Выходит, у него в голове жидкое пламя нашего старого Могола не сразу
расходилось.
мелюзга! Белая шкура - бледная немочь!
тебя нож! Каланча трусливая!
люди, любят пошуметь - и те и другие! Пуф-ф!
становитесь в круг!
кольцо горизонта! В этом кольце Каин поразил Авеля. Отличная работа,
правильная работа! А если нет, то для чего же ты, бог, создал это кольцо?
бомбрамсели! Взять рифы у марселей!
спаси! Трах-бах! это кливер-леер лопнул. Бум-бах! Господи! Забейся поглубже,
Пип, это спускают бом-брам-рей. Здесь еще пострашнее, чем под Новый год в
лесу во время бури! Разве тут хватит духу лазить за каштанами? А вот они
лезут и ругаются на чем свет стоит, а я сижу здесь. Им же лучше, они уже на
полдороге к небесам. Держись крепче! Ух ты! Ну и шквал! Но эти люди, они еще
пострашнее - хуже белых штормовых валов. Белые валы, Белый Кит - чур меня,
чур! Послушал я тут, как они толковали о белом ките, - чур, чур меня! - вот
только недавно, нынче вечером, а уж меня всего трясет, не хуже, чем мой
тамбурин. Этот старый аспид заставил всех поклясться, что они с ним заодно.
О, большой белый бог где-то там в темной вышине, смилуйся над маленьким
черным мальчиком здесь внизу, спаси его от всех этих людей, у которых не
хватает духу бояться!
проклятия сливались с проклятиями остальных; а я орал все громче и
заворачивал ругательства все круче, ибо в душе у меня был страх. Извне
пришло ко мне и овладело мною всесильное мистическое чувство: неутолимая
вражда Ахава стала моею. И я с жадностью выслушал рассказ о свирепом
чудовище, которому я и все остальные поклялись беспощадно мстить.
тех безлюдных водах, куда заплывали изредка только китоловы в погоне за
кашалотами. Но и среди них не все знали о его существовании; видели его
сравнительно немногие; а число тех, кто когда-либо отважился и сумел дать
ему бой, было совсем ничтожно. Ибо великое множество промысловых судов,
разбросанных без всякого порядка по всей водной сфере, из которых многие
гонялись за своей опасной добычей на пустынных широтах, где иной раз за
целые двенадцать месяцев не встретишь ни паруса и не услышишь ни единой
новости; необычайная длительность китобойных рейсов; неопределенные сроки
отплытия и прибытия - все это в сочетании с другими воздействиями, прямыми и
косвенными, издавна затрудняло распространение в мире китобоев точных и
подробных сведений о Моби Дике. Не подлежит сомнению, что отдельные суда
сообщали о своих столкновениях, в такое-то время и под таким-то меридианом,
с кашалотом, отличавшимся чрезвычайной величиной и свирепостью, который,
причинив напавшим на него немалый ущерб, в конце концов скрывался от них; и
многие считали вполне вероятным, что кашалот этот и есть не кто иной, как
Моби Дик. Однако, благодаря тому обстоятельству, что за последнее время
охотниками за кашалотами было отмечено немало случаев проявления величайшей
свирепости, хитрости и злобы со стороны преследуемых китов, многие из числа
тех, кому случилось по неведению вступить в схватку с Моби Диком,
предпочитали относить весь ужас таких столкновений за счет опасностей охоты
на кашалотов вообще, а не за счет данного отдельного животного. Именно в
таком свете и рассказывалась обычно история о гибельной стычке между Ахавом
и китом.
встретить его в дальних морях, обязательно спускали вельботы и уходили в
погоню, страшась и опасаясь его ничуть не больше, чем всякого другого
кашалота. Но страшные бедствия, вызванные такой охотой, - не только вывихи
запястий и лодыжек, переломы костей, потеря руки или ноги, - но самые
губительные, смертельные опасности и сокрушительный отпор, который не раз
получали люди от Моби Дика, - все это, накапливаясь и усугубляя его жуткую
славу, поколебало в конце концов отвагу многих смелых добытчиков.
