read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com


Он поднял руки, словно бы дирижируя, и где-то взошла не то
луна, не то какое-то другое бледное светило, я смотрел поверх
барьера в безмерные глубины пространства, там плыли туманы и
облака, неясно вырисовывались горы и взморья, под нами
простиралась бескрайняя, похожая на пустыню равнина. На этой
равнине мы увидели какого-то старого длиннобородого господина
почтенного вида, который с печальным лицом возглавлял огромное
шествие: за ним следовало несколько десятков тысяч мужчин,
одетых в черное. Вид у него был огорченный и безнадежный, и
Моцарт сказал:
-- Видите, это Брамс. Он стремится к освобожденью, но
время еще терпит.
Я узнал, что черные тысячи -- это все исполнители тех
голосов и нот, которые, с божественной точки зренья, были
лишними в его партитурах.
-- Слишком густая оркестровка, растрачено слишком много
материала, -- покачал головой Моцарт.
И сразу затем мы увидели Рихарда Вагнера, который шагал во
главе столь же несметных полчищ, и почувствовали, какая
изматывающая обуза для него -- эти тяжелые тысячи. Он тоже, мы
видели, брел усталой походкой страдальца.
-- Во времена моей юности, -- заметил я грустно, -- оба
эти музыканта считались предельно противоположными друг другу.
Моцарт засмеялся.
-- Да, это всегда так. Если взглянуть с некоторого
расстояния, то такие противоположности обычно все ближе
сходятся. Густая оркестровка не была, кстати, личной ошибкой
Вагнера и Брамса, она была заблужденьем их времени.
-- Что? И за это они должны так тяжко поплатиться? --
воскликнул я обвиняюще.
-- Разумеется. Дело идет по инстанциям. Лишь после того
как они погасят долг своего времени, выяснится, осталось ли еще
столько личных долгов, чтобы стоило взыскивать их.
-- Но они же оба в этом не виноваты!
-- Конечно, нет. Не виноваты они и в том, что Адам съел
яблоко, а платить за это должны.
-- Но это ужасно.
-- Конечно. Жизнь всегда ужасна. Мы не виноваты, и
все-таки мы в ответе. Родился -- и уже виноват. Странно же вас
учили закону Божьему, если вы этого не знали.
Я почувствовал себя довольно несчастным. Я увидел, как сам
я, смертельно усталый странник, бреду по пустыне того света,
нагруженный множеством ненужных книг, которые я написал, всеми
этими статьями, всеми этими литературными заметками, а за мной
следуют полчища наборщиков, которые должны были над ними
трудиться, полчища читателей, которые должны были все это
проглотить. Боже мой! А ведь, кроме того, были еще Адам, и
яблоко, и весь остальной первородный грех. Все это, значит,
надо искупить, пройти через бесконечное чистилище, и лишь потом
встанет вопрос, есть ли за всем этим еще что-то личное, что-то
собственное, или же все мои усилия и их последствия были лишь
пустой пеной на море, лишь бессмысленной игрой в потоке
событий.
Моцарт стал громко смеяться, увидев мое вытянувшееся лицо.
От смеха он кувыркался в воздухе и дробно стучал ногами. При
этом он покрикивал на меня:
-- Что, мальчонка, свербит печенка75, зудит селезенка?
Вспомнил своих читателей, пройдох и стяжателей, несчастных
пенкоснимателей, и своих наборщиков,
подстрекателей-наговорщиков, еретиков-заговорщиков, паршивых
притворщиков? Ну, насмешил, змей-крокодил, так ублажил, так
уморил, что я чуть в штаны не наложил! Тебе, легковерному
человечку, печатному твоему словечку, печальному твоему
сердечку, поставлю для смеха поминальную свечку! Наврал,
набрехал, языком натрепал, хвостом повилял, наплел, навонял. В
ад пойдешь на муки вящие, на страданья надлежащие за писанья
негодящие. Все, что ты кропал, ненастоящее, все-то ведь чужое,
завалящее.
Это уже показалось мне наглостью, от злости у меня не
осталось времени предаваться грусти. Я схватил Моцарта за косу,
он взлетел, коса все растягивалась и растягивалась, как хвост
кометы, а я, повиснув как бы на его конце, несся через
вселенную. Черт возьми, до чего же холодно было в этом мире!
Эти бессмертные любили ужасно разреженный ледяной воздух. Но он
веселил, этот ледяной воздух, это я еще почувствовал в тот
короткий миг, после которого потерял сознанье. Меня проняло
острейшей, сверкающей, как сталь, ледяной радостью, желаньем
залиться таким же звонким, неистовым, неземным смехом, каким
заливался Моцарт. Но тут я задохнулся и лишился чувств.
