Чтение 44–й страницы книги ~Вариант "И"~

- Деформирована, сам понимаешь. Но пуля обычная. Вид оружия
приблизительно предположить можно.

- А место, откуда он стрелял?

- Нашли без труда. Могу сказать: вторым он бы тебя достал. Но его
вспугнули. Помешали. Да ведь, наверное, кто-то из твоих сработал?

- Я покачал головой:

- Моих там и близко не было. Да и какие ту у меня могут быть свои?

- Ну-ну, - сказал он, нимало мне не поверив. - Но и не наши тоже.

- А может, это он был ваш?

- Нет, - сказал он твердо, и я поверил. Обычно я без труда угадываю,
когда человек врет. - Побеседовать с тобой серьезно мы собирались, да, мы
и сейчас этого не исключаем. Но о нейтрализации вопрос не стоял. Не мы, -
повторил он. - Однако кроме нас ведь...

Мне показалось, что я его понял. Но решил уточнить.

- Ты хочешь сказать, что в Службе безопасности есть и другие
подразделения и это могло быть делом их рук? Он покачал головой:

- Есть, например. Особый отряд. И о нем я знаю не больше твоего.

Интересная информация. Повод для размышлений - только не сейчас.

- И на том спасибо, - сказал я. - Так что же насчет пули?

- А что еще? Совпала она?

- С чем?

- Брось придуриваться, полковник. С той пулей, что убила Ольгу.

- Ага, - сказал он. - Значит, ты все-таки был там. Об этом я и хотел
тебя порасспросить.

Я задумчиво посмотрел на него. Он сказал:

- Дело это ведем мы, не Петровка. Так что все останется в узком
кругу.

- Ну ладно, - сказал я. - Только сперва скажи: на чьей я стороне, ты
знаешь?

- Естественно.

- А сам ты?

Он внимательно досмотрел на меня, как бы стараясь заглянуть в самые
потаенные уголки моего мозга. Похоже, это у него не получилось, и он
перевел взгляд на мой кейс. Явно предполагал, что наше беседование
пишется. И в самом деле он не удержался:

- Фиксируешь для потомства? Нехорошо.

- Нет, - сказал я честно. - Мне интервью тобой не нужно. Хочешь -
могу предъявить. У меня там предметы личного обихода.

Ему, конечно, очень хотелось заглянуть в кейс он сдержался.

- Верю тебе.

- Но ты так и не ответил на вопрос. Он лишь пожал плечами:

- Это длинный разговор и на свежую голову. Давай отложим. Пока скажу
только одно: я на службе и выполняю свои обязанности. Думать могу как
хочу, но делать - нет.

Ясно было, что сейчас продолжать разговор нет смысла. И я уже
повернулся было, чтобы вернуться к столу, но Батистов удержал:

- Ты вот что... Учти: это все-таки на тебя была охота, не на Ольгу.
Раз уж оружие совпало. Так что будь поосторожнее. А что касается стрелка,
то могу тебя уверить: он не мой. Но повторяю: мы ведь не единственная
служба в стране. И что у кого на уме мне знать не дано и не положено.

Соображаешь?

- Как-нибудь, - сказал я.

- Теперь скажи вот что. "Реан". Что это такое?

- "Реанимация", - ответил я.

- "Реанимация монархии"? Почему не реставрация? Так вроде было бы
правильнее.

- Нет. "Реанимация России".

Он помолчал, переваривая.

- И еще один вопрос. Что ты все крутишься около Натальи? Она в эти
дела никак не замешана.

- А я и не думаю, что замешана, - сказал я.

И пошел обратно в зал. Наталья уже искала меня глазами. Я заметил,
что за окнами темнело. Когда слегка поддаешь в ресторане, время почему-то
летит очень быстро. Я сел на свое место.

- Устала?

- Очень, - сказала она откровенно. - Хорошо хоть, что посуду не мыть.

- А коли так - может быть, сбежим?

Наталья мгновение колебалась. Потом кивнула:

- Согласна. А то...

Она не договорила, что "а то", но я и так понял. Тут покойная Ольга
уже не существовала, едоки, группируясь по интересам, толковали о делах
или хохмили, на том конце стола кто-то визгливо смеялся. Наталье от этого
было грустно и, наверное, слегка противно. Да и любому было бы.

Мы встали. Проходя мимо отдельного маленького столика, на котором
стояла рюмка перед Ольгиной фотографией с черной ленточкой на уголке,
Наталья протянула руку, взяла фотографию и отдала мне:

- Положи в карман. Здесь это больше не нужно.

Никто не позвал нас, ничего не крикнул вдогонку.

