холмистые просторы Вулвичских болот под набухавшим дождем небом, Эшблес
чуть было не снял плащ и не вернулся в дом. В конце концов, огонь в
камине горел так уютно, и он не добил еще вчера эту бутылку
"Гленливе"... Он нахмурился, поправил на своей седой шевелюре фуражку,
дотронулся до эфеса меча, надетого так, на всякий случай, и запер за
собой дверь. Никак нельзя, ведь у меня долг перед Джеки, подумал он,
спускаясь с крыльца. Она встретила свой срок так... благородно - семь
лет назад.
ловил себя на том, что уже с трудом припоминает лицо Джеки - чертовы
портреты казались похожими, пока были новыми и пока была жива она для
сравнения, но теперь ему казалось, будто ни один так и не запечатлел ее
настоящую улыбку. Однако сегодня, понял он, он мог вспомнить ее так
отчетливо, словно она только утром села в дилижанс, отправляющийся в
Лондон, - ее милую, чуть саркастическую улыбку, ее хмурящиеся на
мгновение брови и ее обаяние мальчишки-беспризорника, что - на его
взгляд - сохранилось у нее вплоть до смерти от лихорадки в возрасте
сорока семи лет. Возможно, подумал он, пересекая дорогу и ступая на
тропу, - знакомую ему за последние пару лет до последнего кустика, ибо
он знал, что сегодня пойдет по ней, - возможно, я вспоминаю ее так
отчетливо, потому как знаю, что сегодня присоединюсь к Джеки.
десять минут, когда он вышел к реке, его шаг оставался таким же упругим,
ведь он годами поддерживал свою физическую форму и занимался
фехтованием, имея твердое намерение хотя бы серьезно ранить того, кому
намечено судьбой убить его.
хороший вид на заросший ивами берег Темзы. Они найдут мое тело ближе к
воде, но я хочу сначала как следует разглядеть своего убийцу".
глубоко вдохнуть. Спокойно, старина, сказал он себе. Ты тридцать пять
долгих и по большей части счастливых лет знал, что этот день наступит.
почти все твои друзья уже умерли, подумал он. Байрон ушел - тоже от
лихорадки - двадцать с чем-то лет назад в Миссолонги, а Кольридж отдал
душу Богу в 1834-м... Эшблес улыбнулся и уже не в первый раз задумался,
сколько из поздней поэзии Кольриджа, в особенности из "Лимбо" и "Ne Plus
Ultra", порождено смутными образами, вынесенными им из той ночи в апреле
1811 года. Некоторые строки до сих пор озадачивали Эшблеса: "Не самый
лучший вид открылся Лимбо в клети той: Округлость стен и сторож-дух,
бесплотный часовой; Но пуще этого ночной кошмар, что явью стал..." или:
"О столб во мраке ночи, О черный свет, слепящий тьмою очи...
Сгустившаяся тьма и шторм подземный..."
холод, ибо пока он смотрел на небо, у берега появилась привязанная к иве
лодка, а вверх по склону торопливо поднимался высокий, дородный мужчина
с мечом в ножнах на правом бедре. "Забавно, - нервно подумал Эшблес, -
левша, как и я".
единственной раной - в живот, так что можешь не особенно стараться,
защищая руки, ноги и голову. Парируй только удары, нацеленные в
корпус... зная при этом, правда, что один-то удар ты так и не успеешь
отбить.
именно место пока целой и здоровой кожи через несколько минут воткнется
несколько дюймов остро отточенной стали.
час так же отважно, как это сделала Джеки. Ибо она тоже знала, что ей
суждено... знала с той ночи в 1815-м, когда ты был слишком пьян и
один-единственный раз сдался на ее просьбы назвать ей дату и рассказать
подробности ее смерти.
убийцу на полпути.
Эшблесу. Интересно, что у нас за ссора выйдет, подумал Эшблес. По
крайней мере он не молод - его борода так же седа, как моя. Судя по
загару, ему тоже пришлось путешествовать. Черт, его лицо кажется странно
знакомым.
голос.
вздрогнул, поняв, что тот совершенно безумен.
Как? Мы знакомы?
тебя.
выхватывая из ножен свой меч. - Могу я спросить, за что?
"знаешь". Эшблесу удалось отбить его.
равновесие на скользком склоне.
назад; Эшблес парировал удар круговым движением, - что ты жив. - Меч его
сверкнул в воздухе и устремился в грудь Эшблеса, и тому пришлось
отступить еще на шаг назад. - А я - не могу! - Меч на излете задел
правую руку Эшблеса ниже локтя, и Эшблес ощутил, как острие, прорвав
куртку и рубаху, входит в его плоть, со стуком задев кость.
это неправильно, в отчаянии подумал он, я же знаю, что меня не могут
найти с раненой рукой!
его, как бы приглашая Эшблеса атаковать из неудобного положения. Но
Эшблес не купился на этот трюк, он поймал лезвие меча противника на эфес
своего, резко швырнул его в сторону и сразу же устремился вперед,
погрузив свой меч в живот загорелого человека. Он ощутил, как его острие
остановилось, уперевшись в позвоночник.
скользкими от крови руками.
сверху вниз; все возбуждение схватки куда-то испарилось.
- Действуй! Где же обмен?!
вытянулся и затих.
он сделал это, он опустился на колени у бездыханного тела и мягко
положил руку ему на плечо.
вроде тебя, клянусь, ты заслужил ее. Бог знает, как ты добрался до
Англии из Каира и как нашел меня. Может быть, тебя просто влекло ко мне
- как призраков, по слухам, влечет на место, где они умерли. Ну что ж, в
некотором роде ты все-таки станешь мною, войдя в мою биографию - в
качестве трупа.
ножны, потом оторвал кусок шарфа и перевязал им порезанную руку.
Холодный весенний ветер унес из его головы все мысли о прошлом, и с
ожиданием приключения - ощущением, которого он не испытывал уже не одно
десятилетие, - он спустился по тропе к привязанной лодке, оставив лежать
на траве тело ка, созданного из него доктором Романелли так много лет
назад.
задыхаясь от восторга, думал он, отвязывая веревку. Может, я через пять
минут переверну лодку и утону, а может, проживу еще двадцать лет!
лодку на чистую воду. И гребя дальше, навстречу подлинной судьбе
человека, что был Бренданом Дойлем, и Немым Томом, и
Эшвлисом-сапожником, и Вильямом Эшблесом, и больше не был ни одним из
них, он развлекал речных птиц всеми битловскими песнями, какие мог
вспомнить...
Жюль Верн
Орловский Гай Юлий
Шилова Юлия
Прозоров Александр
Ильин Андрей