрявцев, — свидетелей равно нет. И ты никому не расскажешь. Тебе же самому хуже Дулет скажут — значит, дал повод к подобному предложению. А ты лучше подумай, что я тебе говорю. Я ведь все равно выйду на свободу. Лучше бы ты получил эти деньги. Двадцать тысяч долларов можешь получить. Или двадцать пять? Какая сумма тебя больше устраивает?

— Прекрати паясничать, — твердо сказал следователь. — Ты же знаешь, что на тебе висит. Ты офицера ФСБ убить хотел. Того самого офицера, который тебе жизнь спас. Ты не человек, Кудрявцев, ты настоящий ублюдок. И я доведу это дело до конца, хотя бы из принципа.

В ответ Кудрявцев просто пожал плечами. С типами, подобными этому следователю, договориться было невозможно, это он знал хорошо. Почти сразу после такого обмена любезностями приехал его адвокат Генрих Яковлевич Бронштейн, один из самых известных адвокатов Москвы. Он потребовал объяснений у следователя, почему тот начал допрос, не дожидаясь адвоката заключенного.

— Это произвол, — хорошо поставленным мягким голосом говорил Бронштейн, — вы за него ответите.

Следователь, молодой парень лет двадцати восьми, краснел, отворачивался, но в конце концов не выдержал.

— Во-первых, вам было назначено на одиннадцать, а вы приехали в половине первого, — сказал он, глядя в глаза адвокату, — во-вторых, ваш клиент только что предлагал мне взятку. Если вы будете шуметь, я запротоколирую его предложение и расскажу об этом прокурору.

— Молодой человек, — удивленно поднял руки Бронштейн, — вы далеко пойдете. Если, конечно, сумеете удержаться в органах прокуратуры. Нельзя делать голословных обвинений, не подкрепленных свидетельскими показаниями. У вас есть свидетели вашего громкого заявления? Вполне возможно, что вы испытываете личную неприязнь к моему клиенту, и я буду вынужден просить прокурора заменить вас на другого, менее предвзятого следователя.

Молодой человек, поняв, что столкнулся с «акулой» уголовного крючкотворства, покраснел, но промолчал. А умиротворенный адвокат начал читать протокол допроса.

После допроса у Романа Кудрявцева поднялось настроение, и так был уверен в том, что его ненадолго задержат в этой больнице. Адвокат твердо пообещал, что не доведет дело до суда развалив его на стадии предварительного следствия.

В палату Кудрявцев вернулся уже в гораздо более приятном настроении.

Одного из больных, вечно ноющего башкира-почечника, убрали и вместо него прислали какого-то молодого краснолицего парня с открытым славянским лицом и короткой спортивной стрижкой — За что загремел? — весело спросил у него Кудрявцев.

— Бабу обидел, — пожал плечами парень.

— Изнасиловал, что ли? — насторожился Кудрявцев. В тюрьме был свой строгий кодекс чести. Насильников здесь не любили, их «опускали», насилуя всей камерой, справедливо считая, что настоящий мужчина не может сесть в тюрьму за изнасилование. Но самая страшная расправа ждала насильников и убийц детей. Этих не прощал никто. Заключенные могли простить любое убийство, любой грабеж, любые дикие и разнузданные действия по отношению к жертвам преступлений, но в отношении насильников детей кара была самой страшной.

Такого зверя не просто убивали, его рвали на куски, насиловали, резали, мучили. Самой легкой смертью считалось повешение. Его вешали на обрывках собственных брюк. Но насильники детей такой легкой смертью не умирали. Однако ответ нового соседа вполне успокоил Кудрявцева.

— Да нет, — сказал тот, — не изнасиловал, а избил и порезал. Она, сучка, деньги приносить отказывалась своему парню.

— А сюда как попал? — улыбнулся Кудрявцев.

— Да с кишечником что-то не в порядке, — усмехнулся парень, — чего в камере сидеть, скучно там.

— Молодец, — кивнул Роман, — наш человек. С точки зрения тюремной нравственности рэкетирство, сводничество и избиение женщины было для мужчины нормальным и не считалось чем-то особенно предосудительным. Роман Кудрявцев отказался в этот день и от обеда, дождавшись, когда ему привезут обед из дома.

