не позабыть после!
навалил он ее на ту могилку, где горела свечка, и пошел по дорожке. Мо-
лодой дубовый лес стал редеть; мелькнул плетень. "Ну, так! не говорил ли
я, - подумал дед, - что это попова левада? Вот и плетень его! теперь и
версты нет до баштана".
будивши брата Остапа, спросил только, давно ли уехали чумаки, и завер-
нулся в тулуп. И когда тот начал было спрашивать:
Остап; не то поседеешь! - И захрапел так, что воробьи, которые забрались
было на баштан, поподымались с перепугу на воздух. Но где уж там ему
спалось! Нечего сказать, хитрая была бестия, дай боже ему царствие не-
бесное! - умел отделаться всегда. Иной раз такую запоет песню, что губы
станешь кусать.
ку, подпоясался, взял под мышку заступ и лопату, надел на голову шапку,
выпил кухоль сировцу, утер губы полою и пошел прямо к попову огороду.
Вот минул и плетень, и низенький дубовый лес. Промеж деревьев вьется до-
рожка и выходит в поле. Кажись, та самая. Вышел и на поле - место
точь-в-точь вчерашнее: вон и голубятня торчит; но гумна не видно. "Нет,
это не то место. То, стало быть, подалее; нужно, видно, поворотить к
гумну!" Поворотил назад, стал идти другою дорогою - гумно видно, а голу-
бятни нет! Опять поворотил поближе к голубятне - гумно спряталось. В по-
ле, как нарочно, стал накрапывать дождик. Побежал снова к гумну - голу-
бятня пропала; к голубятне - гумно пропало.
лись от дождя, задал он такого бегуна, как будто панский иноходец. Влез
в курень, промокши насквозь, накрылся тулупом и принялся ворчать что-то
сквозь зубы и приголубливать черта такими словами, какие я еще отроду не
слыхивал. Признаюсь, я бы, верно, покраснел, если бы случилось это среди
дня.
чем не бывало и прикрывает лопухом арбузы. За обедом опять старичина
разговорился, стал пугать меньшего брата, что он обменяет его на кур
вместо арбуза; а пообедавши, сделал сам из дерева пищик и начал на нем
играть; и дал нам забавляться дыню, свернувшуюся в три погибели, словно
змею, которую называл он турецкою. Теперь таких дынь я нигде и не виды-
вал. Правда семена ему что-то издалека достались.
для поздних тыкв. Стал проходить мимо того заколдованного места, не вы-
терпел, чтобы не проворчать сквозь зубы: "Проклятое место!" - взошел на
середину, где не вытанцывалось позавчера, и ударил в сердцах заступом.
Глядь, вокруг него опять то же самое поле: с одной стороны торчит голу-
бятня, а с другой гумно. "Ну, хорошо, что догадался взять с собою зас-
туп. Вон и дорожка! вон и могилка стоит! вон и ветка повалена! вон-вон
горит и свечка! Как бы только не ошибиться".
попотчевать кабана, затесавшегося на баштан, и остановился перед могил-
кою. Свечка погасла; на могиле лежал камень, заросший травою. "Этот ка-
мень нужно поднять!" - подумал дед и начал обкапывать сго со всех сто-
рон. Велик проклятый камень! вот, однако ж, упершись крепко ногами в
землю, пихнул он его с могилы. "Гу!" - пошло по долине. "Туда тебе и до-
рога! Теперь живее пойдет дело".
ся было поднести к посу, как вдруг над головою его "чихи!" - чихнули
что-то так, что покачнулись деревья и деду забрызгало все лицо.
дед, протирая глаза. Осмотрелся - никого нет. - Нет, не любит, видно,
черт табаку! - продолжал он, кладя рожок в пазуху и принимаясь за зас-
туп. - Дурень же он, а такого табаку ни деду, ни отцу его не доводилось
нюхать!
Выкидавши землю, увидел он котел.
туп.
ва.
свое рыло.
ца; вокруг провалы; под ногами круча без дна; над головою свесилась гора
и вот-вот, кажись, так и хочет оборваться на него! И чудится деду, что
из-за нее мигает какая-то харя: у! у! нос - как мех в кузнице; ноздри -
хоть по ведру воды влей в каждую! губы, ей-богу, как две колоды! красные
очи выкатились наверх, и еще и язык высунула и дразнит!
Экая мерзостная рожа! - и уже ударился было бежать, да огляделся и стал,
увидевши, что все было по-прежнему. - Это только пугает нечистая сила!
Вот, собравши все силы, ухватился он за него руками.
баку!
шенько, нет ли кого: кажись, что нет; но вот чудится ему, что пень дере-
ва пыхтит и дуется, показываются уши, наливаются красные глаза; ноздри
раздулись, нос поморщился и вот так и собирается чихнуть. "Нет, не поню-
хаю табаку, - подумал дед, спрятавши рожок, - опять заплюет сатана очи".
Схватил скорее котел и давай бежать, сколько доставало духу; только слы-
шит, что сзади что-то так и чешет прутьями по ногам... "Ай! ай, ай!" -
покрикивал только дед, ударив во всю мочь; и как добежал до попова ого-
рода, тогда только перевел немного дух.
давно пришла мать и принесла горшок горячих галушек. Нет да и нет деда!
Стали опять вечерять сами. После вечера вымыла мать горшок и искала гла-
зами, куда бы вылить помои, потому что вокруг все были гряды; как видит,
идет, прямо к ней навстречу кухва. На небе было-таки темненько. Верно,
кто-нибудь из хлопцев, шаля, спрятался сзади и подталкивает ее.
Признаюсь, хоть оно и грешно немного, а, право, смешно показалось, когда
седая голова деда вся была окунута в помои и обвешана корками с арбузов
и дыней.
ла! как будто свинью перед рождеством! Ну, хлопцы, будет вам теперь на
бублики! Будете, собачьи дети, ходить в золотых жупанах! Посмотрите-ка,
посмотрите сюда, что я вам принес! - сказал дед и открыл котел.
хорошенько, а? золото? Вот то-то, что не золото: сор, дрязг... стыдно
господа Христа, все солжет, собачий сын! У него правды и на копейку нет!
его! хорошенько! - и начнет класть кресты. А то проклятое место, где не
вытанцывалось, загородил плетнем, велел кидать все, что ни есть непот-
ребного, весь бурьян и сор, который выгребал из баштана.
после того нанимали ее у батька под баштан соседние козаки. Земля слав-
ная! и урожай всегда бывал на диво; но на заколдованном месте никогда не
было ничего доброго. Засеют как следует, а взойдет такое, что и разоб-
рать нельзя: арбуз не арбуз, тыква не тыква, огурец не огурец... черт
знает что такое!
ка (первая часть) напечатана в 1831 г., вторая - в 1832 г.
издания "Вечеров на хуторе близ Диканьки", 1832 г. "Страшная месть" име-
ла подзаголовок "Старинная быль", снятый в последующих изданиях.