мелкобуржуазную ограниченность великого композитора, который игнорировал
реальное классовое деление общества, что привело к забвению им
пролетарского мелоса. Вдобавок бывший селькор осудил маэстро за согласие
передать "Аиду" для исполнения в момент открытия Суэцкого канала -
очередной затеи мирового империализма. Сергей слушал этот научный диспут
вполуха, хотя уже начал понимать, что подобная дискуссия - лишь обычное
развлечение его коллег. Оба тоже играли свои маленькие роли - то ли для
него, их нового начальника, то ли по привычке - для самих 'себя.
Бертяев медленно шел по проходу, опираясь на массивную трость. А рядом с
ним... Да, рядом с ним была та, в темном платье. Сергей замер.
товарищи?
улыбка, он протянул широкую ладонь и крепко пожал руку Ахилло.
заговорщицки усмехнулся. - Вы же вроде старосты в клубе любителей "Аиды"...
Афанасий Михайлович, это мои коллеги...
крепкого рукопожатия. Затем Бертяев обернулся:
внезапно, к крайнему смущению Сергея, приложился к ручке. Впрочем, сама
Виктория Николаевна вовсе не была смущена. Снова улыбка, и вот ее рука
протянулась к Пустельге.
улыбнулась, но Пустельга так и не понял, вспомнила ли она его. Впрочем, что
было вспоминать? Дурацкий вид, с которым он впервые предстал перед той,
которую, как выяснилось, звали Викторией?
каблуками. Похоже, это понравилось, и Пустельга вновь ощутил себя растяпой.
Даже представиться как следует не сумел...
своего имени-отчества Сергей не называл! Конечно, он не делал тайны из
своего служебного положения, но все же...
проситься обратно в театр. Микаэль, вы ведь здорово испугались, правда?
все еще растерянного Пустельгу. Сергей вздохнул: с ним шутили. Надо
отвечать.
лейтенант Ахилло преувеличивает. Я, конечно, суров, зато - справедлив.
Сорок минут физзарядки утром, чистка сапог непосредственному начальству...
Знаменитый писатель и обаятельная женщина словно снисходили к его, Сергея,
провинциальному уровню. Так сказать, мелкий бурбон, которому по нелепой
случайности выпало командовать рафинированным душкой Микаэлем.
вы, Сергей Павлович, не глумитесь особо над Микаэлем. Он - натура тонкая,
ранимая...
обществе подобная манера беседы была обычной. Черт, ему бы хоть небольшое,
хоть крохотное чувство юмора!
физзарядку до получаса. Но вы же понимаете, товарищи, служба - она порядка
требует. Так сказать, хоть безобразно, зато единообразно.
допрашивать интеллигентов, как вербовать их, превращая в надежных
работников спецслужбы. Но вести легкую беседу - это нечто иное...
разговор на нечто более материальное. - Мне... нам... очень понравилось.
Павлович, - это очень серьезное признание. Да еще при свидетелях... Ну, раз
вы так глубоко в этом завязли, то приходите как-нибудь ко мне. Все
втроем... Побеседуем.
- внезапно выпалил Прохор. - Мне... можно будет прийти?
Михайлович - Вам, лейтенант Карабаев, придется выслушать пьесу в авторском
исполнении. Это трудное испытание...
целый роман прочел! За пять дней!
ухмыльнулся в ответ, и Пустельга понял, что бывший селькор прекрасно умеет
входить в доверие - даже к подобной рафинированной публике.
Николаевна обменялись быстрыми, еле заметными взглядами. Похоже, Ахилло не
преминул кое-что рассказать о нем. Или это был не Микаэль, а кто-то другой?
он почему-то интересоваться не стал.
себе знает... Вон с какой гражданкой в театр пошел! Не мелочится!
- Насколько я знаю, Виктория Николаевна - жена его друга. Он ведь старше ее
лет на двадцать.
цену знает - с некрасивой в театр не ходит. И одет... Сильный мужик...
разговор ведется исключительно в расчете на слушателя - на него самого. Или
он стал излишне подозрительным? Ему самому Бертяев понравился. Конечно, не
из-за фрака, который - Ахилло и тут не ошибся - так запомнился Прохору.
Первое впечатление не обмануло: Афанасий Михайлович был необычной
личностью. То, что простая душа Прохор назвал "силой", было чем-то иным -
скорее всего, спокойным чувством собственного достоинства. А такое
встречалось редко, особенно среди интеллигентской публики, живо чувствующей
свою классовую неполноценность.
сразу поняла, с кем имеет дело. До него снизошли - вежливо, как и
полагается интеллигентным людям, ~ ведь все-таки он был начальником
всеобщего любимца Микаэля! А он начал плести что-то про физзарядку и
сапоги... Вот Прохор - молодец: держал паузу, а затем - сразу на контакт!
Бертяеву и... к Виктории Николаевне. Не "по жизни", а по долгу службы.
Конечно, в этом случае он вел бы себя совершенно иначе. Сергей вспомнил,
чему сам учил агентов: продумать собственный "образ", просчитать возможные
варианты разговора... И - улыбка, обязательная улыбка! Больше говорить о
самом человеке, особенно в начале знакомства. Не смущаться, любую
неловкость тут же обращать в шутку...
многолетнего опыта, чтобы почувствовать себя вровень с тем же Ахилло? Или
виной этому все еще не изжитое ощущение чужака, случайного человека среди
узкого круга столичной "публики"? Играть не хотелось: "сыграй" Сергей при
подобном знакомстве ~ и ему не избежать чувства, будто он на очередном
задании...
Афанасием Михайловичем интересно было бы побеседовать. И кроме того" там он
мог встретить ее. Просто встретить - и, может быть, перемолвиться парой
слов...
дело, решив, что на него подействовала страшная судьба героев. Но вскоре
понял: темное подземелье, замурованный вход и могильное молчание за
каменной кладкой почему-то напомнили совсем иное: ночь на Донском кладбище,
разрытую могилу и треснувшую крышку полуистлевшего гроба. Его вдруг
передернуло. Нет, конечно, незнакомый ему парень - красный командир Степан
Косухин - не был похоронен заживо. Две разрывные пули - от такого не
воскресают даже в опере... Но Пустельге вдруг почему-то представилось, как
тот, кого похоронили в далеком 21-м, просыпается в тесном гробу, сжимая в
руке странный кристалл, покрытый неведомыми надписями. Бхотский язык -
Пустельга даже и не слыхал о таком... Отчего-то увиделось, как красная
призма начинает светиться и буквы-муравьи наливаются живым огнем, освещая
мертвую могильную тьму...
Микаэль-Михаил поспешил на сцену с неизвестно откуда взявшимся букетом.
проглядывало удовлетворение:
произведение прогрессивного итальянского композитора...
своих новых знакомых. Но ни Бертяева, ни Виктории Николаевны не было,
словно сегодняшняя встреча лишь привиделась Сергею...
раздражала. Было время подумать об увиденном, а кроме того, ему осталось
ночевать здесь не более нескольких дней. Хорошо, если новая квартира будет
где-нибудь в центре! Впрочем, это уж слишком для старшего лейтенанта из
провинции...