еще злобствующей синьоры, и снова все тот же славный Антошка Лучников.
сопутствовать? Просто хочется окунуться в атмосферу аэропорта. Давно как-то
никуда не летала, засиделась в Крыму, атмосфера ночного аэропорта всегда се
вдохновляет, а ведь она еще немного и поэт.
правда то, что о тебе говорят?
тебе в матери гожусь! -- Острый взглядик брошен на Арсения Николаевича.
широченный диван в "бентли", а сами сели впереди, Антон за рулем.
быть, он решил за дорогу до аэропорта обратить и дедушку в свою веру.
Шестьдесят процентов населения на Острове -- сформировавшиеся яки. Вы,
старые врэвакуанты, оторвались от жизни, не знаете жизни народа, не знаете
тенденций современной жизни. Долг современной молодежи -- способствовать
пробуждению национального сознания. Все русское на Острове -- это вчерашний
день, все татарское -- позавчерашний день, англоязычное население -- это
вообще вздор. Нельзя цепляться за призраки, надо искать новые пути.
но его мнению, они слишком преждевременны. Чтобы говорить о новой нации,
нужно прокатиться по меньшей мере еще раз через пару поколений. Сейчас нет
ни культуры яки, ни языка яки. Это просто мешанина, исковерканные русские,
татарские и английские слова с вкраплениями романских и греческих элементов.
яки, журналы, канал телевидения. Есть уже интересные писатели яки, один из
них он сам, писатель Тон Луч...
существует, должно быть гораздо скромнее, оно должно носить просветительский
характер, а не...
задумчиво. -- Может быть, ты и прав, дед, мы родились слишком рано, но если
мы будем ждать, все будет кончено очень быстро. Нас сожрет Совдепия, или
здесь установится фашизм... словом... -- Он замолчал.
мальчишку, впервые подумал, что он его недооценивает, впервые подумал, что
тот стал взрослым, совсем взрослым.
подчеркнуто женственна и романтична. Откинувшись на кожаные сиденья, она как
бы мечтала, глядя на пролетающие звезды, луну, облака.
гор, целый отдельный город с микрогруппами разноэтажных светящихся строений,
с пересечением автотрасс и бесчисленными паркингами, уставленными машинами.
В центре на грани рануэев, как называют здесь взлетные дорожки, возвышается
гигантский светящийся гриб (если бы можно было приблизительно так назвать
данную архитектурную форму) центральной башни Аэро-Симфи.
хочется улетать. В самом деле. попадая в бесконечные залы. холлы, гостиные,
круглосуточно работающие элегантные магазины и бесчисленные интимные бары,
ступая по пружинящим мягким полам, вбирая еле слышную успокаивающую музыку,
краем уха слушая очень отчетливую, но очень ненавязчивую речь дикторов,
предваряемую мягким, как бы бархатом по бархату, гонгом, вы чувствуете себя
в надежных, заботливых и ненавязчивых руках современной гуманистической
цивилизации, и вам в самом деле не очень-то хочется улетать в какую-нибудь
кошмарную слякотную Москву или в вечно бастующий Париж, где ваш чемодан
могут запросто выбросить на улицу. Собственно говоря, можно и не улетать,
можно здесь жить неделями, гулять по гигантскому зданию, наблюдать взлеты и
посадки, вкусно обедать в различных уютных национальных ресторанчиках,
знакомиться с транзитными легкомысленными пассажирами, ночевать в
звуконепроницаемых, обдуваемых великолепнейшим воздухом номерах, никуда не
ехать, но чувствовать себя тем не менее в атмосфере путешествия.
дамой. Греховодник представил свою проституточку очень церемонно:
познакомься с мадемуазель Тиной из Финляндии. Ты говоришь по-фински, Арси?
Жаль. Впрочем, мадемуазель Тина понимает по-английски, по-немецки и даже
немного по-русски. И даже слегка по-французски, -- добавил он, улыбнувшись.
