Чтение 44–й страницы книги ~Санго из Чегема книга3~

До ворот было всего метров двадцать, и надо было как можно быстрей
набирать конечную скорость. Черный ураган весом в тонну гулко врезался в
створку ворот и сильно погнул ее. Он снова отбежал, нацелился и,
напружинившись, помчался. На этот раз удар был такой силы, что Широколобый
от сотрясения на миг потерял сознание. Створка вырвалась из петель, громыхая
и подпрыгивая, покатилась по прибрежной гальке и, перевернувшись у моря,
затихла.

И море распахнулось перед Широколобым. Разбрасывая копытами гальку,
даже не слишком быстрой рысцой, он подбежал к морю и стал пить его.
Напившись моря, он погрузился в море и поплыл.

Через двадцать минут машина "Скорой помощи" въехала во двор бойни.
Весовщика с пробитой насквозь ляжкой положили на носилки и увезли как
героического матадора.

Коров и одинокую лошадь снова загнали в узкий коридор, пролом которого
уже был заделан. Но работники бойни не скоро успокоились. Многие стояли у
разбитых железных ворот и смотрели на буйвола, уплывающего все дальше и
дальше.

Старый забойщик Мисроп не уставал всем рассказывать, что сорок лет тому
назад было подобное происшествие. Только тогда буйвол не в море ушел, а
пробил деревянные ворота, ведущие в город, и, пробежав по всем улицам,
выбежал в горы и скрылся в лесах.

При этом, указывая на главные ворота, он раздраженно пояснял, что
ворота тогда стояли там, где сейчас находится вахтерская. А вахтерской тогда
вообще не было!

И было не вполне ясно, что он хотел этим сказать. То ли то, что бойня
стала учреждением более важным и потому понадобилось теперь помещение для
вахты, то ли дело в том, что мясо превратилось в стратегический товар, и
теперь стихийное воровство введено в рамки строго организованной операции.

А Широколобый плыл и плыл в открытое море.

В это время главный инженер бойни договаривался с председателем
соседнего рыболовецкого колхоза, чтобы тот послал вслед за буйволом моторную
лодку с людьми, и они, пристрелив буйвола, привезли бы тушу на бойню.

Так как в обязанности председателя рыболовецкого колхоза не входили
ловля и отстрел плавающих в море буйволов, он отхлопотал у главного инженера
две буйволиные ляжки. Главный инженер дал согласие, и высокие стороны на
этом договорились.

У председателя рыбколхоза теперь была задача, можно сказать, тройной
сложности. Найти рыбаков, которые сейчас не в море, что было сравнительно
легко. Но при этом чтобы они были трезвы, и тут задача мгновенно приобретала
головоломную сложность. И наконец, один из них должен был уметь стрелять,
здесь просто надо было надеяться на везение. Председатель, можно сказать
перенюхав оставшихся рыбаков, наконец остановился на двух. Они были в самом
деле трезвыми, и один из них баловался охотой и имел охотничий карабин. Но
именно потому, что они были трезвы, рыбаки вели себя заносчиво и капризно.

Но вот часа через три все уладили, и моторная лодка отчалила от причала
и пошла в открытое море. Тот, что был с карабином, сидел на передней банке
и, глядя на далекую черную точку буйволиной головы, заранее волновался. Он
знал, что буйвол ранил весовщика бойни.

...Свобода -- это когда в жаркий летний день много воды. Широколобый
плыл и плыл. Самое великое свойство души -- доброта. Самое естественное
состояние доброй души -- добродушие. Широколобый был добродушно настроен. За
три часа пребывания в море он остыл от всех страстей, испытанных на бойне, и
теперь думал о родном Чегеме и о том, как будут удивлены люди и буйволы,
узнав, откуда он вернулся. Хорошо, что был когда-то Великий буйвол, первым
вырвавшийся оттуда, Где Лошади Плачут, и хорошо, что буйволы хранят память о
нем. Кто его знает, решился бы Широколобый на все, на что решился, если бы
не знал, что уже был однажды непокорный храбрец.

Проплыв километра три прямо в открытое море, Широколобый, подчиняясь
могучему инстинкту дома, стал постепенно сворачивать налево, и теперь, если
бы по линии его пути провести прямую, она бы пересекла море и вышла к
чегемским нагорьям.

Он чувствовал, что плыть ему долго. Остаток дня и всю ночь. Но его
пронизывала великая радость. Он знал, что выйдет на берег как раз в том
месте, где давно-давно он, неуклюжий буйволенок, вместе с матерью и отцом
когда-то первый раз вошел в море.

Свобода -- это когда в жаркий летний день много воды. И кругом до
самого горизонта была свобода, большая, прохладная, ласковая. Кругом была
свобода, и внутри Широколобого была свобода и от этого ему было хорошо,
хорошо. И тут он вспомнил о Сонливом Крепыше. Широколобый, улыбаясь про
себя, представил, что бы случилось с Сонливым Крепышом в море, если он
застрял в маленьком чегемском ручье. Пожалуй, там, где в море потонет
Сонливый Крепыш, его на берег не выволокут и десять буйволов.

Чайка, издали приняв рогатую голову Широколобого за большую корягу,
удобную для отдыха, легко спикировала на нее и уселась между его рогами.

Прекрасно, подумал Широколобый, посмотрим, как белые морские вороны
выклевывают из головы клещей. Интересно, водятся в море черепахи или нет?

