короткими отрывками. Я засыпал, думая о церквях моей юности. Их названия
менялись в зависимости от пристрастий матушки и ее сестер, но все они
были как одна - Первая Церковь в Бэквудзе молитвы "Отче наш, сущий на
Небесах". В тени ее квадратной колокольни понятие расплаты
присутствовало постоянно, как удары колокола, созывающего верующих на
молитву. Только Бог может прощать грехи и прощает их, смывая
предсмертной кровью своего распятого Сына, но это не снимает с его детей
обязанности каяться в этих грехах (и даже в простых ошибках и
заблуждениях) при первой возможности. Расплата была мощной, как замок на
двери, закрывающей прошлое.
Мелинде Муре и моем громадном парне с бесконечно плачущими глазами.
Мысли сложились в сон. В этом сне Джон Коффи сидел на берегу реки и
издавал свои нечленораздельные идиотские горестные вопли под утренним
летним небом, а на другом берегу товарный поезд нескончаемой лентой
мчался по высокому арочному мосту в Трапингус. На каждой руке
чернокожего лежало тело обнаженной белокурой девочки. Его кулаки, как
огромные коричневые камни, были сжаты. Вокруг него стрекотали сверчки и
вились мошки, день наполнялся жарой. Во сне я подошел к нему, опустился
на колени и взял его руки. Кулаки его разжались, явив свои секреты. В
одном была катушка, окрашенная зеленым, красным и желтым. В другом -
башмак тюремного надзирателя.
все назад, но было уже слишком поздно.
Глава 8
чашечку кофе (жена ничего не сказала, но я видел неодобрение, крупно
написанное у нее на лице, когда она мне подавала ее), зазвонил телефон.
Я пошел в прихожую, чтобы взять трубку, и Центральная сказала кому-то,
что линия занята. Потом она пожелала мне веселенького дня и
отключилась... Предположительно. С этой Центральной никогда ничего не
знаешь наверняка. Голос Хэла Мурса меня потряс. Срывающийся и хриплый,
он будто принадлежал восьмидесятилетнему старику. Я подумал, что, слава
Богу, все уладилось вчера с Кэртисом Андерсоном в тоннеле, хорошо, что
он относится к Перси так же, как и мы, потому что человек, с которым я
говорил по телефону, вряд ли остался бы работать в Холодной Горе хоть на
день.
в этом участвовал наш друг мистер Уэтмор.
можно плотнее к уху и наклоняясь к рожку, - но работа сделана. А это
самое важное.
его хвосту, чуть не добавил я.
промолчу. Тут есть другое дело: когда я позвонил в офис узнать, нет ли
сообщений или срочных дел, мне сказали одну интересную вещь.
хочет перейти как можно скорее в Бриар Ридж. Должно быть, заполнил бланк
еще до окончания ночной смены, как ты считаешь?
блоке "Г" в последнее время, я попросил Ханну просмотреть его для меня
лично во время ее ланча. Она любезно согласилась. Я его одобрю и
прослежу, чтобы оно попало в столицу штата сегодня же. Думаю, ты увидишь
спину Перси Уэтмора, выходящего через двери, не позднее чем через месяц,
А может, и раньше.
такого дела, которое при обычном раскладе могло занять и полгода, даже
при связях Перси, он оторвался на время от ухода за своей женой. И все
равно, мое сердце упало. Целый месяц! Но, может, это не так уж и важно.
Вместо совершенно естественного желания ждать и отложить рискованную
попытку, я обдумывал дело, которое могло быть уж очень рискованным.
Иногда, как в подобном случае, лучше прыгнуть до того, - как сдадут
нервы. Если бы нам все равно пришлось иметь дело с Перси (я всегда
допускаю, что мне удастся склонить других к моей безумной затее), то
почему бы не сегодня ночью?
сейчас сам с собой. - Черт, я думал, нас разъединили.
голос. Какой-то бесцветный и дребезжащий. - Я знаю, что ты сейчас
думаешь. "Нет, не знаешь, начальник, никогда не догадаешься об этом".
казни Коффи. И это скорее всего так: Коффи отправится на тот свет
задолго до Дня Благодарения, но ты можешь опять поставить Перси в
аппаратную. Никто возражать не станет, как, очевидно, и он сам.
разъединили, если бы не его дыхание. Когда он наконец заговорил, голос
его звучал еще тише:
человека, который умирает, а человека, который начал отходить от жизни.
может самостоятельно ходить, не может удерживать предметы, теряет
контроль за мочевой системой, когда спит. - Возникла еще одна пауза,
потом совсем тихим голосом Хэл сказал что-то, что прозвучало как "Она
одевается".
появилась в дверях в прихожую и стояла, глядя на меня и вытирая руки
посудным полотенцем.
слезы. - Она ругается.
выспрашивать. Да и не надо было. Он все сам объяснил.
цветнике или о платье, увиденном в каталоге, о том, что слышала
Рузвельта по радио и то, как замечательно он говорил, а потом вдруг
начинает произносить ужасные вещи, самые ужасные... Слова. Причем не
повышая голоса. Лучше бы она как-то выделяла их интонацией, а иначе...
Просто...
ругательства, произносимые ее чудесным голосом... Извини меня. Пол. -
Его голос ушел, и я услышал, как Мурс громко прокашливается. Потом голос
стал чуть тверже, но все равно оставался расстроенный. - Она хочет,
чтобы пришел пастор Дональдсон, и я знаю, что он ее успокаивает, но как
можно просить его? Представляешь, он сидит и читает с ней Писание, и
вдруг она обзывает его неприлично?
пожалуйста, вот тот журнал "Либерти", ублюдок". Пол, где она могла
слышать такие речи? Откуда ей известны такие слова?
контролировал себя и не был в тревоге или в горе, Хэл Мурс отличался
особым сарказмом, по-моему, его подчиненные побаивались его острого
язычка больше, чем гнева или подозрения. Его язвительные замечания,
обычно раздраженные или даже резкие, жгли, как осы. И вот немного такого
сарказма пролилось на меня. Хотя это было неожиданно, я был рад услышать
его колкость. Значит, не вся жизнь ушла из него, в конце концов. - Нет,
- сказал он. - Мы с Мелиндой выезжаем на танцы. Будем танцевать
"до-со-до", потом немецкую полечку, а потом скажем скрипачу, что он
долбаный сукин сын.
смеха очень быстро прошел.
становлюсь брюзгой. Конечно, мы будем дома. А почему ты спросил?
вчера, то идешь в ночную и сегодня. Или ты поменялся сменами с
кем-нибудь? - Нет, я не менялся, - ответил я. - Я дежурю сегодня.
состоянии.
сделать кое-что, кроме молитвы. "Бог помогает тем, кто помогает себе
сам", - так говорили в Церкви молитвы "Отче наш, сущий на Небесах". Я
повесил трубку и взглянул на Дженис.
с руганью, но опустил слова "ублюдок" и "долбаный сукин сын". Я закончил
словом Хэла "угасает", и Джен печально кивнула. Потом посмотрела на меня
более пристально.
тебя на лице.