улыбнулась очень открыто, спокойно и, как показалось старому дворянину,
слегка презрительно. Они сидели в полукруглом алькове, обтянутом сафьяновой
кожей, вокруг стола, над которым висела старомодная лампа с бахромой.
выглядел грустноватым и усталым. -- Может быть, мадемуазель Тина посидит с
молодежью у стойки?
стойке, за которой скучал одинокий красавец-бартендер с седыми висками,
ходячая реклама "Выпей "Смирнофф" и у тебя перехватит дыхание". Он, конечно,
оказался (или причислял себя к) "яки", и потому порванная майка Антона
вызвала у него внепрофессиональные симпатии. Он включил телевизор за стойкой
и на одном из двенадцати каналов нашел повтор Ти-Ви-Мага. Антон
комментировал изображение, горячился, пытался донести и до "финки" с се
обрывочными языками смысл происходящего, апеллировал и к Лидочке
Нессельроде, но та только улыбалась -- она смотрела на себя со стороны:
ночной аэропорт, почти пустой бар, молодая женщина-аристократка ждет прилета
своего жениха-аристократа. В мире плебейских страстей -- две
аристократические души приближаются друг к другу.
больше, чем на самом деле, понимает по-английски. Разговор, как это обычно в
Крыму, легко перескакивал с русского на английский, мелькали и татарские, и
итальянские, и еще какие-то, совсем уж непонятного происхождения слова.
мой -- чистый кубанский казак, а анима наполовину гречанка, наполовину
бритиш. Женился я на татарочке, а дочка моя сейчас замуж вышла за серба с
одной четвертью итальянской крови. Сложный коктейль тут у нас получается,
сэр, на нашем Острове.
себя по лбу.
"Яки"! Я возьму патент!
Таню. -- Иа! Чудесно! А я, знаете ли, жду своего жениха, он должен вернуться
из дальних странствий. Нихт ферштеен? Фиансей, компрэнэ ву? Май
браид-грум...
друг с другом два старика.
напьемся, как в старые годы?
Николаевич. -- Никогда до скотского уровня не докатывался.
Бакстер. -- Но это не скотство. Арси. Это мои последние шансы, прости,
привык платить женщинам за любовь. Не злись на меня. Я опять влюбился, Арси.
Я помню, как вы смеялись надо мной во Франции. Покупаю какую-нибудь
маргаритку за сто франков и сразу влюбляюсь. А сейчас... сейчас я совсем
стал размазня, Арси... Старый сентиментальный кисель... Ты знаешь, эта Тина,
она чудо, поверь мне, никогда у меня не было такой женщины. Что-то
особенное, Арси. То, что называется сладкая...
интересно выслушивать признания слюнявого маразматика.
чуть деформированную лапу с пятнышками старческой пигментации.
странным удовлетворением подумал Арсений Николаевич.
сегодняшнему дню? -- спросил Бакстер. Арсений Николаевич пожал плечами.
как о живых. Особенно о Максе...
Рядом с Максом...
стакан. -- Что ты пьешь?
главное на закате жизни -- человеческие отношения. Мне говорят: ты -- Ной,
ты можешь вести наш ковчег! Вздор, говорю я. Какой я вам Ной, я лишь старый
козел, которого пора выбрасывать за борт. Пусть меня гром ударит, но я
приехал сюда перед скучнейшей финансовой поездкой в Москву только для того,
чтобы тебя увидеть, старый мой добрый Арси.
друга, на которого вроде и не обращал особого внимания, который до этого был
для него как бы лишь воспринимающим устройством.
Лучников! Послушай, -- он опять навалился локтями на стол в манере водителя
грузовика, -- ты ведь, конечно, знаешь, что в мире существует такая штука --
Трехсторонняя Комиссия. Я на ней часто присутствую и делаю вид, что все
понимаю, что очень уважаю всех этих джентльменов, занятых спасением
человечества. Симы, хамы и яфеты строят ковчег в отсутствие Ноя. Словом, там
вдруг узнали, что мы с тобой друзья, и стали меня подзуживать. Ты хочешь
знать, что думают в Трехсторонней Комиссии о ситуации на Острове Крым?