Я очнулся растерянным и разбитым, белый свет коридора
отражался на блестящем полу. Я не был у бессмертных, еще нет. Я
был все еще в посюстороннем мире загадок, страданий, степных
волков, мучительных сложностей. Скверное место, пребывать в нем
невыносимо. С этим надо было покончить.
В большом стенном зеркале напротив меня стоял Гарри.
Выглядел он плохо, так же примерно, как выглядел в ту ночь
после визита к профессору и бала в "Черном орле". Но это было
давно, много лет, много столетий тому назад; Гарри стал старше,
он научился танцевать, побывал в магических театрах, слышал,
как смеется Моцарт, не боялся уже ни танцев, ни женщин, ни
ножей. Даже человек умеренно одаренный созревает, пробежав
через несколько столетий. Долго глядел я на Гарри в зеркале: он
был еще хорошо мне знаком, он все еще чуточку походил на
пятнадцатилетнего Гарри, который в одно мартовское воскресенье
встретил среди скал Розу и снял перед ней свою конфирмандскую
шляпу. И все же он стал теперь на сотню-другую годиков старше,
он уже занимался музыкой и философией и донельзя насытился ими,
уже пивал эльзасское в "Стальном шлеме" и диспутировал с
добропорядочными учеными о Кришне, уже любил Эрику и Марию, уже
стал приятелем Гермины, стрелял по автомобилям, спал с гладкой
китаянкой, встречался с Гете и Моцартом и прорывал в разных
местах сеть времени и мнимой действительности, еще опутывавшую
его. Если он и потерял свои красивые шахматные фигурки, то зато
у него в кармане был славный нож. Вперед, старый Гарри, старый,
усталый воробей!
Тьфу, пропасть, как горька была на вкус жизнь! Я плюнул на
Гарри в зеркале, я пнул его ногой и разбил вдребезги. Медленно
шел я по гулкому коридору, внимательно оглядывая двери, которые
раньше обещали столько хорошего: ни на одной не было теперь
надписи. Я медленно обошел сотни дверей магического театра.
Разве не был я сегодня на костюмированном балу? С тех пор
миновало сто лет. Скоро никаких лет больше не будет. Оставалось
еще что-то сделать. Гермина еще ждала. Странная это будет
свадьба. Меня несла какая-то мутная волна, я мрачно куда-то
плыл, раб, Степной волк. Тьфу, пропасть!
У последней двери я остановился. Мутная волна тянула меня
туда. О Роза, о далекая юность, о Гете и Моцарт!
Я отворил дверь. За ней мне открылась простая и прекрасная
картина. На коврах, покрывавших пол, лежали два голых человека,
прекрасная Гермина и прекрасный Пабло, рядышком, в глубоком
сне, глубоко изнуренные любовной игрой, которая кажется
ненасытной и, однако, так быстро насыщает. Прекрасные,
прекрасные человеческие экземпляры, прелестные картины,
великолепные тела. Под левой грудью Гермины было свежее круглое
пятно с темным кровоподтеком, любовный укус, след прекрасных,
сверкающих зубов Пабло. Туда, в этот след, всадил я свой нож во
всю длину лезвия. Кровь потекла по белой нежной коже Гермины. Я
стер бы эту кровь поцелуями, если бы все было немного иначе,
сложилось немного иначе. А теперь я этого не сделал; я только
смотрел, как текла кровь, и увидел, что ее глаза на секунду
открылись, полные боли и глубокого удивления. "Почему она
удивлена?" -- подумал я. Затем я подумал о том, что мне надо бы
закрыть ей глаза. Но они сами закрылись опять. Дело было
сделано. Она только повернулась чуть набок, я увидел, как от
подмышки к груди порхнула легкая, нежная тень, которая мне
что-то напоминала. Забыл! Потом Гермина не шевелилась.
Я долго смотрел не нее. Наконец как бы очнулся от сна и
собрался уйти. Тут я увидел, как потянулся Пабло, увидел, как
он раскрыл глаза и расправил члены, увидел, как он склонился
над мертвой красавицей и улыбнулся. Никогда этот малый не
станет серьезней, подумал я, все вызывает у него улыбку. Пабло
осторожно отогнул угол ковра и прикрыл Гермину по грудь, так
что раны не стало видно, а затем неслышно вышел из ложи. Куда
он пошел? Неужели все покинут меня? Я остался наедине с
полузакрытой покойницей, которую любил и которой завидовал. На
бледный ее лоб свисал мальчишеский завиток, рот ее алел на
побледневшем лице и был приоткрыт, сквозь ее нежно-душистые
волосы просвечивало маленькое, затейливо вылепленное ухо.
Вот и исполнилось ее желанье. Еще до того как она стала



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 [ 44 ] 45 46 47 48 49 50
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.