он будто старался стать меньше. А глаза... о, эти глаза! Они смотрели
на меня с мольбой, с затравленной готовностью умилостивить непонятно
чем. Мне становилось страшно и неловко. Никогда не видел, чтобы
человек так смотрел.
проснулся. На потолке был серый мертвый свет от газосветных фонарей с
улицы. Дубль Адам стоял надо мной, заносил над моей головой гантель. Я
отчетливо видел, как напряглись мышцы правой руки для удара. Несколько
секунд мы в оцепенении глядели друг на друга. Потом он нервно
захихикал, отошел - босые ноги шаркали по паркету.
шкафа, уткнул голову в колени. Плечи и гантель в руке тряслись.
Все, глядишь, полегчало бы на душе.
гулким баритоном, - понимаешь, не могу забыть, как ты меня убивал...
двадцать пять раз!
какие были, потряс его за плечи:
работай, живи. Вместе у нас ничего не получится: ни тебе покоя, ни
мне... Я не виноват! Черт побери, ты можешь понять, что я не знал?! Я
делал то, чего никто еще не делал, - мог же я что-то не знать?!
Человек может родиться уродом или душевнобольным, может сделаться им
после болезни, после аварии, но там некого винить, некому раскроить
череп гантелью. Окажись ты на моем месте, получилось бы то же самое,
ибо ты - это я, понимаешь?!
смотри, - я раскрыл паспорт, - на фотокарточке ты даже больше похож на
меня, чем я сам... Фотограф, наверно, тоже стремился усовершенствовать
мою физиономию. Бери деньги, чемодан, одежду - и дуй на волю. Поживешь
сам, поработаешь - может, отойдешь.
устроится. Не напишет...
обиду чувствует. Может, у него все и восстановится?
природа, какая ты все-таки стерва! Как тебе нравится смеяться над
нашими замыслами! Поманишь, а потом...
твоей работе участвует только на элементарном уровне. А дальше все
твое, нечего вилять.
бриться, идти на работу... Мутное солнце над домами, небо в дымах,
грязное, как застиранная занавеска. Ветер поднимает пыль, полощет
деревья, дует в балконную дверь. Внизу у дома троллейбус слизывает
людей с остановки. Они накапливаются снова, у всех одинаковое
выражение лиц: как бы не опоздать на работу!
журнальчик результат неудачного эксперимента, утешу себя прописями:
"на ошибках учатся", "в науке нет проторенных дорог..." Возьмусь за
следующий опыт. И снова буду ошибаться, калечить не образцы - людей?..
Самовлюбленный мечтательный кретин, вооруженный новейшей техникой!
размышлений, ночи мечтаний. Вот ты и наступило, ясное холодное утро,
которое вечера мудреней. Беспощадное утро! Наверно, именно в такое
трезвое время дня женщины, промечтав ночь о ребенке, идут делать
аборт. И у меня получился аборт, выкидыш... Я мечтал, я хотел людям
счастья, а создал уже двоих несчастных. Не одолеть мне такую работу. Я
слаб, ничтожен и глуп. Надо браться за что-нибудь посредственное, чтоб
по плечу - для статьи, для диссертации. И все будет благополучно.
сосед доцент Прищепа настраивает себя с утра на математический лад.
"Rekvi... rekviem..." - чисто и непреложно отрешают кого-то от жизни
голоса. Под такую музыку хорошо бы застрелиться - никто не обратил бы
внимания на выстрел.
знание: знал, что любое внесенное мною изменение остается в нем, что
"машина-матка" все помнит. Не придал значения? Почему?
было, или чувство благополучной безопасности, что ли: это же не я. Это
происходит не со мной... И еще - чувство безнаказанности: что захочу,
то и сделаю, ничего мне не будет...
до пенсионного возраста и еще будешь ставить свою жизнь в пример
другим...
километры, как лапшу. Застыл у дороги пацан, и по его позе понятно,
что он сейчас намертво решил: вырасту большим - буду мотоциклистом на
красном мотоцикле. Становись мотоциклистом, пацан, не становись только
исследователем...
Ветер наотмашь хлещет по лицу. Показался встречный самосвал - прет,
конечно, по самой середине дороги, даже с захватом левой стороны. Эти
сволочи, водители самосвалов, мотоциклистов за людей не считают,
норовят согнать на обочину. Ну, этому я не уступлю!
остекленелыми глазами неизвестно куда и зачем. Надо же что-то
записывать... Самосвал в последнюю секунду вильнул вправо. В зеркальце
заднего вида я наблюдал, как водитель выскочил на дорогу, махал мне
вслед кулаками.
Кривошеин в Москве... Сил нет, какое у меня сейчас отвращение ко
всему. И к себе.
А ведь мог я понять и предотвратить, мог! Но решил: сойдет и так, чего
там! Ведь он - не я.
разглагольствовали, заботились о благе людей, принимали клятву...
стыд-то какой! А в работе пренебрег тем, что создаю человека. Обо всем
думал: об изящных формах, об интеллектуальном содержании, а то, что
ему может быть больно и страшно, как-то и в голову не пришло.
Сварганил на скорую руку "обоснование", что информационной смерти в
опыте нет, - и ладно. А была смерть как акт насилия над ним.
получилось? Чак-чак-чак-как получилось? Спидометр показывает сто
десять, мелькают серо-зеленые полосы из земли и деревьев. На такой
скорости я мог бы уйти от погони, спасти кого-нибудь, приехав вовремя!
Но мне не от кого убегать и некого спасать. Мне было кого спасать, но
там требовалось честно думать, а не выжимать ручку газа. Честно
думать...
усилием мышц - чего там! Со стихиями ясно, преодолеть их можно. А вот
как преодолеть себя?
подла и угодлива моя мысль! Вот я рассуждаю о том, что беды людей
происходят от их беспринципности, от того, что считают "свою хату с
краю", а через несколько страниц я ловко обосновываю расположение
своей "хаты с краю": не надо заводиться с Гарри Хилобоком, пусть
делает свою докторскую диссертацию... Вот я размышляю о том, как
сделать, чтобы из открытия получилось "хорошо", а вот я призываю себя
к жестокости со ссылками на убийства в мире... Вот я (или мы с
дублем-аспирантом, все равно) принижаю себя до уровня заурядного
инженера, которому трудно и непривычно вести такую работу - моральная
перестраховочка на случай, если не выйдет; а вот, когда стало
получаться, я равняю себя с богом... И все это я писал искренне, не
замечал никаких противоречий.
красоваться, лгать самому себе от чистого сердца, приспосабливать идеи
и факты к своему душевному комфорту. Выходит, думал-то я в основном не
о человечестве, а о самом себе? Выходит, эта работа, если оценить ее
не с научной, а с моральной стороны, была просто незаурядным
пижонством? Конечно, где уж тут заботиться о каких-то
экспериментальных образцах!
съездил на мотоцикле в Бердичев непонятно зачем и, кстати, понял смысл
таинственной фразы, что когда-то выдали печатающие автоматы. Двадцать
шесть копеек - это цена заправки: пять литров бензина, двести граммов
масла - ее как раз хватает от Бердичева до Днепровска... Раскрыл еще
одну "тайну"!
первого дубля: полу-Лена, полу-я... Оно наверно, тоже пережило ужас
Лукьяненко Сергей
Андреев Николай
Курылев Олег
Шилова Юлия
Акунин Борис
Афанасьев Роман