поцеловала в теплую, мягкую морду.
приглушенным ржанием слегка толкнул Таис головой. Нельзя было
выразительнее дать понять, что новая хозяйка ему нравится. По знаку
Птолемея раб подал Таис кусок медовой ячменной лепешки, и она, разнуздав
иноходца, накормила его лакомством. Поев, конь потерся о ее плечо, и,
когда его уводили, Таис показалось, что он, оглянувшись, подмигнул ей,
настолько лукавой была его морда.
возрождались. Горячая, шаловливая и отважная девчонка, казавшаяся
македонцу идеальной возлюбленной, уступила место женщине, не менее
отважной, но с большей внутренней силой, загадочной, непонятной. Ее
интересы не совпадали с интересами самого Птолемея, зоркого практика и
хорошего стратега. По жадности к знаниям Таис напомнила ему самого
Александра. Надолго запомнился Птолемею один ночкой разговор, когда он
пытался увлечь Таис политикой.
спартанском военном государстве, он говорил о необходимости создания
нового города, более блестящего и славного, чем Афины. Владения Александра
уже превратились в прочную империю, захватывая все побережье Внутреннего
моря от Геллеспонта до либийских берегов. Ни одно из прежних
государственных установлений: полис (город-государство), монархия,
олигархия не подходили этому царству, - ничто, кроме тирании, то есть
правления одного человека, властвующего военной силой. Но тирания
недолговечна, военное счастье изменчиво, еще случайнее жизнь полководца, в
особенности столь ярого бойца, как Александр. Необходимо теперь же
составить четкий план построения империи Александра, а царь даже не
подумал о названии своего государства...
ответ на его нарочитое негодование Таис спокойно сказала, что все эти
мысли кажутся ей незрелыми. Нельзя фантазировать о будущем, о несбыточном,
а надо делать то, что лучше для людей сейчас, в настоящий момент.
мелькнувшую на ее лице, и вдруг вспомнил, что то же самое говорил ему
Александр в своих рассуждениях о гомонойе - равенстве в разуме всех людей.
зарослей на склонах все чаще стали встречаться зеленые острова лесов. Таис
с детства привычны были жесткие, царапающие чащи кустарникового дуба,
фисташки, мирта. Как и в Элладе, встречались заросли черноствольного
земляничного дерева, темные рощицы лавра, где становилось душно даже в
свежие дни. Таис любила высокие сосны, раскидистые, длинноиглые, с мягким
ковром хвои и косыми лучами солнца, пробивавшегося сквозь кроны. Когда
дорога пошла через гребни и плоские вершины горных кряжей, войско
обступили первобытной мощью древние кедровые и пихтовые леса. Толстенные,
буграстые стволы пихт, с прямыми, опущенными, как у елей, ветвями,
загораживали весь мир, создавая глухое, полутемное царство тишины и
отчуждения. Сквозь их блестящую жесткую и короткую хвою едва проникало
могучее сирийское солнце. Неизгладимое впечатление произвела на афинянку
первая же встреча с рощей ливанских кедров. До сих пор только дубы и очень
большие сосны, росшие в священных местах, внушали Таис чувство
благоговения. В рощах и лесах, как бы велики ни были подчас деревья, они
утрачивали свою особость, становились толпой, из которой глаз выхватывал
лишь отдельные черты, в сумме составлявшие образ дерева.
деревьев не сливалось в одно впечатление леса. Ряд за рядом замечательные,
неповторимые гиганты приближались, позволяя обозреть себя, и скрывались
позади за поворотами дороги. Стволы толщиной до десяти локтей, с чешуей
грубой, но нетолстой коры, цвета шерсти Салмаах словно оплывали от
собственной тяжести, буграми и вздутиями внедряясь в каменистую почву.
Кедры начинали ветвиться очень низко, извиваясь громадными ветвями самой
замысловатой формы. Змеи, гидры, драконы вырисовывались на слепящем небе.
Деревья напомнили Таис гекатонхейров - сторуких порождений Геи, восставших
против неба со всей своей тяжкой силой.
топоров финикийских судостроителей и библосцев, заготовлявших дерево для
Соломонова храма. Эти исполины стояли прямо, нередко разветвляясь на две
вершины и раскидывая могучие ветви в необ(r)ятную ширь. Миллионы мелких
веточек, опушенные короткой темно-зеленой, иногда голубоватой хвоей,
простирались горизонтально, образуя плоские узорные слои, ряд за рядом,
подобно лестнице древожителей - дриад, вздымавшихся ввысь.
