с такой быстротой и помчала двуколку цвета глины с таким грохотом, что,
казалось, красные спицы колес все до единой разлетятся по траве, покры-
вавшей холмы Мальборо; и даже Том - уж на что был кучер! - не мог ее ос-
тановить или придержать, пока она по собственному желанию не останови-
лась перед гостиницей, справа от дороги, на расстоянии около четверти
мили от того места, где кончаются холмы. Том бросил вожжи конюху, сунул
кнут в козлы и быстро окинул взглядом верхние окна дома. Это был своеоб-
разный старый дом, сложенный из каких-то камней, между которыми были
вставлены перекрещивавшиеся балки, с выступавшими фронтонами над окнами,
с низкой дверью под темным навесом и с двумя крутыми ступенями, ведущими
вниз, вместо той полдюжины низких ступенек, которые в домах нового фасо-
на ведут вверх. Впрочем, дом казался уютным: в окно буфетной был виден
яркий приветливый свет, блестящая полоса которого пересекала дорогу и
освещала даже живую изгородь по другую сторону ее; в окне напротив вид-
нелся красный мерцающий свет, который то угасал, то вспыхивал ярко, про-
бираясь сквозь спущенные занавески и свидетельствуя о том, что в камине
пылает огонь. От глаз опытного путешественника не ускользнули эти мело-
чи, и Том выскочил из двуколки с быстротой, на какую только были способ-
ны его окоченевшие ноги, и вошел в дом.
фетной - в той самой комнате, где воображение еще раньше нарисовало ему
пылающий камин, - и сидел перед подлинным, осязаемым буйным огнем, в ко-
торый был брошен чуть ли не бушель угля и такое количество хвороста, что
его хватило бы на несколько приличных кустов крыжовника, - хвороста, на-
громожденного чуть ли не до каминной трубы, где огонь гудел и трещал
так, что от одних звуков должно было согреться сердце у всякого разумно-
го человека. Было очень уютно, но это еще не все: кокетливо одетая де-
вушка с блестящими глазками и изящными ножками покрывала стол очень чис-
той белой скатертью; а так как Том сидел, положив ноги в туфлях на ка-
минную решетку, спиною к открытой двери, ни видел в зеркале над камином
чарующую перспективу буфетной, где в самом соблазнительном и аппетитном
порядке стояли на полках ряды зеленых бутылок с золотыми ярлыками, банок
с пикулями и вареньем, сыров, вареных окороков и ростбифов. Это также
было уютно, но и это еще не все: в буфетной за самым изящным столиком,
придвинутым к самому яркому камельку, пила чай полная и красивая вдовуш-
ка лет сорока восьми или в этом роде, с лицом таким же уютным, как бу-
фетная, - несомненно хозяйка заведения и верховная правительница всех
этих приятных владений. Однако только темное пятно портило очарова-
тельную картину, и этим пятном был рослый мужчина - очень рослый, в ко-
ричневом сюртуке с блестящими узорчатыми металлическими пуговицами, муж-
чина с черными баками и черными волнистыми волосами, распивавший чай
вместе с вдовою и, как всякий мало-мальски проницательный наблюдатель
мог догадаться, довольно успешно склонявший вдову перестать быть вдовою
и даровать ему право усесться в буфетной на весь остаток его земного бы-
тия.
но бог весть почему этот рослый мужчина в коричневом сюртуке с блестящи-
ми узорчатыми металлическими пуговицами взбудоражил тот небольшой запас
желчи, какой входил в его состав, и привел Тома Смарта в крайнее негодо-
вание, в особенности когда он со своего места перед зеркалом время от
времени замечал, что между рослым мужчиною и вдовою совершается обмен
фамильярными любезностями, позволявшими предполагать, что расположение
вдовы к нему отличается такими же размерами, как и его рост. Том любил
горячий пунш - я даже могу сказать, что он очень любил горячий пунш, - и
вот, позаботившись о том, чтобы норовистая кобыла получила хороший корм
и стойло, и оказав честь превосходному маленькому обеду, который вдова
подала ему собственноручно, Том потребовал стакан пунша для пробы. Ну, а
если было что-нибудь во всей области кулинарного искусства, что вдова
умела приготовлять лучше всего прочего, то это был именно названный на-
питок; первый стакан так пришелся по вкусу Тому Смарту, что он, не теряя
времени, потребовал второй. Горячий пунш - приятный напиток, джентльме-
ны, весьма приятный напиток при любых обстоятельствах, а в этой уютной
старой гостиной, перед огнем, гудевшим в камине, когда ветер снаружи дул
с такой силой, что трещали балки старого дома, Том Смарт нашел его поис-
тине восхитительным. Он потребовал еще стакан, а затем еще, - кто его
знает, не потребовал ли он после этого еще один, - но чем больше он пил
горячего пунша, тем больше думал о рослом мужчине.
