узнала, что балбес уехал-таки в Англию. Настроение было тогда -- хуже
некуда. Однако, нет худа без добра: видно на своих депрессиях они с Иваном
и сошлись -- как в "Маугли": "Мы с тобой одной крови, ты и я". Никто из ее
подруг понять не мог, зачем она с этим недоделком связалась ... разве что,
из благотворительности? Вообще-то, мужская половина их Института (как и
любого гуманитарного института в Москве) на три четверти состояла из
недоделков: увечных, хромых, парализованных, голубых ... ну и, конечно,
психов всех мастей. Уж если б Тане приспичило благотворить, так только
свистни -- сирые и убогие (кроме голубых, естественно) набегут дюжинами. Да
только все это было ни при чем: Ивана она, конечно, жалела, но видела в нем
и что-то еще, помимо жалкости. Как бы это объяснить?... -- ну, скажем, так:
потенциал неиспользованных возможностей.
психиатрические, отец -- пьющий. Однако, семья -- одаренная: и дед, и отец
-- оба известные художники. Ну, ясное дело, у маленького Вани с детства
обнаружились способности -- да только родителям его было не до того: сдали
в школу с художественным уклоном и вернулись к своим междуусобицам.
депрессия),
апп.).
включая Би-би-си, что на большее, чем вяло протекающая, Иван не замахивался
никогда. Ну, а психомоторные расстройства двигательного аппарата -- так те
и у здорового начнутся, ежели ему аминазин в таких дозах колоть! От этого
аминазина несчастный Иван целых три недели ходить не мог и так напугался,
что из злополучной Группы вышел, а потом, к радости КГБ, устроился на
службу -- в Институт Реставрации, в Отдел Икон.
"Ты имеешь в виду -- не выставлялся?" Нет, именно, не рисовал. "А почему?"
Этот вопрос застал Ивана врасплох: и правда, почему? Он стал мямлить что-то
о тяжелых переживаниях, вызвавших потерю интереса; а также о
бессмысленности и невозможности занятий искусством в условиях тоталитарной
идеологии. Правды он ей не сказал -- ни тогда, ни после. Она догадась сама:
рисовать Иван уже не мог -- как штангист, надорвавшийся при попытке
установить мировой рекорд, никогда больше не подходит к штанге.
свадьбы не спали друг с другом (целый год!) -- он настоял. Этот бзик так
Таню удивил, что она твердо решила Ивану не изменять -- благо Давид уехал
на пять месяцев в Архангельск, а больше никого у нее в тот момент и не
было.
психиатрический. И точно: через две недели после свадьбы -- загремел в
Институт Психздоровья. Сначала перестал с ней спать -- на седьмой день,
безо всяких объяснений. А в следующую пятницу просто не пришел вечером
домой (Таня в тот день на работу не ходила, чертила дома). Сперва она
позвонила ивановым родителям -- без толку, потом ближайшим друзьям -- тоже
не знали ничего. Следующим этапом, отыскав его записную книжку, -- всем
подряд. Только дойдя к часу ночи до буквы "Ш" (Игорь Генрихович
Штейнгардт), она узнала, что муж ее -- "где обычно, в четвертом корпусе", и
что "мы даже сумели положить вашего Ваню в его любимую палату!" Эта
"любимая палата" ее чуть не доконала ... Что же касается подробностей, то
Игорь Генрихович обсуждать rial">их по телефону не пожелал и пригласил Таню
в понедельник лично, а пока: "Очень вас прошу, милая, к Ванечке не ходите и
о нем не беспокойтесь, он у нас в целости и сохранности."
с огромным кабинетом и пожилой секретаршей в предбаннике. Строго
проинструктировав неопытную Таню ("... и ни в коем случае не говорите
'шизофрения', милая, -- только 'душевная болезнь', вы слышите?..."),
секретарша запустила ее внутрь.
Василия Петровича" на пороге кабинета и с почестями усадил ее в кресло под
автопортретом ваниного деда. Выглядел доктор карикатурно: ветхий старичок в
пенсне и галстуке бабочкой, с манерой говорить, вполне достойной своих
пациентов. Усевшись за стол размером с небольшой аэродром и отчаянно
жестикулируя, он стал объяснять, что "течение душевной болезни Ванечки
осложнилось от сильного давления с вашей стороны, милая, в сексуальной
сфере". "Какая чушь! -- воспламенилась Таня, -- Да, если хотите знать ...";
"Не чушь, -- спокойно перебил ее Игорь Генрихович и быстро-быстро заморгал
глазами, -- он мне так и сказал ... А теперь, когда я вас вижу, то и сам
чувствую." Таня чуть не рассмеялась ему в лицо ... "Вы, Танечка, лучше не
фыркайте, а подумайте над тем, что я говорю. -- поучительно объявил
профессор, вертясь туда-сюда на вращающемся стуле, -- И как Ваня в
последнее время себя вел, тоже вспомните."
