раньше.
смогли, что техника разваливается, жрать нечего и даже чай разогреть
можно только на капельнице - без газа остались. А в ночь, когда связь с
поездом оборвалась, Попов не сомкнул глаз.
своим дезертирством обрек на гибель, с огромной силой охватило его.
Десять лет, всю жизнь бы отдал, чтобы оказаться с ними и разделить их
участь.
мешок несколько буханок хлеба, кругов десять копченой колбасы, несколько
банок говяжьей тушенки, взвалил мешок на плечи и вышел. Оглянулся - тихо.
Спит Мирный, только окна радиостанции светятся. Мороз градусов под
тридцать, но без ветра - уже хорошо. Согнувшись в три погибели, побрел к
мысу Мабус, на цыпочках прокрался мимо дизельной электростанции и
беспрепятственно добрался до гаража. Снова по-воровски оглянулся -
никого...
в порядке, ящик с запасными частями, портативная газовая печурка на
месте. Сунул в крытый брезентом кузов мешок с продуктами, канистры с
бензином, закрепил их веревкой. Ударил себя по лбу: забыл сигареты!
Вернулся, взял два блока "Шипки", прихватил на камбузе двухлитровый
термос с кофе. Кажется, все. Хорошенько прогрел вездеход - на дизельной
электростанции гул такой, что никто не услышит, сел в кабину и помчался
по Мирному. Увидел, как из дома начальника выскочил дежурный, весело
заорал ему: "Гуд бай!" - и включил третью передачу.
круто повернул налево у сопки Радио и у памятника Анатолию Щеглову вышел
на прямую. Попов привычно снял шапку: неподалеку от этого места
провалился Щеглов в трещину...
старой знакомой, установленной у склада вехе номер 1. Знакомая веха, не
раз целованная - когда возвращались с Востока. Отсюда для походника
начинается Антарктида.
лошадка, назад ходу нет! Сколько сможешь, столько и вези. Дотянешь до
поезда - спасибо, не дотянешь - поставят памятник, как Толе. Хотя вряд
ли поставят дезертиру и злостному нарушителю производственной
дисциплины. Отпишут родителям: "С глубоким прискорбием..." - и прикроют
дело. Врешь, не прикроют, долго не забудут человека по имени Сергей
Попов! Кто еще рискнул рвануть на вездеходе к сотому километру? Никто.
Потому что смертельный риск - на одинокой машине идти на купол, а второй
нет: тракторы-то без кабин! А Сергей Попов, трус и дезертир, плюнул на
инструкции и отправился на прогулку - подышать свежим воздухом.
Отворачивайтесь от Сереги, топчите его ногами!
его как свои пять пальцев, в уме проходил с закрытыми глазами - от вехи
до вехи. Сейчас будет небольшой подъем, за ним спуск и снова подъемчик.
Справа трещина "до конца географии", вот она, родимая, а мы мимо
проскочим. Вот здесь со-овсем потихоньку, ползком, рядом притаилась,
змея подколодная... А теперь вздохнуть с облегчением. Эх, было бы светло
- километров тридцать в час дал бы на этом отрезке! Скоро, что-нибудь в
08.20, покажется верхний краешек солнца - если не заметет, конечно. А
солнце плюс фары - почти что день.
колбасы, проглотил и запил кофе. Два литра кофе заменяют сутки сна -
доказано медициной. А больше нам и не надо, за сутки мы обогнем земной
шар вокруг экватора!
подъем, проклятый всеми походниками самый тяжелый подъем на купол. По
два тягача в одни сани впрягали - еле втаскивали наверх к вехе,
установленной на двадцать шестом километре. Отцепляли сани и спускались
за другими - так называемая "челночная операция имени Сизифа". Тягачи
стонали и выли, два-три дня, бывало, теряли на этом подъеме, а вездеход
- за полчаса проскочил!
пятидесяти метров. Дальше подъем шел пологий: временами он чередовался с
небольшими спусками - дополнительные ориентиры, очень выгодные для
штурмана. Невесомый, легкий в управлении вездеход так и напрашивался на
максимальную скорость, но, хотя узкая полоска солнца обратила ночь в
сумерки, Попов повел машину осторожнее, чем раньше. Лихорадочное
возбуждение улеглось, и он даже упрекал себя за малооправданный риск, с
каким гнал вездеход по столь опасным местам. Пройдя веху, двигался
теперь чуть ли не шагом и ускорял ход лишь тогда, когда фары брали под
прицел очередной ориентир. На номера вех Попову не было нужды смотреть.
