сюжет. Павлыш встал, включил внешний динамик. Лес был тих, но тишина
была неполной, она складывалась из множества настороженных звуков. Вот
хрустнула ветка, потом что-то прошуршало в траве совсем недалеко от
корабля. Издалека донесся утробный звук, низкий, почти неуловимый, но
могучий, потом зачавкало, словно рядом бродил кто-то в болотных
сапогах, с трудом вытягивая ноги из тины...
старается все более исключить элемент риска. Каравелла Колумба была
игрушкой штормов и ветров, каждый риф таил для нее гибель, каждый
шквал грозил перевернуть. Но путешественники снова и снова уходили в
море или шли с караванами через негостеприимные горы - ведь не только
страсть к наживе влекла их. Проснуться под сенью неведомых гор,
услышать шум чужестранного города, увидеть пальмы на берегу еще не
открытого острова... Наверное, мы стали куда как рациональными - мы
стараемся приспособить Вселенную к нашим трезвым нуждам, разложить ее
по полочкам и даже раздражаемся, если что-то не влезает на полочку, на
положенное место. Путешественники древности верили в гипербореев и
людей с песьими головами, и это их не пугало. Мы же уверены в том, что
генетический код един для Вселенной, и при виде человека с песьей
головой не ахаем удивленно и восторженно, а начинаем считать
хромосомы.
лет назад, покоряет нас своей наивностью, своим гордым одиночеством и
человеческим вызовом, который несет в себе его судьба. Но уже в
Робинзоне заложена опасность - уже Робинзон рационален. Он не мирится
с природой, не ждет появления человека с песьей головой, а
подсчитывает запасы зерна или шьет себе одежду из козьих шкур. Значит,
Робинзона следует запретить - вот он, источник всех наших бед, вот кто
- Даниэль Дефо заложил основы нашего рационализма. Признав это, Павлыш
стал искать альтернативу и пришел к выводу, что ему более всего по
душе Синдбад-мореход. Хоть тот был и торговцем, но птицу Рух
воспринимал как часть естественного в своей сказочности мира. И потому
Павлыш стал планировать альпинистский поход на гигантское дерево,
который вернее всего не оправдает риска и затрат времени, но
совершенно необходим Павлышу, чтобы наладить собственные отношения с
этой планетой.
ничего не добились. Золотая гора безлична и равнодушна. Она может
встретиться и на безатмосферном астероиде. Клавдия имеет дело в
основном с предметами неодушевленными, поэтому она может провести
здесь целый век и остаться чужой на чужой планете. Понимание входит в
функции Павлыша. А его не достичь, скрываясь за надежными стенами
куполов.
споре, почти не давал ей возможности возразить. Все воображаемые
возражения Клавдии были неубедительны, тогда как аргументы Павлыша -
несокрушимы.
лишь через секунду понял, что визг донесся из леса - из того мира,
который продолжал жить, словно Павлыша, со всей его техникой и
могуществом, не существовало.
медленно вращающихся прожекторов, кипел клубок тел. Несколько хищников
- и не разберешь в такой суматохе, что за твари, - терзали толстого
зеленого неповоротливого зверя, и в этой схватке была такая
первобытная жестокость и такой страх смерти, что Павлыш, глядя, как
клубок тел катится к лесу, выключил звук и отошел от окна. И с
некоторой печалью подумал, что вернее всего он так и улетит с этой
планеты, ни черта не узнав и не поняв, хотя формально увезет отсюда
солидный груз биологических исследований и образцов флоры и фауны.
отсек. Сейчас женщины в своих конурках укладываются спать, в душе на
полчаса застряла чистюля-Клавдия, а Салли, что уж совсем не положено
отважному разведчику, в пятый раз раскладывает пасьянс. Ему
захотелось, чтобы Салли отложила пасьянс и пришла к нему сюда, потому
что соскучилась, потому что ей надоело слушать, как Клавдия
насвистывает под душем...
иногда попугать нас. А мы ведь не из пугливых?
воздух и нормальный дождь.
в эту экспедицию. А я - единственное человеческое развлечение, -
сказала Салли.
умею кокетничать. Ничего удивительного нет.
на тебя внимания... Это обидно?
поцеловала его в щеку у уголка губ.
они не одни - за спиной Салли в окно глядела глупая белая морда.
камеру.
сказала Клавдия.
мокрые волосы забраны полотенцем.
когда он тащил конфеты из заветного бабушкиного шкафа.
знаешь.
теперь старался реже говорить вслух то, что могло задеть Клавдию.
для малышей Вайткус. Еще он лепил для них коров, коз, собак и всякую
земную живность.
коза, так и не понявшая, куда исчезла ее любимая Марьяшка, и холмик
кладбища - все это исчезло; внизу пошел лес, одинаковый и
бесконечный.
движение угадывалось только по тому, как уплывали назад деревья. В
корзине стояла тишина и воздух был неподвижен.
обращаться, но это был первый настоящий полет шара - не под(r)ем к
облакам, а путешествие.
разделение труда и обязанностей. Никто не просил Казика становиться к
горелке и определять курс, это случилось само по себе. Летал Казик не
больше других, да и вообще был еще подростком, маленьким даже по
здешним меркам. Но здесь, в корзине шара, с ним произошло немедленное
превращение, подобное тому, что происходило с ним, когда он попадал в
лес. Казик из существа скорее робкого и молчаливого превратился в
уверенного в себе человечка, будто он всю жизнь только и делал, что
летал на воздушных шарах. И уверенность его была столь очевидна, что и
Марьяна, и Дик безо всяких возражений уступили ему первенство в
управлении шаром, к которому оба относились с некоторой опаской.
казалось, что она видит Олега, который так храбрился в последние
минуты, скрывая свой страх за Марьяну и зависть к тем, кто улетает.
Марьяна не боялась за себя - некогда было об этом думать, да и пустые
это мысли - бояться за себя. Она хотела сейчас одного: как можно
скорее слетать, неважно даже, найти или не найти ту экспедицию, в