действительно объясняла странное поведение Ивана в течение последних двух
недель. И, кроме того, если Мышка сам такое сказал, то, значит, он так и
чувствует -- какой же ему смысл доктору-то лгать? "Выходит, у Вани от меня
шизофрения обострилась!" -- расстроилась Таня ... и вдруг вспомнила
наставления секретарши. Но поздно: профессор Штейнгардт выбежал из-за стола
и, размахивая руками перед таниным лицом, прочитал ей гневную лекцию о
медицински безграмотных людях, употребляющих термин "шизофрения" всуе. "Нет
такого заболевания! -- кричал профессор, запутывая ее вконец, -- Понимаете
-- нету! А есть невежественные жены больных людей, которые своим несносным
поведением усугубляют протекание недуга." Глаза его метали молнии. "Вы меня
поняли, милая?!" -- заорал он, чуть не стукнув Таню по носу; "Поняла, Игорь
Генрихович, поняла ... Извините, Христа ради ... -- лепетала та в ответ, --
Вы только скажите что ... а я для Вани все сделаю!" Внезапно остыв, Игорь
Генрихович вернулся к себе за стол и стал объяснять. Таня не должна:
во-первых, демонстрировать свое желание перед половым актом, во-вторых,
показывать свое наслаждение во время полового акта и, в-третьих,
высказывать свою благодарность после полового акта. "Три 'не', -- закончил
он, -- очень легко запомнить: до, во время и после." "А я всегда думала,
что наоборот ... -- удивилась Таня, -- Так сказать, три 'да' ..."; "И
неправильно думали, Танечка ... -- благодушно сообщил ей забывший былые
обиды профессор, -- Верьте мне, милая, я на этой проблеме тридцать лет
назад докторскую защитил."
у Ивана с сексом все в порядке и что ее желание, наслаждение и
благодарность -- чувства неподдельные. Более того, если она, Таня, не
сможет их проявлять, то тут-то проблемы и начнутся -- по-крайней мере, для
нее самой. "Ах, милая, -- шаловливо махал на нее ученой дланью профессор
Штейнгардт, -- вы тогда так и говорите, что о себе хлопочете ..." -- чем
доводил Таню до бешенства неописуемого. В конце концов она поставила
ультиматум: если Игорь Генрихович и вправду хочет, чтобы она выполняла его
"не", то пусть резервирует за ней место в своем отделении. Таня его честно
предупреждает: от такой жизни она рехнется. "А вы себе любовника заведите,
милая." -- ответил старый доктор. Таня гневно подняла глаза, полагая, что
шутки пошли уже через край ... и вдруг поняла, что тот не шутит. "Заведите,
заведите ... -- продолжал Игорь Генрихович, -- я разрешаю." И, помолчав
как-то странно, добавил: "Вы ведь так и так заведете ... а если я не
пропишу, то совестью будете мучиться."
рецепт.
времени ее к нему не пускали ("Через окно смотрите, милая, во-он он там
возле беседки со своим другом Феденькой Черенковым беседует!v). К тому
моменту Таня уже вовсю следовала Второму Предписанию старого доктора (Давид
приезжал из Архангельска на несколько дней, плюс некий новый знакомый) --
что, в сочетании с Первым Предписанием, сделало их всех счастливыми. А если
и не счастливыми -- так, по-крайней мере, здоровыми. А если и не вполне
здоровыми, то ... как бы это поточнее выразиться?... Скажем, так:
совместный эффект двух Предписаний удержал их всех по эту сторону границы
между вяло протекающей и острой шизо... ой, Игорь Генрихович, извините,
Христа ради ... опять я проштрафилась!...
резиновой дорожке к противоположной стене ванной комнаты -- за полотенцем.
Что ж, фигура у нее еще ничего ... особенно, когда зеркало запотевшее,
ха-ха-ха!... Нет, врешь -- даже если и не запотевшее, то все равно еще пока
ничего. Она протерла ладонью окошко в ближайшем зеркале и приблизила к нему
лицо, внимательно разглядывая красноватый шрам на правой щеке. "Господи,
вот ведь изуродовали меня на Втором Ярусе! Теперь только пластическая
операция и поможет ... хотя, с другой стороны, для кого?" Таня завернулась
в полотенце, вышла из ванной и остановилась в коридоре, не понимая, что
собиралась делать. А-а, спать ... Она устало прошла в спальню, сбросила
полотенце на пол и полезла в постель -- бр-р-р, холодно ... где этот чертов
включатель? Поставив подогрев на максимум, она перевернулась на спину,
раскинула руки и закрыла глаза ...
жалела!
делала, если б старый осел тебе любовников не 'прописал'? В монастырь
постриглась бы? Вот то-то и оно ...
Никитин Юрий
Маркелов Олег
Прозоров Александр
Андреев Николай
Прозоров Александр
Андреев Николай