Примерно в четыре часа его снова позвали на допрос. Это его несколько удивило. С чего это следователь стал таким настойчивым, недоуменно подумал он, одеваясь. Но в кабинете, куда его привели, вместо следователя сидел полковник Максимов.

— Опять вы? — поморщился Кудрявцев. — Я еще не успел оформить на вас жалобу. Ваш офицер допустила в отношении меня насильственные действия, я буду жаловаться прокурору.

— Сядь и остынь, — посоветовал Максимов, — и внимательно послушай, что я тебе скажу. Никуда ты жаловаться не будешь, иначе над тобой все заключенные хохотать будут. Баба его оттаскала. Это первое. Но не самое главное. Ты, наверное, уже слышал, что убили Горелого? Если не слышал, то знай. За это время убили и Хромого Шалву. Как видишь, Зардани и те, кто с ним работал, не прощают предательства. Поэтому у меня к тебе предложение. Хотя мне ужасно неприятно видеть твою наглую физиономию. Ты сообщаешь нам, кто именно может стоять за этими убийствами, а мы переводим тебя отсюда. Имена боевиков Горелого нам не нужны. Мы их знаем.

— Вы ошиблись, — равнодушно сказал Кудрявцев, осознавший тем не менее всю степень опасности, угрожавшей лично ему, — я никого не знаю.

— У меня мало времени, — сказал полковник, — будешь называть имена?

— А вы хотите, чтобы меня порезали прямо в больнице? — спросил в ответ Кудрявцев. — Так у меня еще есть шансы остаться в живых. А если я дам вам имена, то шансов не будет. Вообще никаких. Я вам ничего не скажу. И не нужно приезжать сюда больше, полковник, не стоит так беспокоиться.

Максимов встал и вышел из комнаты, больше ничего не спросив. Кудрявцев провел ладонью по лицу. Полковник прав, нужно принять некоторые меры безопасности.

Он вернулся в палату и долго сидел на кровати, обдумывая случившееся.

Затем обернулся к своему новому соседу.

— Дело к тебе есть, — сказал он, — давай выйдем. Сосед заторопился следом за Кудрявцевым. Они вышли в коридор, встали у зарешеченного окна, где обычно все курили. Стоявший в коридоре офицер не обращал на них внимания.

— Тебя как зовут? — спросил Кудрявцев.

— Сергей я. Фамилию тоже говорить?

— Значит, так, Сергей. У меня к тебе предложение. Я еще несколько дней здесь буду, а ты по ночам не будешь спать. Потом днем отоспишься.

— Почему это? — не понял молодой парень.

— Я тебе заплачу. Будешь меня охранять. Чтобы никто не подошел, когда я сплю. Получишь за каждую ночь тысячу долларов.

— Тысячу? — не поверил Сергей.

— Две тысячи, — кивнул Кудрявцев, — но чтобы не спал по ночам. Я через три-четыре дня отсюда выйду. И твоим должником всегда буду. Ты меня понял?

— Понял, — Кивнул парень, — ладно, раз надо, так надо. В палату они вернулись вдвоем. В этот вечер Кудрявцев с аппетитом поужинал остатками обеда от обильной посылки И даже поделился с Сергеем, который с наслаждением хрустел свежими огурчиками, закусывая их лососиной. Совместная трапеза еще больше укрепила доверие соседей. Ночью Кудрявцев подмигнул парню и, повернувшись на бок, заснул, довольный тем, что решил все проблемы. Теперь главное было надавить на адвоката, заставить его быстрее действовать и вытащить отсюда Романа под любым предлогом. Сейчас разрешают денежный залог, вспомнил Кудрявцев. Лучше заплатить сто тысяч долларов, чем быть убитым. А потом нужно будет найти повод позвонить Зардани и выразить свое уважение. И другим, имена которых он знал, но не хотел произносить даже во сне.

Примерно в половине четвертого ночи Сергей, не спавший в эту ночь, бесшумно встал с постели, оглянулся и, видя, что все спят, осторожно вытащил подушку из-под головы Кудрявцева. Тот открыл глаза, увидел стоявшего над собой Сергея.

— А, это ты, — спокойно сказал он, и в этот момент Сергей бросил ему на лицо подушку, навалившись всем телом.

