глазами. Эти тени грозили синеватой, раздирающей плоть смертью, их нужно
было поразить первым. Почти бесформенные, но невероятно быстрые, тени
появлялись со всех сторон, и меч сам устремлялся к ним. Он был живым
существом, владыкой тела, самой его чувствительной и разумной частью.
Только надсадный скрип металла, скользящего вдоль металла, да тяжкие удары
о щит, да мягкий, почти не ощущаемый хруст разрываемой плоти имели теперь
роль. Где-то впереди бился легкий и ловкий Эвмен. Он хотел сойтись с
Антигоном лицом к лицу и несколько раз вызывал криком того на поединок. Но
вражеский вождь хоронился за спинами своих воинов. Справа, слева, со спины
стратега прикрывали телохранители; волны сражающихся то приближали Калхаса
к нему, то разбрасывали их в стороны. Неясно было, кто побеждает; такие
схватки либо продолжаются до тех пор, пока последние силы не покинут
последнего бойца, либо все решает случайность, неожиданная паника, страх,
который порой охватывает сердца даже сильнейшего противника.
сказываться. Постепенно гетайры, "царские юноши", паропамисады стали
бессознательно искать плечо соратника, прижимаясь друг к другу, стягиваясь
в плотный клубок. Чувствуя, что остается один, Калхас несколькими
беспорядочными, но отчаянными ударами заставил отступить своего соперника
и, пока кольцо фригийцев не сомкнулось вокруг него, поспешил
присоединиться к отряду Эвмена.
прорваться к слонам. Но и у антигоновцев сил, чтобы справиться с ними, не
хватало. И те, и другие опустили оружие, словно ожидая какого-либо
события, которое перетянуло бы чашу весов на их сторону. Калхас имел
возможность оглядеть поле битвы. Белесый туман теперь стоял повсюду.
Огромные массы войск, приведенные в движение, подняли пылевую завесу и
почти скрыли друг от друга, что происходит на других участках битвы.
Только один слон все еще выделялся, точнее - угадывался в глинистом
полумраке. Это был Гифасис, все такой же несокрушимый и непобедимый...
его крик подхватили остальные. Гифасис пал! Почему это произошло, не видел
никто. Но огромная серо-алая скала пошатнулась и стала оседать вправо.
Вначале медленно, потом быстрее, пока совсем не скрылась из глаз. Через
мгновение донесся глухой, словно раскат подземного грома, удар.
появляться люди, затем животные. Воины Дотима бежали! Воодушевленные этим
зрелищем, антигоновцы с удвоенной энергией обрушились на отряд Эвмена.
жизни. Демоны Керы, управлявшие оружием, исчезли вместе с решительностью.
Теперь справиться с оружием пытался неуклюжий разум. Никто вроде бы не
искал спасения, но то один, то другой воин поглядывал назад, где еще было
открытое пространство, не охваченное неприятелем. Только Эвмен
упорствовал:
устоять на месте. Меч его описывал круги справа и слева от крупа лошади.
Несложный прием, требовавший привычки и соратников, прикрывавших спину. Он
давал возможность - пусть недолгую - сосредоточиться. И Калхас отчаянно
копил в душе гнев, готовясь дорого продать свою жизнь.
перемешанные со слонами преследующими, широкой лавой надвигались на
сражающихся и неминуемо должны были растоптать их. Фригийцы вовремя
заметили это. Зазвучали тревожные команды, и неприятель, дабы избежать
столкновения с ослепленными кровью животными, стал выходить из боя.
пропали. Пастух видел только спины спешно удаляющегося неприятеля. Но и
гетайрам оставаться на месте было нельзя. В отличие от антигоновцев,
устремившихся влево, Эвмен повел свой отряд направо, в ту сторону, где
перед сражением находилась пехота. Гетайры нахлестывали лошадей; слоны
были уже близко, они в любой момент могли пересечь путь. Остатки
многоплеменного воинства Дотима, словно вспугнутые птицы, брызгали из-под
копыт. На них уже никто не смотрел, их никто не жалел. Выбрав роль
беглецов, они обрекли себя на всеобщее отвращение. Останавливаться,
пропускать их стратег не имел ни возможности, ни желания. Легковооруженным
приходилось проявлять чудеса быстроты, уворачиваясь от лошадей. А гетайры
заставляли тех скакать на бешеной скорости, ибо широкий пылевой вал,
поднятый слонами, надвигался неотвратимо, словно в кошмарном сне.
