кого духовника, и мэтр Греню был посвящен во многие семейные тайны
Ривьеров. Мало что из похождений Рауля и огорчений г-жи Ривьер остава-
лось ему неизвестным. Он с готовностью выслушивал обоих: ее - со-
чувственно, его - снисходительно. Жене он был советчиком и ценил ее доб-
родетели, а мужу - приятелем и одобрял его пороки (с галльской точки
зрения, такие пороки ведь тоже своего рода добродетели). Поговаривали,
что мэтр Греню сам охотно принимал участие в изысканных развлечениях Ра-
уля. Мэтр Греню был седоватый человек лет шестидесяти: тщедушный, розо-
вощекий, с утонченными манерами. Шутник и краснобай, славный малый, пре-
восходный актер, он любил разглагольствовать и, для того чтобы привлечь
внимание слушателей, начинал всегда тихо, замирающим голосом, чуть дыша,
а затем, когда вокруг воцарялось сочувственное молчание, голос его пос-
тепенно достигал такой звучности, которой мог бы позавидовать любой
кларнет, и не утихал, пока мэтр Греню не изложит всего, что имел ска-
зать. Этот старомодный нотариус, у которого была страсть ко всему ново-
модному, этот старый буржуа и почтенный paret familias [40], гордившийся
тем, что в числе его клиентов были актрисы, прожигатели жизни и веселые
"девочки", любил напоминать всем о своем возрасте и, даже хватая иной
раз через край, разыгрывал из себя старца, но ужасно боялся, что ему по-
верят, и втайне старался изо всех сил доказать, что он еще хват и всех
молодых за пояс заткнет.
ресы. Он считал вполне естественным, что после смерти родителей она до-
верила ему все свое состояние. И первое время он, из профессиональной
честности, добросовестно держал ее в курсе всех дел и ничего решительно
не предпринимал без ее согласия. Но Аннете это вскоре надоело. Тогда он
стал брать от нее доверенности на заключение всяких сделок и давал весь-
ма беглые отчеты (которые Аннета не очень-то слушала). Позднее между ни-
ми было решено, что так как Аннета, уезжая из Парижа, часто не оставляет
своего адреса, то мэтр Греню будет вести ее дела самостоятельно, не со-
ветуясь с ней. И все наладилось отлично: нотариус сам вел все дела, до-
ходы Аннеты шли к нему, а она получала от него столько денег, сколько ей
было нужно. В конце концов мэтр Греню, чтобы иметь законное право распо-
ряжаться деньгами Аннеты, догадался получить от нее общую доверенность.
Так все и шло... Аннета уже больше года не видела мэтра Греню, а он каж-
дые три месяца аккуратно посылал ей условленные суммы. Жила она уединен-
но, в обществе не бывала, не читала газет и о событии узнала значительно
позже, чем оно произошло. Старик Греню зарвался. Он не был корыстолюбив,
но увлекся спекуляциями; чтобы увеличить вклады своих клиентов, он по-
местил их в рискованные предприятия - и деньги пропали. Пытаясь вернуть
потерянное, он окончательно разорил клиентов. Ничего не говоря Аннете,
он спекулировал не только всеми ее наличными деньгами и переданным в его
распоряжение движимым имуществом, но, пользуясь разными уловками, кото-
рые допускал не совсем точный текст доверенности, заложил оба ее дома -
на Булонской набережной и в Бургундии. Увидев, что все пропало, нотариус
сбежал. Ему было стыдно перед людьми, что он дал себя провести, и стыд
этот был для него, пожалуй, тяжелее бесчестья.
колько недель не распечатывала писем и потому не ответила ни на извеще-
ния кредиторов, которым Греню заложил ее дома, ни на повестки судебного
пристава. У малыша тогда был рецидив болезни, и Аннета совсем потеряла
голову. Не обращая внимания на то, что письма адресованы лично ей, а не
ее поверенному, она, не читая, отсылала их нотариусу; тот их тоже не чи-
тал - по той простой причине, что был "в бегах"... Когда же мальчик, на-
конец, стал выздоравливать и Аннета могла подумать о своем положении,
делу уже был дан законный ход, а так как Аннета вовремя не уплатила кре-
диторам, они имели право продать заложенные дома. Очнувшись от своего
бесчувствия, Аннета храбро встретила ошеломляющий удар. К ней сразу вер-
нулись вся ее энергия и унаследованная от отца деловая сметка, заменяв-
шая ей опыт. В этой борьбе она проявила решительность и ясный ум, кото-
рые восхищали судью, что, однако, не помешало ему решить дело не в ее
пользу, ибо, при всей ее правоте, закон в этом случае был не на ее сто-
роне. Аннета с самого начала поняла, что проиграла дело, но, хладнокров-
но допуская возможность поражения, она считала, что это несправедливо, и
не могла сдаться без боя. К тому же дело теперь шло об имуществе ее ре-
бенка! И она защищала его с упорством несговорчивой и хитрой крестьянки,
которая, не желая сдвинуться с места, загораживает дорогу на свое поле
и, хотя знает, что захватчики все равно ворвутся, старается выиграть
время. Но что она могла сделать? Не имея возможности уплатить кредиторам
долг и не желая просить помощи у родственников или бывших друзей (кото-
рые, по всей вероятности, отказали бы ей, да еще в унизительной форме),
Аннета не могла помешать продаже заложенных домов. Вся ее изобрета-
тельность и упрямая энергия помогли ей только добиться краткой отсрочки,
но не было никакой надежды, что по истечении срока решение суда будет
отменено.
