Французы, проходившие здесь, говорили языком дружбы, а грабили
руками разбойников. Все почти здешние земли розданы были
французским генералам. Арендари, или державцы, превращая кровавый
пот и слезы крестьян в серебро и золото, отсылают в Париж.
Господа польские вообще привержены к французам. Крестьянам у них
худо! Почти вся сия дорога песчана. Дни отменно жарки; но зато
ночи прелестны. Когда вечерние росы падают на раскаленные степи,
с одной стороны разливается пурпур на западе, а с другой плывет
полная светлая луна, тогда, дыша прохладою в серебристых
сумерках, чувствуешь какое-то неописанное наслаждение! О,
природа!.. Удивительно, что по всей этой дороге мы нигде не
слыхали птиц. Ужели и они чувствуют общую грусть людей? Мы
обедали в местечке Раве. Содержательница небольшого трактира,
немка, рассказывала, что муж ее был почтмейстером на границе
Вестфальской, что король Прусский провел у них несколько дней
пред Энским сражением и что потом французы убили ее мужа и
выгнали ее, совсем ограбив. Недавно писала она о своей бедности к
королю Прусскому. Король отвечал ей ласково, прислал довольно
значительную сумму и упомянул в милостивом письме своем, что если
война сия кончится благополучно, то он не забудет ее, равно как и
всех пострадавших от французов. И война сия, конечно, кончится
благополучно! Справедливое небо не укоснит увенчать блеском
победных торжеств государя, столь милосердного и столь
внимательного к нуждам своих подданных!
Мы ночевали в доме графа Острожского. Молодой граф женат был на
прелестной графине Морской, которая украшала некогда блестящие
общества Ландс-Гута, где мы провели несколько таких дней, каких в
этой жизни завистная судьба никому не дает в другой раз. И эта
прекраснейшая женщина, добродетельная супруга, нежная мать
семейства - недавно умерла! Муж в отчаянии уехал бродить по
свету. Здесь все неутешно о ней. Увы! Ни красота, ни знатность,
ни богатство не защитили ее от смерти!..
Смерть, как говорит одна французская сочинительница, истребляет
лучшие цветы в цветнике жизни!
Мы встречали большие обозы с сухарями из Молдавии. Конечно,
каждый сухарь будет стоить то же, что белый хлеб, купленный на
месте; но волы могут очень пригодиться для войска; это
показывает, какие великие средства имеет Россия!
Около самой дороги видно много опустелых селений: жители их
вымерли; здесь пахнет смертию!
С сей стороны окрестности так пусты, что кажется, будто едешь к
какому-то уездному городку, и вдруг въезжаем - в Варшаву!
Беннигсен и Дохтуров пошли с войсками в Калиш. Все пусто и уныло
здесь! Эти высокие, мрачные дома так угрюмо на нас смотрят!..
Кажется, что радость умерла здесь. Варшава вздыхает.
Я смотрю на Польшу, как на славного шпажного бойца, покрытого
ранами. Но это не те раны, которые возбуждают удивление, любовь и
почтение, как раны Испании и России!
Мы поехали посмотреть на Прагу, которая за 20 пред сим лет не
уступала в красоте, великолепии и даже в обширности и богатстве
самой Варшаве. Переезжаешь Вислу, идешь чрез Прагу - и не видишь
ее! Тут только одни пространные поля, засеянные хлебом,
разрушенные окопы и бедные дома. Где же Прага? Ее нет: она
высилась, как кедр Ливанский; прошел мимо герой - и странник не
находит места, где она была! Суворов, победив отдаленность и все
неслыханные препятствия, принес, так сказать, в горсти небольшое
число уматерелых в победах воинов под самые стены Варшавы и стер
Прагу с лица земли. Уже прошел Суворов все пространство от Волыни
и до Вислы. Быстро было шествие героя. Слава предтекала великому,
победа сопровождала его. Внезапность, быстрота и штыки были его
орудиями. В разных местах разбил он разные польские войска и вел
полки свои прямо на Варшаву. Бурно было движение умов в сей
столице. Одни, страшась справедливой казни за вероломно пролитую
кровь русскую, другие, стремясь к необузданному своевольству, а
некоторые из прямой любви к свободе, соединяются все вместе и
общими силами воздвигают земляные громады на правом берегу Вислы,
полукружием согбенные, дабы оградить вместе Прагу и Варшаву.
