(Продолжительный стук по столу; некоторые гости в порыве восторга отбивают
ножки у бокалов.) Леди Фитц Бинкл, в добавление к ежегодному пожертвованию в
десять фунтов - двадцать фунтов! (Длительный стук и крики "браво".)
здоровье секретаря, ибо он не знает человека более трудолюбивого и
заслуживающего всяческого уважения. Секретарь в ответ благодарит и заявляет,
что ему не приходилось знавать более достойной особы, чем председатель, -
разве только старейшего члена общества, за чье здоровье он предлагает
выпить. Старейший член общества в ответ благодарит и доводит до общего
сведения, что не знает более достойной личности, чем секретарь, за
исключением, быть может, мистера Уокера, ревизора, за чье здоровье он
предлагает . поднять бокалы. Мистер Уокер в ответ благодарит, находит
какую-то еще более достойную личность, которая превосходит даже старейшего
члена общества, - и так они долго предлагают тосты и восхваляют и благодарят
ДРУГ друга, и только один тост вносит какое-то разнообразие: "За
присутствующих здесь дам-патронесс!" при этом все поворачивают головы к
дамской галерее и разражаются громкими криками, а какие-то плюгавые и
самодовольные господа, хлебнув больше чем следует, с неимоверными ужимками
целуют кончики пальцев.
прибавить хоть одно доброе слово. Нам остается лишь покорнейше просить наших
читателей не думать, что если мы пытались найти в благотворительном банкете
смешные черты, значит мы не умеем ценить заслуги благотворительных обществ,
которыми изобилует Лондон, или те весьма похвальные побуждения, которыми
руководствуются их покровители.
множество мыслей о самой блаженной и прекрасной поре, о восхитительном
расцвете природы. Есть ли на свете такой человек, в чью душу не проникло бы
волшебное очарование ясного весеннего утра, не заставило бы его перенестись
в далекие годы веселого детства, не воскресило бы в нем воспоминаний о
зеленой поляне с чуть трепещущими деревьями, где так звонко пели птицы, -
никогда уже птицы не пели так звонко с тех пор, - где весело порхали
мотыльки, - нигде больше, сколько бы ни скитаться по свету, не увидишь таких
мотыльков, - где небо казалось куда голубее, а солнце ярче, где ветерок над
зелеными травами был свежее, а запах цветов слаще, где все краски были
несравненно богаче и живее, чем теперь! Так глубоки детские чувства и так
неизгладимы впечатления от всего прекрасного, врезавшиеся в детскую душу.
Отважный путешественник порою бредет сквозь густую, непроходимую чащу, куда
не пробьется луч солнца, где никогда не блеснет клочок ясного неба; или
стоит на краю ревущего водопада и, преодолевая головокружение, ошеломленным
взглядом следит, как пенистый поток прыгает с камня на камень, со скалы на
скалу; или в блаженной лени медлит покинуть плодородные долины какой-нибудь
страны, где вечно светит солнце, а в воздухе разливаются упоительные
ароматы. Но что эти темные леса, шумные потоки и живописные долины,
созданные щедрой природой для услады глаз и пленения чувств человеческих, по
сравнению с теми картинами, которые окружали нас в детстве? То были поистине
волшебные картины, ибо детское воображение наделило их красками ярче радуги
и почти столь же преходящими!
но и веселые развлечения например, пляски вокруг простого, нетесаного
столба, воздвигнутого в честь наступления весны и украшенного ее эмблемами.
Где все это ныне? И теперь можно встретить столбы, но нетесаных уже не
найдешь, а танцоры предпочитают освещенные залы, да и выглядели бы они
смешно под открытым небом. К тому же, нет ли тут, чего доброго,
безнравственности? Что сказали бы поборники чинного воскресного порядка,
если бы аристократы заплясали вокруг колонны герцога Йоркского на
Карлтон-Террас или клерки устроили бы кадриль у памятника олдермену Уэйтмеиу
на Флит-стрит, а мелкие домовладельцы - новоиспеченные избиратели с
имущественным цензом в десять фунтов - вздумали бы водить хоровод у подножья
Обелиска* в Сент-Джордж-Филдс? Увы, романтика не в силах противостоять
закону о нарушении общественной тишины, а пастушеская простота недоступна
пониманию полиции.
