слыхал.
рал, словно по какой-то роковой неспособности запомнить. - Как бы мне
его теперь не запамятовать? Ну да это же проще простого - вроде нашего
"легко ль"! Теперь-то уж я запомню, ведь что-что, а учиться в школе куда
как нелегко!
ла", можно было ждать, что он либо совсем забыл это слово, либо скажет
что-нибудь вроде "тяжело". Но при этом он ничуть не падал духом. Он,
видно, воображал, что так тому и быть должно. Изо дня в день он спраши-
вал меня с улыбкою:
вал и разъяснял, но ни разу не услышал от него ни единого дельного отве-
та. У меня опускались руки - прямо хоть плачь, до чего неспособный по-
пался мне ученик. Когда я задумывался о том, что он покуда еще ровно ни-
чему не научился, а изучить ему надобно еще ох как много, мне начинало
казаться, что уроки эти будут длиться целую вечность, и я видел себя в
роли учителя уже столетним старцем, а моего ученика Роули - девяносто-
летним, и мы попрежнему долбили азы! Несмотря на неизбежную в путешест-
вии, несколько чрезмерную непринужденность отношении, несносный мальчиш-
ка нисколько не избаловался. На станциях на него любо-дорого было смот-
реть: он мигом обращался в самого что ни на есть образцового слугу -
проворный, учтивый, исполнительный, заботливый, то и дело кланяется,
точно послушная марионетка, всем видом и службой своей стараясь поднять
престиж мистера Рейморни в глазах гостиничного люда, и, казалось, нет на
свете дела ему не по плечу, кроме того единственного, которое я для него
избрал, - изучить французский язык!
указывали, что Шотландия совсем близко. Я угадывал это по облику гор, по
лесам, которые становились все гуще, по чистому блеску ручьев, журчавших
вдоль большака. Я мог бы подумать и о том, что мы приближаемся к месту,
на свой лад прославленному в Англии, - к Гретна-Грин. По этой самой до-
роге, по которой мы скакали с Роули в малиновой карете под аккомпанемент
флажолета и французских уроков, множество влюбленных пар устремлялось на
север под музыку шестнадцати копыт, выстукивающих галоп. И какое мно-
жество разгневанных преследователей - родители, дяди, опекуны, отвергну-
тые соперники - мчались вдогонку, и прятали залитое краской лицо за
окошком кареты, и щедро рассыпали золотые на почтовых станциях, и усерд-
но заряжали и перезаряжали жаждущие мести пистолеты! Но я, кажется, и не
вспомнил об этом, покуда случайная встреча на дороге не вовлекла меня в
самую гущу такого приключения, и, к моему восторгу в тот час, а потом к
недолгому, но глубокому сожалению, я оказался ангелом-хранителем людей,
мне дотоле неведомых.
посреди дороги взволнованно спорили о чем-то мужчина и женщина, а два
форейтора верхами, каждый с лошадью в поводу, глядели на них и смеялись.
полуноте "Неприступный островок", и сунул флажолет в карман.
куда более разбитых карет меня трогают разбитые сердца, - ибо сразу же
стало ясно как день, что у этой беглой парочки что-то неладно. Когда
простолюдины смеются, это плохой знак: юмор у них и низкопробный и злой;
если человек нанял четверку лошадей и, по-видимому, не смущается расхо-
дами, да еще едет с прелестнейшей девушкой, и при этом допускает, чтобы
над ним потешались его же собственные форейторы, значит, он либо глупец,
либо отнюдь не джентльмен.
девочка. Она была не старше семнадцати лет, ангельски хороша, такая пух-
ленькая, что перед ней не устоял бы и святой, и вся - от чулок до модно-
го чепчика - в голубом всевозможных оттенков, что создавало весьма прив-
лекательную гамму, самую глубокую ноту которой она бросила мне, одарив
меня испытующим взглядом синих глаз.
на, едва оторвавшись от парты, от фортепьяно, от сонатин Клементи, де-
вочка эта, как в воду, кинулась в жизнь, в обществе мужлана без роду без
племени, и уже не только сожалела о содеянном, но выражала свое сожале-
ние с откровенной горечью.
явственно читалось, что я прервал неприятное объяснение. Я снял шляпу
перед дамой и предложил им свои услуги.
дил за - нами погоню - тут ведь дорога на Гретна-Грин, сэр. А эти прос-
тофили возьми да и вывали нас в канаву и фаэтон, разбили!
поглядел вдаль с нескрываемым страхом.
ся я.
те: нам бы только поскорей вырваться из этой западни, вот что... может,
вы скажете, это бесцеремонно с моей стороны, да нужда свой закон пи-
шет... Может, вы бы ссудили нам свою карету до ближайшей станции, нам бы
только туда добраться, сэр.
ность, а главное, все и ни к чему. Я полагаю, можно уладить дело по-дру-
гому и притом наилучшим образом. Вы, разумеется, ездите верхом?
предстал перед нами в истинном свете.
верхом! - выкрикнул он. - Уж коли этот джентльмен того же мнения, черт
возьми, чего ж вам еще надобно, поедете, и вся недолга!
или архиепископ Кентерберийский - не ваше дело. Главное, я могу вам по-
мочь, а больше ведь, сколько я понимаю, помощи вам ждать неоткуда. Так
вот что я предлагаю. Леди поедет в моей карете, конечно, ежели вы отве-
тите любезностью на любезность и разрешите моему слуге ехать на одной из
ваших лошадей.
пенька, - прибавил я.
- и сдался.
вил он.
ясь во весь рот, закрыл за нами дверцу; бесстыжие наглецы форейторы зак-
ричали нам вслед что-то одобрительное и громко захохотали, мне же с мес-
та пустил лошадей крупной рысью. Видно, все они сочли, что я лихо и
дерзко похитил невесту у похитителя.
янном волнении, и лежащие на коленях руки ее в черных кружевных митенках
дрожали.
видит юность, красоту и невинность в беде? Я бы рад был, если бы мог
сказать, что гожусь вам в отцы; к сожалению, это не так, - продолжал я с
улыбкой. - Однако, мне кажется, то, что я сейчас скажу, успокоит ваше
сердечко и докажет вам, насколько мое общество для вас безопасно. Я
влюблен. Не знаю, позволено ли сказать так о самом себе - я не очень ис-
кушен во всех тонкостях английского языка, - но я верно и преданно влюб-
лен! Есть на свете одна особа, я восхищаюсь ею, поклоняюсь и повинуюсь
ей; она столь же добра, сколь прекрасна; будь она здесь, она заключила
бы вас в свои объятия; считайте, что это она послала меня вам на помощь,
сказала: "Иди, будь ее рыцарем!"
- воскликнула малютка. - Она бы никогда не забыла приличия... никогда не
сделала бы такой ужасной erratum [51], как я!
и рассказать мне все по порядку об ее злоключениях; вместо этого она ле-
петала какойто немыслимый вздор, обличавший в ней и примерную школьницу
и несчастную наивную девушку, попавшую в ложное положение: в ее лепете
чувствовалась привитая воспитанием строгая добропорядочность и прирож-
денная непоследовательность.
Сертаков Виталий
Жюль Верн
Бажанов Олег
Володихин Дмитрий
Херберт Фрэнк
Андреев Николай