передавал танго.
части к востоку от Мелитополя и подходит к самому городу. Единственная
дорога на Токмак вот-вот могла оказаться перерезанной. В воздухе кружилось
несколько "Ньюпоров" с красными звездами на крыльях, и штабс-капитан
Дьяков приказал занять оборону. Мы разместились в окопах на южной околице,
оборудовав пулеметные гнезда и на флангах поставив броневики. Батарея
стояла в резерве, тем более, что артиллеристов, ежели к ним причислить и
поручика Успенского, у нас едва хватало на одно орудие. На юге уже что-то
грохотало, и штабс-капитан Дьяков отдал приказ на ночь не расходиться по
хатам, а оставаться в траншеях и не спать.
подробности. Жлоба родом из пейзан, унтер-офицер на Германской, между
прочим, авиатор, и очень недурно летал на "Фармане". Прославился он в
18-м, командуя знаменитой Сталинской дивизией красных. Затем он был
заметителем легендарного красного Мюрата - Бориса Думенко. А после того,
как краснопузые сами же порешили своего Мюрата, Жлоба возглавил 1-й
кавалерийский корпус, тот самый, что и был брошен красным командованием на
Мелитополь, чтоб одним ударом покончить с Русской Армией Барона.
действитель, любил джигитовать, но тогда была жара, и Володя считает, что
бурку я домыслил. Трудно сейчас сказать, но эту бурку я запомнил.
Вероятно, Барон был согласен жариться под солнцем, но вида не терять.
Впрочем, можно будет спросить поручика Успенского.
вытащили Туркул и Володя Манштейн, заявив, что мне нечего киснуть и
следует развеяться. В Истанбуле мы заглянули к господину Акургалу и
получили разрешение на посещение Гиссарлыка. Разрешение - устрашающего
вида бумага с несколькими чуть ли не восковыми печатями. Оно нам может
понадобиться - в районе Гиссарлыка сейчас возможны боевые действия.
Древностей. Упомянутая мною надпись была осмотрена особо. После всего
этого Володя Манштейн с удовлетворением константировал, что по латыни и в
гимназии он всегда получал двойки, а Туркул заявил, что в своем высшем
начальном он латынь вообще не учил. На мою скромную поправку, что надпись
не по -латыни, а по-гречески, мне было велено не сметь рассуждать в
присутствии их превосходительств, не то меня разжалуют из подполковников
обратно в приват-доценты. Поглумившись вволю, Манштейн рассказал о том, о
чем я и сам подозревал: часть сотрудников Русского Археологического
института работала не на Клио, а на русскую военную разведку. Эта же
служба обычно финансировала экспедиции, особенно в Турецкие Фракии и
Западной Армении, то есть в предполагаемом районе боевых действий. Что ж,
вполне похоже на правду. Зато в Русском институте всегда были отличные
чертежники.
улицу Де-Руни и нанести визит Якову Александровичу. Генералы переглянулись
и дали согласие. Мы пробыли там недолго, выпили прекрасный турецкий кофе,
изготовленный бывшим прапорщиком Нечволодовым, и поговорили на самые
нейтральные темы. Узнав, что я пишу об операциях против корпуса Жлобы,
Яков Александрович вкратце изложил свою точку зрения, может быть, даже
излишне академично. Мне бы хотелось услышать кое-что из подробностей, но
времени, увы, было мало. Надо сказать, что Туркул и Манштейн держались как
ни в чем не бывало, подчеркнуто называя Якова Александровича по его
прежнему званию, несмотря на приказ Барона о разжаловании. Мы откланялись,
и в последний момент Яков Александрович успел шепнуть, чтоб я зашел в
следующий раз. Я понял - командующий приглашает меня одного. Значит, я не
ошибался, и у него есть ко мне какой-то разговор.
Татьяне, и всей компанией посидели в каком-то незнакомом мне, но весьма
приличном заведении, у Старых Казарм. Татьяна держалась с полным
достоинством и была похожа уже не на гимназистку седьмого класса, а скорее
на офицерскую вдову. Володя и Антон Васильевич вели себя как истинные
джентльмены, но на обратном пути позволили себе странные высказывания о
седине в голову, бесе в ребро и о тихом болоте, где, как известно, кто-то
водится. Я поинтересовался адресатом этих филиппик, на что мне было
заявлено, чтобы я вообще молчал, а не то меня свяжут по рукам и ногам и
отдадут генералу Ноги. Я, естественно, испугался, и все оставшееся время
умолял этого не делать.