Та, с башмаком на верхушке, - номер 56, эта, с развевающейся портянкой,
- номер 60, а надписи на 67 и 70 - дело рук Тошки: "Дом отдыха "Вечный
покой" и "Пойдешь направо - не забудь про завещание!"
долетела бы. Но и сорок километров за семь часов - совсем даже неплохо.
Вот что плохо - не выспался: полтермоса кофе выдул, а все равно
разморило. На пятидесятом километре нужно будет отдохнуть, размяться
маленько.
взял? Черт с ним. Уровень масла не проверил!.. Ну, с маслом должен быть
порядок, вездеход у Макарова всегда наготове, каждый день воевода свои
владения объезжает. Только не сегодня, конечно. Сегодня небось рвет и
мечет, стружку снимает с дежурного.
довольный. "Одержим победу, к тебе я приеду на горячем боевом
коне!"-припомнилась песенка, которую, вернувшись с фронта, любил
мурлыкать отец. Возвращусь с батей и ребятами - тогда и суди Попова.
Приказывай не посуду мыть, а хоть уборные чистить - в глаза тебе буду
смеяться! Эх, житуха начнется!..
двух месяцев, так ликовала его душа при мысли о том, что на исходе суток
он займет свое штурманское кресло в "Харьковчанке", что не просто петь
захотелось - орать во весь голос. Никогда еще человек не выходил один на
один с ледяным куполом, он, Попов, первый! "Неслыханное, чудовищное
самовольство! - будут кричать. -Не нужны нам такие авантюристы!" И не
надо, на коленях будете просить, сам больше к вам не пойду, хоть дегтем
характеристику пишите - словом не возражу. Плевать на характеристики, на
все плевать, лишь бы ребятам, бате в глаза посмотреть! Сказать им:
"Прости, батя, прости, братва, и спасибо за науку". Повторил про себя -
понравилось, так и надо сказать. Обломали Серегу, выбили дурь из головы,
перед всеми повинюсь, за все. Моя у Варьки дочь - вернусь, признаю.
Женюсь, если простит за хамство, или алименты платить буду. Старикам
тоже поклонюсь: перебесился, скажу, баста, вместе начинаем жить. Снова
на траулер пойду, привыкну как-нибудь...
мореходку и стал плавать штурманом на рыболовном траулере. Еще когда в
учебные плавания ходил, блевал даже в пустяковый шторм, одолевала
морская болезнь; думал, привыкнет со временем, а не привык. Сначала
жалели, подменяли в штормы на вахтах, а потом посоветовали списываться
на берег. Жалко было потерянных лет, хорошего рыбацкого заработка, но
"на чужой пай рта не разевай" - пришлось увольняться. И тут встреча в
закусочной с Колей Блиновым, бывшим приятелем по мореходке. Он был
четвертым штурманом на "Оби" и брался свести Серегу с полярным
начальством. Свел - и переквалифицировался Серега с морского штурмана на
сухопутного. Зимовал на Крайнем Севере, потом в Антарктиде, ходил в
походы, а в остальное время был у аэрологов и метеорологов на подхвате.
За тринадцать лет семь с половиной отзимовал, благодарностей вагон
получил и в заключение высшую награду - должность судомойки...
же оставил себе маленькую лазейку: если не извинятся миром, не уговорят
забыть обиду. Не бедным родственником собирается Серега возвратиться в
Мирный, не посуду мыть на камбузе!
чуть видна, за три месяца на две трети замело. И трещина, что летом
темнела в пяти шагах справа, светлым снежным мостиком покрылась - капкан
замаскированный. Для интереса Ленька Савостиков бросил тогда в нее
сломанный палец от трака и услышал только через полминуты глухой стук -
ухмылка на Ленькином лице будто примерзла. А слева до трещин метров
десять - здесь коридор более или менее широкий. Только дышать стало
труднее, высота уже девятьсот с лишним метров, так что с разминкой
усердствовать не стоит. В походе на купол поднимаешься медленно,
акклиматизируешься по степенно, а когда сразу взлетаешь на верхотуру -
заметно. До семьдесят пятого километра подъема почти не будет, зато