- Ты сильно подрос, - сказала она, пока мы шли к машине. На мне все
еще была маскировочная обувь. - И таким модным выглядишь сегодня...

- Я под дождем сразу вырастаю.

И в самом деле, накрапывало. Мы уселись. Я запустил мотор, надеясь,
что сегодня не придется сдавать анализ на содержание алкоголя. За езду не
боялся: согрешив, всю жизнь ездил очень осторожно.

Тронувшись с места, я сказал Наташе:

- Заедем куда-нибудь поужинать? Она расхохоталась неожиданно звонко:

- Точно по тому присловью: "А ваши что делают?" - "Пообедали, теперь
хлеб едят".

- Может быть, это смешно, но в таких застольях чем больше на столе -
тем мне меньше хочется. Даже не закусываю. А сейчас вот почувствовал, что
голоден.

- Я тоже, - призналась Наталья. - Только я предпочитаю есть дома.

Кстати, я неплохо готовлю.

- Значит, это наследственное, - проворчал я. - Выходит, мне придется
насыщаться одному?

- Отчего же? Приглашаю вас.

Снова, значит, перешла на вежливую форму обращения.

Но я не стал отказываться. Не хотелось оставаться в одиночестве. Да и
соображения безопасности требовали в ближайшее время не показываться там,
где меня могли ждать. Батистов все-таки смутился - до некоторой степени. И
наконец - нашел я самый убедительный для себя довод, - надо проверить, как
там лежат мои пленки...

- Принято с благодарностью. Тогда заедем купим что-нибудь.

- Хорошо. Вы лучше знаете свои вкусы.

Я объехал квартал - просто так, для очистки совести. Хвоста не
заметил.

Из всех мест, где можно было сделать хорошие закупки, сейчас в голову
пришел только Елисеевский. Наташа не стала возражать. До нее мы добрались
через час. Уже стало совсем темно.

Мы остановились на площадке перед ее дверью. Пока она нашаривала в
сумочке ключи, у меня здруг возникло странное, спокойное и радостное
чувство: словно это не в первый и даже не в сотый уже раз стоим мы так, и
все на свете давно уже произошло, и еще не раз будет происходить; все
твердо, все надежно и хорошо.

Когда я пришел к такому выводу, она подняла на меня глаза и чуть
улыбнулась. И немного покраснела.

Она отперла дверь, и тут я совершил нечто, абсолютно неожиданное для
меня самого. Я опустил пакет с покупками на пол, поднял Наташу на руки и
так переступил через порог. Так вносят в дом новобрачную. Сам не ожидал,
что у меня еще найдется столько силы и решительности. Впрочем, она и
весила самую малость.

Кажется, даже во сне - а он пришел той ночью очень нескоро - я не
переставал удивляться тому, что случилось. Человеку свойственно считать
себя умным и предусмотрительным. Мне казалось, что я предвидел многое из
того, что могло со мною произойти сегодня и в ближайшие дни. Включая
снайперский выстрел, автомобильную катастрофу, похищение или даже
официальное задержание по состряпанному поводу; но того, что у меня
случилось с Наташей, я не то что не предвидел - теоретически вообще не
допускал; полагал, что все поезда давно ушли. Да вот, оказывается, пустили
дополнительный состав, подали, можно сказать, прямо к порогу...

Проснувшись, я убедился, что еще рано. И позволил себе долго смотреть
на лицо спящей рядом женщины, смотреть с нежной радостью. И вспоминать еще
раз, как неожиданно просто все получилось - как будто тысячу раз уже с нею
это было. Но ведь не зря говорят, что все великое - просто. А это событие
было для меня великим - независимо от того, получит ли оно продолжение или
здесь и закончится. Я ведь Наталью совершенно не знал и сейчас мог бы
сказать о ней очень немного: только то, что дышала она бесшумно даже во
сне, и еще - что опыт у нее, конечно, имелся. Да и что удивительного: была
замужем, а чувственна так, должно быть, от природы.

В соседней комнате - той, что побольше - хрипловато и негромко
пробили часы - восемь раз. Да нет же... Я взглянул на свои: конечно, на
самом деле было только семь. Можешь еще поспать, Наташа. Хотелось бы
думать, что это я так утомил тебя; увы, прошли те времена. Просто
вчерашний день оказался достаточно нервным и для тебя, и тело требует
отдыха. Ну а мне пора приниматься за дела - их и на новый день хватит с
избытком.

Я выбрался из-под одеяла, стараясь не разбудить ее - и в этом
преуспел.

Не сразу, но собрал все свое барахло, что раскидал вчера, и оделся.

Телефон у нее было длинным шнуром; я взял его, вынес в соседнюю