Севернее они становятся все обширнее и величественнее, особенно в таврских
горах Киликии, в Южной Каппадокии и во Фригии. Таис, услыхав об
уничтоженных здесь лесах, внезапно подумала, несмотря на свою любовь к
красивым кораблям, что даже эти важнейшие изделия человеческих рук не
стоят срубленного великана. Уничтожить колоссальное дерево казалось
посягательством человека на святые права Геи, кормилицы всеприносящей.
Несомненно, это должно караться особой немилостью матери-Земли. Здесь
Наказание проявилось в бесчисленных грядах выжженных солнцем хребтов,
раскаленные камни которых днем и ночью источали душный жар.
обрывистых светлоскальных гор со скудной растительностью, исполосованных
вертикальными темными ребрами, как выступы на стенах города. Путь
приближался к морю.
из-за постоянной охоты на них. Несколько веков назад на равнинах и холмах
Сирии водились слоны мелкой породы. На них охотились египтяне. Финикийцы
добывали слоновую кость для Крита и окончательно истребили слонов.
торопился, чтобы дать подтянуться последним отрядам из Дельты. Леонтиск со
своими тессалийцами умчался вперед. Прощаясь, он научил Таис пользоваться
персидским потником с широкими ремнями и боевым нагрудником. Афинянка
вскоре оценила его удобства в дальнем походе. Леонтиск подарил Таис сосуд
с настойкой из листьев и зеленой скорлупы грецкого ореха, варенных в
уксусе. Ею обтирали лошадей - ее запах отгонял кусачих насекомых.
Тессалиец об(r)яснил Таис правила обтирания вспотевших коней, и теперь
гетера неуклонно наблюдала за тем, чтобы конюхи обтирали лошадь, всегда
начиная с ног. Если лошадь утомлялась, у нее холодели уши. Леонтиск
рассказал, как надо их растирать, возвращая коню силы. И еще много мелких,
очень нужных секретов узнала Таис от Леонтиска в течение тех пяти дней,
пока тессалийцы шли вместе с отрядом Птолемея. Теперь, после декады пути,
около трех тысяч стадий отделяло отряд от границы Египта.
над беспорядочно стеснившимися домишками обитаемого городка приметно
возвышались развалины древних массивных строений. Это был Армагеддон, один
из "колесничных" городов древнего царя Соломона, с конюшнями, семь веков
тому назад вмещавшими несколько сот лошадей. Птолемей рассказал Таис о
древнем пророчестве еврейских мудрецов. Именно здесь, на равнине
Армагеддона, произойдет последняя решающая битва между силами зла и
воинством добра. Пророки не назвали сроков битвы. Позднее Таис узнала, что
философы Индии предсказали время решающего сражения Света и Тьмы, но не
назвали места. Считалось, что великое сражение, затеянное
полубожественными властителями в утеху тщеславию и властолюбию, погубило
цвет их народов и открыло новую историческую эпоху накопления злобы и
деспотизма - Калиюгу. После окончания Калиюги и должна была произойти
ужасающая битва.
Армагеддона произойдет только через двадцать три с половиной века после
года ее рождения, и удивилась, как могли люди интересоваться тем, что
может случиться в невероятно далеком грядущем. Однако вспомнила, что
индийцы еще сильнее, - чем орфики, верят в перевоплощение и череду
повторных рождений, и поняла: если человек верил в бесконечную
длительность - своего обитания на земле, то не мудрено, что его
интересовали события и столь отдаленного будущего. Однако сама Таис не
верила в возможность бесконечных перевоплощений. Откровения орфиков еще не
преодолели всосанных с молоком матери эллинских представлений о бренности
земной жизни. Бесконечное же блуждание во мраке Аида никого не
привлекало...
Птолемей вдруг заторопился, и они проскакали оставшиеся четыреста стадий
за день и часть лунной ночи. Для Таис, закалившейся уже достаточно, с ее
превосходным конем, этот последний бросок не доставил особых затруднений.
Финикиянке За-Ашт Таис поручила повозку со своими вещами и Салмаах.
Примчавшись в громадный лагерь около Тира, гетера узнала причину спешки
Птолемея. У Александра произошла первая крупная стычка с наиболее опытными
и старыми военачальниками македонского войска. Дарий прислал письмо, в
котором предлагал мир, гигантский выкуп и отдавал всю прибрежную часть
Азии с Египтом. Александр отверг предложение, отметив, что до тех пор,
пока Дарий не явится сюда для решительного сражения или же для того, чтобы
сложить свой титул к ногам Александра, он будет преследовать его до конца
Ойкумены.
Филиппа, первый возроптал против столь заносчивого ответа. "Если бы я был
Александром, я принял бы условия персов", - сказал Пармений. "И я бы
принял, - согласился Александр, - если бы я был Пармением". Старшие
полководцы считали, что нельзя без конца испытывать военное счастье,