весенние пляски показались нам ниже нашего достоинства, мы их прекратили, и
постепенно они стали достоянием одних лишь трубочистов, а это несомненно
означает вырождение обычая, ибо хотя трубочисты - народ по-своему очень
славный и даже чрезвычайно полезный в цивилизованном обществе, все же это не
те люди, которые могли бы задавать тон и вносить изящество в подобные
увеселения. Однако именно трубочисты завладели обычаем устраивать весенние
пляски, сберегли его и передали потомству. Это было жестоким ударом для
романтики, которой овеяна встреча весны, но не уничтожило ее совсем, ибо
доля этой романтики вместе с традиционными плясками перешла к трубочистам и
сделала их предметом особенного интереса. В те дни ремесло трубочиста
окутывала некая таинственность. Ходили легенды о богатых джентльменах,
которые теряли своих детей и после долгих лет безутешного горя находили их
среди трубочистов. Рассказывали истории об одном мальчике, похищенном в
детстве и обученном ремеслу трубочиста. Подвизаясь на этом поприще, он
однажды случайно попал в спальню своей матери, куда его послали прочищать
камин. Мальчик, потный и обессилевший, вылез из трубы и повалился на
кровать, в которой так часто спал ребенком. Там его нашла и узнала мать; с
тех пор до конца своей жизни она раз в год, ровно в половине второго,
устраивала прием для всех лондонских трубочистов, угощала их ростбифом и
плумпудингом, а сверх того, оделяла шестипенсовиками.
которая сослужила им такую же хорошую службу, как некоторым животным -
людская вера в переселение душ. Никто (кроме их хозяев) не смел дурно
обращаться с трубочистами: ведь неизвестно, кто он такой, - а вдруг окажется
сыном какого-нибудь пэра или знатного лорда? Многие из тех, кто верит в
чудеса, стали считать, что чистка дымоходов - своего рода тяжелый искус,
после которого рано или поздно трубочисты благородного происхождения вновь
обретут свои титулы и звания; поэтому и к ремеслу трубочистов было принято
относиться уважительно.
одного с нами возраста, курчавого и белозубого; мы искренне и свято верили,
что он похищенный сын какого-нибудь вельможи, и эта вера прочно укрепилась в
нашей детской душе после того, как однажды предмет наших фантазий, собираясь
лезть в кухонный дымоход, в ответ на наши расспросы заявил. что он, "надо
полагать, родился в работном доме, а кто его отец - неизвестно". С той поры
мы больше не сомневались, что в один прекрасный день какой-нибудь лорд
признает его своим сыном; и стоило зазвонить колоколам в церкви или
кому-нибудь по соседству вывесить флаг, как мы уже думали, что свершилось,
наконец, радостное событие: отец маленького трубочиста нашел потерянного
сына и приехал в карете шестерней, чтобы увезти его на Гровенор-сквер. Но
отец так и не появился, а юный джентльмен, о котором идет речь, теперь уже
сам держит подручных трубочистов неподалеку от Бэтл-Бридж, и главные его
особенности - это непреодолимое отвращение к мытью и пара хилых ног,
непонятно каким образом поддерживающих неуклюжее грузное туловище.
и мы были вынуждены утешаться как могли хотя бы той неизвестностью, которая
окутывала происхождение постоянных участников праздничной процессии -
трубочистов; и в самом деле, это служило нам утешением много лет. Но даже
этот жалкий источник утешения в конце концов иссяк - наша вера в
таинственность была сильно поколеблена и постепенно угасла совсем. Мы не
могли не считаться с тем обстоятельством, что целые семейства трубочистов
были законными потомками таких же трубочистов, проживавших в сельских
местностях Сомерс-Таун и Кемден-Таун, что старший сын обычно наследовал дело
отца, что другие родственники сперва помогали ему, а потом открывали свое
собственное дело; что дети их в свою очередь тоже обучались этой профессии и
что никаких сомнений в их происхождении не было. Да, мы не могли закрывать
глаза на эту грустную правду, но все же не могли заставить себя поверить ей
и несколько лет пребывали в состоянии нарочитого неведения. Нас пробудили от
этого блаженного сна мрачные намеки, брошенные одним нашим другом; они
сводились к тому, что в низших слоях общества дети начинают считать ремесло
трубочиста своим призванием; что множество мальчишек обращаются к властям
предержащим с просьбой разрешить им добиваться своей жизненной цели с
полного согласия и одобрения закона; короче говоря, что речь идет попросту о
юридических сделках. Сколько ни старались мы пропускать такие речи мимо
ушей, они медленно, но верно просачивались в наше сознание. Что ни месяц,
что ни неделя - нет, даже что ни день, мы узнавали о случаях подобных
обращений к начальству. Все покровы были сорваны, все тайны разгаданы, и
чистка дымоходов оказалась попросту излюбленным и, очевидно, выгодным
ремеслом. Уже не стало надобности похищать мальчиков, ибо мальчики целыми
стаями сами напрашиваются, чтобы их взяли в ученики". Ремесло это утратило
всю свою романтику, и в наши дни мальчишка-трубочист столь же мало похож на
своих собратьев, какими они были тридцать лет назад, как карманный воришка с
Флит-стрит на испанского разбойника, или Поль Прай на Калеба Уильямса*.