Кудрявцев минуту пытался освободиться, но убийца был слишком тяжел и силен. Через минуту Кудрявцев перестал дергаться и затих.

Сергей поднял подушку, закрыл глаза покойному. Повернув голову, он увидел смотревшего на него язвенника. Тот ничего не сказал. Сергей приложил палец к губам. И язвенник спокойно кивнул головой.

— У него, кажется, было больное сердце, — тихо заметил Сергей, возвращаясь на свою койку. Язвенник отвернулся к стене, давая понять, что случившееся его не касается.

Перед тем как лечь спать, Сергей поковырял в зубах. Там застряло огуречное зернышко, оставшееся после совместного ужина с Романом Кудрявцевым.

Он выплюнул зернышко и посмотрел еще раз в сторону убитого. Несчастный не мог знать, что его будущего убийцу специально перевели сюда, чтобы он сделал свое дело. По странной логике судьбы Роман Кудрявцев нанял охранять свое тело своего убийцу. Однако если посмотреть на это с другой стороны, то его убил человек, с которым он разделил свой последний ужин. Сам Роман Кудрявцев всю свою грешную жизнь был предателем, не ценящим разделенного с другими хлеба, так что воздалось ему по заслугам.

ГЛАВА 39

Они сидели, тесно прижавшись друг к другу, когда автомобиль подъехал к складу. На часах было половина пятого.

— Выходите, — приказал водитель, — если есть оружие, оставьте здесь.

Рустам вытащил свой пистолет. Остальные тоже. Водитель протянул руку к чемоданчику Эдуарда.

— Дай твой чемодан.

— Извини, друг, — улыбнулся Эдуард, — это досмотру не подлежит. Этот груз для твоего хозяина.

Водитель повернулся к своему напарнику, но тот только кивнул. И посторонился, пропуская всех троих к складу.

— Надеюсь, там не очень много людей, — успел шепнуть Эдуард, когда они вошли в огромное помещение.

У входа стоял еще один. Он внимательно посмотрел на всех троих и, узнав Мастана, спросил:

— А где твой напарник?

— Он… с ним… он… — Мастан оглянулся на Рустама, не в силах ничего сказать.

— У него живот заболел от вашей непривычной пищи, — нашелся Рустам, сказав это по- узбекски.

— От какой пищи? Он разве не мусульманин? — удивился охранник.

— Он буддист, — улыбнулся Рустам.

— Ты посмотри, что делается, — вздохнул охранник, — уже настоящие мусульмане изменяют своей вере. Буддистами становятся, кришнаитами всякими.

Идите туда, — показал он в глубь помещения.

— При чем тут бедные кришнаиты? — спросил Эдуард, когда они пошли дальше.

— Ты видел, как на него подействовали мои слова? — усмехнулся Рустам. — Нужно же было что-то придумать, чтобы отвлечь его от подозрений.

— Вы принесли деньги? — раздался чей-то голос над ними.

— Прямо как голос небожителя, — поднял голову Эдуард.

— Принесли, — сказал Рустам, — деньги у нас.

— Почему не пришел Ибад?

— Мы принесли деньги. Тебе нужен Ибад или наши деньги. — спросил Рустам и добавил:

— В твоей машине всего триста. Три человека и приехали. Мы же не могли сидеть друг у друга на голове.

— Поднимите сюда деньги, — приказал Ахмед, спуская вниз подъемник.

Подъемник со скрежетом заскользил вниз и остановился к нескольких сантиметрах от цементного пола.

— Я его не вижу, — шепнул Эдуард. Рустам выступил вперед и крикнул:

— Ты уже проверял сегодня деньги. Спускайся вниз, и мы поговорим. Что ты, как женщина, прячешься за этими железными балками, словно под чадрой. Нас уже несколько раз обыскивали твои охранники. Или ты боишься нас и безоружных?

Нужно жить на Востоке, чтобы понять оскорбление, которое в завуалированной форме высказал Рустам. Не выйти на такие слова — значило расписаться в собственной трусости. Ахмед стал спускаться вниз, понимая, что придется показаться. Именно на это и рассчитывал Рустам. За это время их товарищи успеют приблизиться к складу. «Маяк» в его чемодане продолжал посылать четкие сигналы.