Скоро общие силы народа устроили грозные валы. Высота укреплений,
глубина рвов и множество пушек соделывали оплоты сии
неприступными. 30 000 войска и весь народ варшавский решились
умереть, защищая их. Суворов имел только 15 000 в трудах и
победах обдержанного войска. С быстротою палящей молнии летел он
вслед за бегущими. Они скрылись в окопах; он запал в лесах.
Чистое поле расстилалось между им и укрепившимися. Проходит
несколько дней: Суворов из лесов не показывается. Никто не знает,
что он делает и сколько имеет войска; оно темнеет в дремучих
лесах, как густое облако, из которого должен грянуть ужасный
гром. Мало-помалу страх слабеет, а доверенность поляков к их
окопам возрастает. Думают, что Суворов не посмел на них напасть.
Иные разглашают даже, что Суворов уже бежит назад; а Суворов,
выбрав темную ночь, окружась горстью своих войск, послав пред
собою воинскую хитрость[2*] , быстро и внезапно, как буря на лес,
налетает на беспечного неприятеля. Передовые стражи сорваны вмиг.
Поляки узнают о приближении русских только в ту минуту, когда уже
они начинают приступать. Ничто не могло удержать привыкших к
победам... В 4 часа начат приступ, а до рассвета судьба Праги
свершилась. Ужасна была картина разрушения сего города. Под
страшным громом пушек русские врываются со всех сторон, как
бурные поды. В разных местах вспыхивает пламя и, вместе с бурою,
разливается по всему городу... Багровое зарево рдеет на небе и в
Висле. В сей ужасный час никому нет пощады. Каждый штык наносит
множество смертей; город горит; подкопы разряжаются, огромные
глыбы взлетают на воздух. Пожар и разрушение повсеместны. Шум,
треск и вопли наполняют окрестности. Мост на Висле разведен, и
всякое сообщение с Варшавою прервано. Положение жителей
неслыханно. Те, кои жили у моста, бегут вперед и погибают от
штыков; другие, убоясь штыков, бегут к мосту и тонут в реке.
Поражение было совершенно. Восходящее солнце осветило героя,
сидящего на развалинах разбитых окопов. У ног его истлевала
Прага. Гордые послы Варшавы, по грудам тел войска и народа своего
достигшие, униженно просили его о пощаде. Я видел и другие окопы
в Праге, за 5 только лет пред сим сделанные народом по воле
Наполеона. Они стоили Варшаве миллионы злотых и теперь
истреблены!!! Отсюда вид на Варшаву наилучший. Громада зданий в
амфитеатре, на берегу светлой и широкой реки, прекрасно рисуется
в воде и нравится глазам.
Если захотите иметь понятие, как может жить король, имеющий
деньги, вкус и ум, то сходите в Варшаве в так называемые Лазенки.
Положим, что вы уже там. Тенистые рощи, светлые пруды, шум
водометов при посребренных луною сумерках настраивают воображение
ваше к мечтательности. Забудем на минуту существенность и
предадимся мечтам. Видите ли вы, как великолепно сие жилище
роскоши, любви и наслаждений. Ищите в воображении своем
чего-нибудь подобного - и только один Армидин замок может
сравниться с ним. Какое очарование для глаз, слуха и обоняния. Вы
идете по цветам - легкие ветерки отовсюду надувают на вас
благоухание. Скрытые хоры музыки разливают сладчайшие звуки по
всему пространству над зелеными долинами, в тени рощей и по
светлым водам. Сии волшебные звуки, переливаясь из отзыва в
отзыв, кажутся томными вздохами в отдаленных гротах и цветущих
переулках сада. Видите ли как прелестны эти пруды! Они так чисты,
так светлы и так покойны, что кажутся огромными зеркалами, на
свежей зелени положенными.
Берега их унизаны тысячами разноцветных огней. На сих-то водах,
не на земле, щедрость, искусства и художества, истоща все свои
усилия, воздвигли и украсили прелестнейший дворец, который, как
Нарцисс, вечно глядится в чистые воды, любуясь сам собою и других
заставляя собою любоваться. Посмотрите! Посмотрите! Какой собор
красот! Они выходят из кристальных палат на зеленый луг. Какая
приятность в лицах, в речах, в воображении! Какая ловкость в
движениях, в приемах! Это польки, составляющие двор любезного,
Шилова Юлия
Гуревич Георгий
Конюшевский Владислав
Сертаков Виталий
Доценко Виктор
Шилова Юлия