что было в рассказах о столкновениях с Моби Диком. Ведь любое удивительное и
страшное событие неизменно дает почву для возникновения всевозможных
невероятнейших слухов - так на разбитом стволе дерева вырастают грибы и
лишайники; а тем более в море, где самые дикие слухи возникают в значительно
больших количествах, чем на terra firma(1), если только есть для них хотя бы
маленькая зацепка в реальной жизни.
превосходят всех остальных моряков чудовищностью и неправдоподобностью своих
рассказов. Потому что китобоям не только свойственны обычные среди
мореплавателей невежество и суеверия - им чаще и ближе, чем другим морякам,
приходится сталкиваться со всем ужасным и непостижимым, что только есть в
океанах, не только разглядывать, очутившись с ними лицом к лицу, величайшие
морские чудеса, но и вступать с ними - руки против зубов - в смертельные
битвы. Затерянный в далеких морях, где можно проплыть тысячу миль, миновать
тысячу берегов и нигде не найти резной каминной плиты или другого
гостеприимного знака под солнцем; на тех долготах и широтах, где ему
приходится заниматься своим нелегким делом, китолов оказывается во власти
таких влияний, которые порождают у него в душе немало могущественнейших
вымыслов.
нарастали, словно снежный ком, перекатываясь над бурными морскими
просторами, в конце концов вобрали в себя всевозможные глухие намеки и
полувысказанные зачатки предположений об участии сверхъестественных сил, и
что все это придало Моби Дику такую жуткую славу, какую не могла породить
одна видимая сторона явлений. И под конец он стал внушать людям такой ужас,
что редко кто из тех, кому случалось хоть по слухам познакомиться с Белым
Китом, отважился бы испытать опасность стычки с этим животным.
еще среди китобоев древняя слава кашалота, выделяющегося свирепостью среди
всех других левиафанов. И по сей день существуют китобои, готовые со
сноровкой и отвагой дать бой гренландскому, или настоящему, киту, но - в
силу ли неопытности, неумения или же робости - отступающие перед кашалотами;
во всяком случае, есть немало китобоев, в особенности тех национальностей,
которые плавают не под американским флагом, чьи сведения о левиафане,
поскольку им самим никогда не приходилось сталкиваться со спермацетовым
китом, ограничены лишь тем презренным чудовищем, за которым издавна охотятся
на Севере; сидя на палубе, эти мужи, точно малые дети у камина, готовы со
страхом слушать, разинув рот, удивительные, буйные истории о промысловых
плаваниях в южных морях. Однако нигде так не чувствуют, не осознают всю
жуткую необычайность великого кашалота, как на борту того судна, чей
форштевень направлен ему вослед.
кажется, еще с древних времен порождала о себе смутные предчувствия-легенды;
потому что у некоторых ученых-натуралистов - у Повельсона и Олассена,
например, - мы читаем, что спермацетовый кит - не только гроза для всей
обитающей в морях живности, но к тому же настолько свиреп, что им владеет
неутолимая жажда человечьей крови. Подобные убеждения сохранялись даже во
времена Кювье. И сам барон в своей "Естественной истории" утверждает, что
при появлении спермацетового кита все рыбы (включая акул) бывают "охвачены
сильнейшим страхом", и "часто в своем поспешном бегстве с такой силой
ударяются о скалы, что причиняют себе мгновенную смерть". И несмотря на все
те поправки, какие внес в подобные утверждения опыт китобоев, сами эти
поверья во всей своей устрашающей сущности, вплоть до кровавого описания
Повельсона, нередко оживают в душах китобоев под влиянием превратностей их
опасной профессии.
рассказы о Моби Дике, припоминали прежние времена, когда опытных охотников
за настоящим китом не удавалось иной раз склонить к преследованию кашалотов,
потому что, как утверждали они, можно с немалой выгодой промышлять других
левиафанов, но поднимать острогу на такое чудище, как спермацетовый кит,
смертному не подобает. Сделать это - значит сразу же оказаться вышвырнутым в
текучую вечность. Существует немало интересных документов, из которых можно
почерпнуть кое-какие сведения по этому поводу.
померяться силами с Моби Диком, а еще больше было таких, кто слышал о нем
очень смутно и отдаленно, без достоверных убийственных подробностей и без
обычного мистического сопровождения, и сохранял довольно мужества, чтобы не
избегать боя при встрече.