мер, хотя сама ничуть не пострадала, не переставала то плакать и причи-
тать, то возмущаться и твердить, что надо судиться, судиться и су-
диться... Аннета же, наоборот, благодаря этой истории, казалось, вновь
обрела душевное равновесие. Обрушившееся на нее испытание словно освежи-
ло воздух, рассеяло атмосферу вялой сентиментальности, которая последние
два-три года расслабляла ее душу. Убедившись, что ничего изменить
нельзя, Аннета примирилась с обстоятельствами без ненужных жалоб и ропо-
та. Она не стала для облегчения души обвинять во всем Греню, как это де-
лала Сильвия, обрушивавшая на голову нотариуса страшные проклятия. Ста-
рик сам потерпел крушение. Она, Аннета, тоже. Но у нее были молодые ру-
ки, и она умела плавать. Она думала об этом, пожалуй, не без удо-
вольствия. Как это ни странно, разорение вызывало в душе Аннеты, наряду
с огорчением, и то любопытство, что толкает нас навстречу опасности, и
даже тайную радость при мысли, что ей предстоит испытать свои неис-
пользованные силы. Рауль понял бы ее - ведь и у него на вершине успеха
бывало иной раз искушение уничтожить дело всей жизни, чтобы иметь удо-
вольствие все создать наново.
дии была спешно продана за смехотворно низкую цену. Было ясно, что де-
нег, вырученных от продажи всего имущества, едва хватит на уплату долга
и судебных издержек, а если что и останется, - прожить на эти деньги Ан-
нета с теткой не смогут. Надо было искать новых средств к существованию.
И прежде всего - сократить расходы и жить как можно скромнее. Начались
поиски жилья. Сильвия нашла для сестры квартирку на пятом этаже того до-
ма, где сама жила на антресолях. Комнаты в новой квартире были окнами во
двор, маленькие, но удобные, место тихое. О том, чтобы перевезти сюда
всю мебель, нечего было и думать. Аннета решила взять только самое необ-
ходимое. Но тетушка Викторина со слезами умоляла сохранить все. Аннета
доказывала ей, что неразумно в их положении платить еще лишние деньги за
хранение мебели и что надо отобрать только часть, но тетушка цеплялась
за каждую вещь. Наконец Аннета сама решительно отобрала все, что нужно
было перевезти на новую квартиру, и сверх того оставила только несколько
вещей, особенно дорогих старушке, остальное продала.
думать, что мужественная девушка совсем не огорчалась. Она любила этот
дом, который ей предстояло покинуть... Столько воспоминаний! Столько
грез! Но она их гнала прочь, хорошо понимая, что нельзя безнаказанно да-
вать им волю. Их было слишком много, они заполнили бы ее целиком, а ей
сейчас нужны были все силы.
было как-то днем, незадолго до переезда. Тетушка ушла в церковь, а Марк
был у Сильвии. Оставшись одна в доме, где во всем уже чувствовалась бли-
зость отъезда, Аннета стояла на коленях на скатанном до половины ковре и
складывала снятый со стены гобелен. Она была поглощена делом, и, в то
время как ее проворные руки работали, голова была занята всякими расче-
тами, связанными с переселением. Но, видимо, и для воспоминаний нашлось
место: взгляд ее, рассеянно блуждавший где-то далеко от окружающего,
вдруг, как сквозь туман, заметил рисунок на гобелене, который она скла-
дывала. И она узнала его. Это был бледный, почти уже стершийся узор.
Крылья бабочек или цветочные лепестки? Не все ли равно! Но на этом узоре
часто останавливались ее глаза в детстве, и на этой канве они сейчас вы-
шивали картины минувших дней. Эти картины внезапно выступили из мрака...
Руки Аннеты замерли, мозг еще некоторое время упорно, но уже без всякой
связи, нанизывал цифры, потом перестал. Аннета, соскользнув на пол, по-
ложила голову на свернутый ковер, согнула колени, закрыла лицо руками...
и, подняв парус, отдалась на волю ветра и волн. Она странствовала не в
одном месте... Такое множество нахлынуло воспоминаний (пережитое? Или
мечты?) - как было в них разобраться?.. Головокружительная симфония од-
ного мгновения тишины! В ней заключено гораздо больше, чем содержание
одной жизни. Когда работает мысль, сознанию кажется, что ему подвластен
весь наш внутренний мир, а на самом деле ему дано увидеть лишь гребень
волны в тот миг, когда его золотит луч солнца. Только мечте доступна эта
зыбкая глубина с ее бурным ритмом, неисчислимые семена, несомые вихрем
веков, мысли тех, кто дал нам жизнь, и тех, кому дадим жизнь мы, ги-
гантский хор надежд и сожалений: обращенных к прошлому или будущему...
Невыразимая гармония, секунда озарения, которая рождается иногда от од-
ного толчка. В душе Аннеты ее пробудил букет поблекших цветов на гобеле-
не...
неловкими руками принялась быстро свертывать голебен, уж не глядя на не-
го. Она даже и этого дела не докончила и, бросив в сундук гобелен,
только наполовину свернутый, выбежала из комнаты... Нет, она не хотела
оставаться наедине с такими мыслями! Лучше насильно отогнать их. Будет
время погоревать о прошлом когда-нибудь позднее, когда она и сама уже
Русанов Владислав
Березин Федор
Роллинс Джеймс
Акунин Борис
Юрьев Сергей
Орловский Гай Юлий