дежурство по лагерю - и повлек генералов играть в преферанс. По этому
поводу я конфисковал у него еще полпачки бумаги, и теперь имею возможность
вернуться к своему дневнику.
вдобавок, связь с Мелитополем прервалась, из чего мы заключили, что дорога
уже перерезана. Впрочем, нас, если не считать нескольких красных
"Ньюпоров", покуда не трогали. Дважды вдали показывались конные разъезды,
но приблизиться не рискнули. Мы так и не поняли, были ли это разведчики
Жлобы или просто какая-нибудь банда. Ближе к вечеру я командировал
поручика Успенского послушать радиоприемник. Через час поручик вернулся и
принялся излагать мне подробности переговоров между Северо-Американскими
Соединенными Штатами и Японией по поводу свободы торговли в Китае. Я
пообещал его пристрелить, но он лишь пожал плечами, пояснив, что длинные
волны забиты морзянкой, и поблизости, судя по всему, работают несколько
передающих станций.
окопах, благо было тепло. Я оставил поручика Успенского на позициях, а
сам, взяв с собой прапорщика Мишриса, отправился послушать наше радио.
Заодно я поинтересовался, откуда у Мишриса познания в радиоделе.
Оказалось, у них в училище был кружок радиолюбителей, и они даже успели
изготовить три детекторных приемника. Мишрис вдохновился и начал
рассказывать о каком-то новом устройстве, которое, якобы, способно
передавать не только звук, но и изображение, но я предложил для начала
поведать об этом нашему поручику. В технике я чрезвычайно наивен, и меня
можно убедить в чем угодно. Даже в возможности передачи изображений по
радио.
революционных заклинаниях и передавала новости. Совдепы, вероятно,
чувствовали себя уверенно. Их войска уже приближались к польской границе,
и как раз в эту ночь я услыхал слова знаменитого приказа Тухачевского: "На
Варшаву! На Берлин!". Признаться, в ту минуту, в мертвом ночном Токмаке
мне стало жутко. Кругом расстилалась черная степь, где бродил Упырь и где
вот-вот были готовы сомкнуться красные клещи. Мы опять были заперты на
этой ирокезской стоянке, а миллионы большевиков уже переваливали через
разорванный надвое фронт прямиком в Европу. Как бы услыхав мои мысли,
диктор походя заметил, что разгром банд Врангеля, просочившихся в Северную
Таврию, идет по плану.
поступков лег спать, оставив дежурить несчастного Мишриса. Перед выходом
прапорщик долго мялся, но не выдержал и спросил-таки меня, сооблюдают ли
краснопузые Гаагскую конвенцию по отношению к медицинскому персоналу. Я
как можно убедительнее заявил, что они только этим и занимаются и велел
выбросить дурные мысли из головы. Мелитополь еще не сдали, и незачем
паниковать раньше времени.
уже успела покрыть роса, обещавшая очередной жаркий день, а сквозь дымку
уже можно было различить ровные цепи, приближывшиеся без единого выстрела
к нашим окопам.
проклятых краснопузых, которые даже атаковать не могут в нормальное время.
Прибежал связной от штабс-капитана Дьякова, наверное, будить нас, но я
велел передать, что мы готовы. Злосчастный туман колыхался, будто это было
не поле, а какое-то болото, но приближавшиеся цепи уже можно было вполне
разглядеть. Шли они ровно. Красиво шли. Винтовки были направлены в нашу
сторону таким ровным частоколом, что я даже позавидовал.
причем, довольно-таки чувствительно, и шепнул, что форма у этих, которые в
тумане, черная. А краснопузые черную форму не носят.
ясно проступал цветной кант погон. Во всех известных мне частях, как
красных, так и белых, такую форму носила только легендарная Корниловская
дивизия. Конечно, можно ожидать всего, в том числе и красного маскарада,
но я тут же послал связного в первую роту. На всякий случай мы решили не
стрелять.
форме, могли открыть огонь или угостить нас ручными бомбами. Я решился,
вытащил белый платок и намотал его на штык. В конце концов, ежели это
краснопузые, у меня будет минута, пока они будут раздумывать, и как-никак
удастся выкрутиться.
подробностях. Да, так оно и было, - господа корниловцы, и при том весьма
невыспавшиеся, - не иначе, маршировали всю ночь.
замедлил хода, до меня донеслось вполне отчетливое "Красная сволочь!", а
еще через минуту несколько штыков оказались так близко, что я, признаться,
Шилова Юлия
Лукьяненко Сергей
Акунин Борис
Афанасьев Роман
Афанасьев Роман
Перумов Ник