Услышав нарастающий сзади шум моторной лодки и увидев краем глаз
сидящих на ней людей, Широколобый не обеспокоился. Свобода моря была такой
огромной, а люди, даже если они несут несвободу, были по сравнению с морем
такими маленькими в своей маленькой лодке, что при таком смехотворном
соотношении сил и беспокоиться было нечего.

Однако, когда шум мотора усилился, чайка слетела с его головы и
отлетела в сторону. Он посмотрел на чайку и подумал: птица всегда отлетает,
когда приближается человек. А буйвол? Буйволу отлетать было бы неудобно,
даже если бы он был крылатый.

Он еще раз взглянул на чайку, кружившуюся над водой, и подумал: морская
ворона лучше владеет своими крыльями, чем сухопутная. Почему? Сам себе
ответил -- местность, где она живет. В море нету деревьев, чтобы то и дело
садиться отдыхать, значит, крылья должны птицу хорошо и долго держать в
воздухе.

Когда до буйвола оставалось метров пятнадцать, тот, что сидел на
моторе, выключил его. Лодка по инерции продолжала идти вперед. Она шла
гораздо быстрее, чем плыл буйвол.

-- Если я его не убью с первого выстрела, -- сказал вполголоса тот, что
был с карабином, -- сразу же включай мотор! А то набросится!

-- Знаю без тебя, -- сказал тот, что сидел на руле.

Тот, что был с карабином, заметно волновался. Когда лодка поравнялась с
Широколобым, он приподнял карабин и тщательно прицелился в пяти метрах от
головы буйвола.

Когда он поднял карабин, Широколобый смутно вспомнил, что эта железная
палка имеет какое-то опасное предназначение. Но свобода была такая огромная
и прекрасная, а люди в лодке были такими ничтожными, что Широколобому, всю
жизнь не ленившемуся думать и вспоминать, сейчас было лень вспоминать.

Человек тщательно прицелился, но не нажимал спускового крючка, пока нос
лодки не опередил головы буйвола. Так, предусмотрительно сообразил он, будет
безопасней удирать, если он не убьет буйвола одним выстрелом. Он выстрелил,
но Широколобый уже не услышал выстрела, потому что пуля, влетевшая в его
ухо, влетела раньше, чем дошел до него звук.

Через пять минут рыбаки, окрутив веревкой рога Широколобого, намотали
оба конца на заднюю банку и крепко привязали их. Тот, кто сидел на руле,
дернул шнур, и мотор включился. Лодка пошла вперед, веревка натянулась, и
лодка остановилась и даже пошла назад, словно Широколобый в последний миг
ожил и перетянул ее. Но лодка снова сдвинулась вперед и пошла, хотя тяжелое
тело буйвола сильно тормозило ход. Чайка, отлетевшая после выстрела, увидев,
что рыбаки волочат за лодкой то, на чем сидела она, почувствовала себя
обокраденной и, подлетев к лодке, сверху, притормаживая крыльями, некоторое
время вглядывалась в голову Широколобого. Она давно заметила, что рыбаки
часто увозят из моря выброшенные реками бревна и коряги. Решив, что это
такой же обычный случай, она решительно взмахнула крыльями и отлетела.
Сделав осторожный полукруг, лодка повернула в сторону бойни.

-- Председатель сказал, что, если мы его привезем, бойня выдаст ляжку,
-- сказал тот, что сидел с карабином, -- он сказал, что мы разделим ее на
троих.

-- Если не обманет, -- сказал тот, что сидел на руле.

-- Не должен обмануть, -- сказал тот, что сидел с карабином, -- мы все
же жизнью рисковали. Он меня, знаешь, сколько уговаривал. Если бы не это, я
бы уже веселился у Еремеевны.

-- Успеешь, -- сказал тот, что сидел на руле, -- еще не вечер.

-- Здорово тормозит, -- сказал тот, что сидел с карабином, -- полхода
забирает.

-- Еще бы, -- сказал тот, что сидел на руле, -- такая зверюга, дай бог.

-- А что, махнем в город, -- сказал тот, что сидел с карабином, -- мясо
загоним. Месяц пей не хочу! А этим скажем, что не нашли. Ушел!

-- Ух ты! Ух ты! Какой умник! -- сказал тот, что сидел на руле.

-- Слабо? -- сказал тот, что сидел с карабином.

-- Дубина, -- сказал тот, что сидел на руле, -- нас же с берега видят
как на ладони.

-- А-а-а, -- сказал тот, что сидел с карабином.

-- Б-ее, -- сказал тот, что сидел на руле, -- не думай, что ты умнее
других.

Предзакатное море переливалось розово-сиреневыми бликами. То там, то
здесь из воды вылетала кефаль и, на миг проблеснув в воздухе, плюхалась в
родную стихию.

Белые дома города, и мягкие, пушистые холмы над ними, и цепи дымчатых
гор, уходящие в бесконечность неба, и далекие, но различимые для любящего
глаза пятна голых утесов над Чегемом -- все, все утопало в примиряющем свете
закатного солнца.

И это же солнце озаряло могучую голову Широколобого и горело в его
открытых, прямых, немигающих глазах. Со стороны могло показаться, что буйвол
плывет и плывет, догоняет и догоняет моторную лодку. Но со стороны некому