них число священное?
три головы у змея, три сына... Но с другой стороны, изба о четырех углах
строится, конь о четырех ногах спотыкается... гм... Семеро Тайных
поклялись свою пятиконечную звезду утвердить во всем мире и даже нацепить
ее на башни нашего московского кремля...
число семь во всем мире считают магическим со времен халдеев и
урюпинцев...
монах тоже застыли в вежливом полупоклоне, и настоятель сказал дребезжащим
голосом:
Это самые великие воины нашей страны! Прибудут сегодня ночью. А завтра
утром вы сумеете сразиться!
горле, сказал вежливо:
во сне видит сражения, турниры, поединки. Его хлебом не корми, вином не
пои, только дай подраться.
Надо бы совершить туда паломничество.
потянулись глубокие следы, словно прошла железная статуя. Упражняющиеся
начали оглядываться, по их рядам прошло шевеление, остановились, замерли в
почтительном внимании, потом все разом начали кланяться. Томас недовольно
засопел, с великой натугой наклонил голову, в доспехах заскрежетало.
Местные силачи с готовностью поклонились еще ниже. Томас понял, что конца
не будет, сделал вид, что не заметил, повернулся к ступеням, где остался
настоятель с помощником:
пересекал сад, и лишь оказавшись в двух шагах от Томаса, продребезжал:
же наши бойцы упражняются с утра до вечера! Из года в год.
засученными по локти рукавами, потные, покрытые красноватой пылью от
искрошенных булыжников. На огромной гранитной глыбе, на треть вросшей под
своей тяжестью в землю, лежал приготовленный валун, горка краснела в
сторонке.
посмотрел по сторонам, словно ожидая подвох, в глазах был страх и
мучительное колебание. Один из монахов поймал его взгляд, с готовностью
положил поверх красного камня еще один. Томас медленно наклонил голову,
согнул палец. Монах вскинул брови, но послушно положил третий валун. Томас
подумал, жестом велел положить четвертый. Монах заколебался, обвел
испуганно-потрясенным взглядом собравшихся, но камень положил, поспешно
отступил в толпу.
внимательно, мазнул пальцем по красноватой крошке:
треск, сверкнули длинные белые искры. Запахло паленым. Томас стоял в
густом красном облаке кирпичной пыли, что медленно оседала, перед ним были
две половинки расколотой гранитной глыбы, обе почти до половины вбитые в
землю. Сильно пахло горелым, чем-то страшным. Вокруг было желто, словно
внезапно среди зеленого лета наступила золотая осень с опавшими листьями,
все монахи, включая престарелого служителя, лежали на земле, закрывая
голову руками. Кому удалось, тот натянул на затылок полу своего желтого
халата или хотя бы рукав.
зовется!
лепили... Как дети, клянусь девственностью Пречистой Богородицы!
чем у норвегов, а узкие глаза распахнулись так, что монахи стали похожими
на лесных филинов из московских или гислендских урочищ. Олег звучно
похлопал рыцаря по железной спине, выводя из смущенного оцепенения, оба
повернули обратно. За это время на веранде сменили стол -- поставили
пошире, -- острый глаз Олега углядел бараний бок с кашей, а также печеных
индюков, набитых садовыми яблоками, не считая разную мелочь, с которой
решил разобраться немедля.
ладоней по толстому бревну, укрепленному на тяжелых валунах. Сейчас монахи
не стучали мозолистыми ладонями, стояли замерев, как хомяки возле норок,
вытаращенными глазами смотрели на северных паломников.
ладони по бревну. Страшно затрещало, вверх и в стороны брызнули осколки
щепы. Половинки бревна с грохотом обрушились на землю, лишь края остались
на огромных камнях. Застывшие столбики монахов исчезли: кто упал, кого
снесло щепками, а самые могучие отбежали сами.
Даже камень источили!
спадать страшное напряжение. Обнявшись за плечи, пошли наверх, точнее --
их потащила могучая магия запахов приготовленного стола.
неслышно выдвигались из-за странных бумажных стен, убирали опустевшие
блюда и сразу заменяли новыми, полными, от которых пахло еще более
колдовски, одуряюще.
молодого кабанчика, когда вдруг из окна на веранду прыгнул широкий в
плечах, плотно сбитый монах. Зачем-то перекувыркнулся через голову,
взвизгнул страшно, но к этому Томас и Олег уже привыкли, резко взмахнул
руками.
что-то блестящее, коротко взмахнул рукой, еще раз, третий...
застывшего в ожидании монаха, перевел недоумевающий взор на Олега. Тот
тоже переводил взгляд то на монаха, то на Томаса, наконец просветлел,
кивнув на пол:
шерсти блестящую звездочку. Железка была из толстого сыродутного металла с
заточенными острыми краями.
букашка, задумчиво повертел в булатной ладони, с огорченным видом, кляня
низкосортное железо, принялся бережно расправлять края, словно крылышки
редкой бабочки.
монах не дай бог не порезался, вежливо бросил ему обратно. Монах ошалело
смотрел то на гостей, то на свои швыряльные звездочки. Наконец завизжал
тонко и жалобно, словно ему защепило лапу или еще что-то дверью,
повернулся и с разбега кинулся головой вперед через окно.
головой. Он бы так прыгнуть не сумел, все-таки два пуда доспехов, да и
собственный рост и вес что-то значат, а монахам хорошо -- легкие как
кошки, хоть с крыши бросай их на каменный двор -- перевернутся на все
четыре, отряхнутся и снова побегут на крышу, где уже другие коты вопят на
луну!
бедным людям?
одни ритуалы для всех, чтобы не дрались.
А то, неровен час, невзначай такое сотворишь, что и на голову не налезет!
А людей забижать нельзя, даже язычников.
высоко, но Олег посмотрел по сторонам, предложил уйти от греха в комнату,
которую им отвели для отдыха. Там за запертой дверью можно передохнуть,
поспать, дождаться утра... Томас взглянул остро, Олег уловил тщательно
скрываемый страх, и у самого словно железной рукой сжало сердце. Утром
должны прибыть два бойца, с которыми предстоит сразиться. Сейчас гости
отдыхают с монастырской челядью лишь потому, что бойцы в отлучке, но к
утру поспеют. Попробовать среди ночи тайком вывести коней и ускакать?
Якубенко Николай
Гюго Виктор
Доценко Виктор
Херберт Фрэнк
Корнев Павел
Суворов Виктор