лицом к гриве лошади. Он молился о том, чтобы не отстать самому, и о том,
чтобы стратег правильно рассчитал путь. В последний момент клубы пыли от
приближавшихся животных ударили по ним так, словно были подняты ураганным
ветром. Пастух зажмурился, вжал голову в плечи, но они-таки успели. Эвмен
ускользнул - и от превосходящих сил фригийцев, и от ярости потерявших
управление животных.
труда не составило. Отряд гетайров уменьшился наполовину. Еще большие
опустошения бой произвел среди паропамисадов. А от "царских юношей" вообще
остались считанные единицы. Эвмен беззвучно заплакал, взглянув на их
растерянные лица, на юные, покрытые ранами тела. Однако тут же лицо
стратега исказила гримаса яростной радости:
Сейчас его - как и все вокруг - окутывали облака пыли. Оттуда доносился
звон оружия, воинственные крики, там угадывалось ожесточенное сражение. И
звуки эти постепенно передвигались к западу: ветераны не бежали, они
вступили в бой и, похоже, одолевали пехоту Фригийца.
может быть, пыль, царившая над полем? После столкновения с кочевниками на
Евфрате Калхас забыл о своем предсказании. И сейчас безутешно корил себя
за то, что не напомнил утром стратегу: "Бойся пыли!"
Стратег узнал об этом, когда после долгого, осторожного скитания через
моря пыли, постоянно опасаясь оказаться в лапах фригийцев, гетайры наконец
натолкнулись на воинов Филиппа.
правого крыла. - Потом поднялась эта гадость, сражаться стало невозможно,
и мы отошли немного назад, к холму. Тут вдруг появляются обозные и кричат,
что тарентинцы грабят лагерь!
несчастий может принести один день!
видно. В центре, похоже, еще продолжалась битва. Чувствовалось, что пыль
скрывает передвижения каких-то отрядов, но чьи они, какой численности,
куда направляются было неизвестно.
Сомневаюсь, что там есть хоть какой-то порядок. Носятся слоны, свои
атакуют своих...
должна осесть!.. Где сатрапы? Куда бежал Певкест?
что и Иероним, и семья Эвмена попали в руки солдат Фригийца. Благодарение
Зевсу, если имя автократора заставило антигоновцев отнестись к ним с
уважением. Но станут ли мидийцы разбираться с теми, кто оказался в шатре
стратега?
удержать своих воинов от бегства, а если они все же бежали - не означает
ли это, что он пал рядом с Гифасисом?
кто еще сопротивляется?
Бросаться туда сломя голову самоубийственно. Пыль осядет - и станет ясно,
что делать.
которая во время сражения и бегства позволяла не замечать ран, теперь
утихла, и Калхас обнаружил, что оружие антигоновцев в нескольких местах
прорвало его латную куртку. Ему все еще везло: раны были неглубоки, но из
них сочилась кровь. Засыхая, она слипалась с курткой, и потому каждое
резкое движение заставляло пастуха раздраженно шипеть. Калхасу казалось,
будто он отдирает от себя целые лоскуты кожи. На этой голой земле было
невозможно найти даже несколько засохших былинок полыни, чтобы разжевать
их и смазать раны. Поэтому приходилось терпеть.
пальцев он поглаживал шарик, убеждая себя, что это приносит облегчение. Он
настолько сосредоточился, что не заметил, как пыль начала рассеиваться.
Только возбужденные голоса Эвмена и Филиппа заставили его посмотреть по
сторонам.
колыхалось белесое месиво, теперь лежали мертвые люди, лошади, слоны со
вспоротым брюхом. Прислужники Ареса вволю нагулялись под покровом пыли.
Калхас не ожидал такого количества жертв. Но он тут же забыл о них, ибо
увидел ровный, чуть поблескивающий щитами строй аргираспидов. Похоже, бог
войны миловал македонян. К ним жались остатки гипаспистов и греческих
наемников. Остальные исчезли, как это и бывает в большинстве сражений.
Одни бежали после первого же столкновения, другие - при виде слонов,
третьи явно были перепуганы пылью. Сейчас орды этих беглецов, шарахаясь от