ему тут делать в этой уютной буфетной? Ну, и подлая же у него рожа! Будь
у вдовы больше вкуса, она могла бы подцепить кого-нибудь получше.
стакану на столе; а так как он тем временем расчувствовался, то и осушил
четвертый стакан пунша и потребовал пятый.
уже мечтал он расположиться за своей собственной стойкой, в зеленом сюр-
туке, коротких полосатых штанах и сапогах с отворотами. У него была
большая склонность председательствовать за веселым обедом, и он часто
думал о том, как отличился бы он За разговором в своем собственном трак-
тире и какой блестящий пример мог бы подать своим клиентам по части вы-
пивки. Все эти мысли проносились в голове Тома, когда он сидел у гудяще-
го камина, попивая горячий пунш, и он почувствовал весьма справедливое и
уместное негодование по поводу того, что у рослого мужчины все шансы
завладеть таким прекрасным заведением, тогда как он, Том Смарт, был так
далек от этого. Наконец, рассмотрев за двумя последними стаканами вопрос
о том, нет ли у него полного основания затеять ссору с рослым мужчиной,
ухитрившимся снискать расположение полной и красивой вдовы. Том Смарт
пришел к приятному заключению, что он - несчастный, всеми обиженный че-
ловек и лучше всего ему лечь спать.
по пути заслоняя рукою свечу от сквозного ветра, который мог бы, и не
задувая свечи, найти себе место для прогулок в этом старом доме, где
можно было заблудиться. Но он все-таки не задул, и этим воспользовались
враги Тома, утверждая, будто свечу задул не ветер, а Том, и будто, когда
он делал вид, что хочет ее зажечь, он на самом деле целовал девушку. Как
бы ни было, новый свет был возжен, и Тома препроводили по лабиринту ком-
нат и коридоров в помещение, приготовленное для его особы; девушка, по-
желав ему спокойной ночи, удалилась.
кроватью, которая могла служить ложем для целого пансиона, и - стоит ли
упоминать? - еще с двумя дубовыми шкафами, в которых поместился бы обоз
маленькой армии. Но больше всего воображение Тома было потрясено стран-
ным, мрачного вида креслом с высокой спинкой, самой фантастической
резьбой, с подушкой, обитой розовой материей с разводами; ножки его за-
канчивались круглыми шишками, старательно обернутыми красной шерстяной
материей, словно Это были пальцы, пораженные подагрой. Про всякое другое
необычное кресло Том подумал бы только: "Какое чудное кресло", - и делу
конец, но в этом исключительном кресле было что-то - хотя он не мог бы
сказать, что именно, - столь странное и столь непохожее на все другие
предметы меблировки, которые он когда-либо видел, что оно, казалось, за-
чаровывало его. Он сел у камина и около получаса пялил глаза на старое
кресло. Черт бы его побрал, это кресло! Такое это было старое чудовище,
что он не мог глаз от него оторвать.
глаз со старого кресла, которое с таинственным видом стояло у кровати, -
сколько живу на свете, не видывал такой диковинной штуки! Очень странно,
- продолжал Том, рассудительность которого возросла от пунша, - очень
странно!
чем, он так ничего и не мог понять, а потому улегся в постель, укрылся
потеплее и заснул.
рослые мужчины и стаканы с пуншем; первое, что представилось его
бодрствующему сознанию, было удивительное кресло.
себя убеждать, что опять засыпает. Не тут-то было: диковинные кресла
плясали перед его глазами, брыкались, перепрыгивали друг через друга и
всячески дурачились.
фальшивых, - сказал Том, высовывая голову из-под одеяла.
вызывающий вид.
зошло изумительное превращение.
сморщенного человеческого лица, подушка, обитая розовой материей, стала
старинным жилетом с отворотами, круглые шишки разрослись в пару ног,
обутых в красные суконные туфли, и все кресло превратилось в подбоченив-
шегося, очень безобразного старика, джентльмена прошлого века. Том усел-
ся в постели и протер глаза, чтобы избавиться от наваждения. Но не
тут-то было! Кресло стало безобразным старым джентльменом, и - мало того
- сей джентльмен подмигивал Тому Смарту.
же выпил пять стаканов горячего пунша, поэтому хотя он и струхнул, одна-
ко же начал сердиться, заметив, что старый джентльмен с таким бесстыдным
видом подмигивает ему и строит глазки. Наконец, он решил, что больше
этого не потерпит; а так как старая рожа продолжала настойчиво подмиги-
вать, Том сердитым голосом спросил:
старый джентльмен (называйте как хотите).