встретиться, но где? Где-то на нейтральной территории, чтобы было тепло
и чисто, ладно? Милый мой, я соскучилась, а ты не звонишь, только пуга-
ешь дурацкими посланиями бедной, заброшенной, вечно ждущей и любящей
старой деве Марии. И я тоже целую везде.
произойти, ведь она не верила в эти дурацкие послания, и более того, про
себя именно таковыми и обозначала их.
вокруг, и после уже, как бы изображая совсем удачливого негодяя, потер
руки, будто после удачной сделки. Но получилось это у него очень ис-
кусственно, натянуто и уж очень мерзко. И от этого лицо его еще более
скривилось, но все ж таки не до полного отвращения, а так, понарошке,
что позже подтвердилось уже более оптимистической ухмылкой. Ведь он
знал, что значат ее слова "тепло и чисто", о, слишком знал. Ведь это был
старый их пароль, секретный знак, и даже не просто знак, а секретный
призыв к уединению, который сам он и придумал, когда пытался искусить ее
на какой-нибудь, как он выражался, нейтральной территории. Но всегда
инициатором выступал он, а не она, а уж мечтать о том, что она ему пер-
вая позвонит, давно перестал. И вот, поди ж ты, позвонила, сама, первая,
лично ему, значит, и камень не вечен, подводил итог последним событиям
змей-искуситель, но какова все-таки выдержка - так долго желать и не
звонить, годами не звонить. Нет, раньше он думал, что это просто одно из
многих ее табу - не звонить первой, и тем самым как бы намекать: видишь,
голубчик, я и без тебя могу прожить, а ты не можешь, потому и будешь
именно всегда ты первым. И он звонил всегда первым, прикидывался, что
как бы случайно, отшучивался, скрывая свое унижение, оправдываясь ее
страхом. Но вот ведь позвонила, следовательно, может, в принципе, черт
меня дери, бог меня избавь, так и чем же оправдать ее предыдущее поведе-
ние?
Как можно недокончить однажды начатое дело? Верзяев опять скривился под-
лейшим из своих выражений. Господи, неужели ж так пошло я устроен, так
унизительно низок мой порыв: докончить однажды начатое дело. Это при
его-то природной нетерпеливости и невоздержанности - жизнь положить на
то, что бы взять одну неприступную вершину, которую легче обойти. До че-
го же получается мерзкий, непритягательный субъект, и все же, не смотря
на, вопреки, наперекор, он чертовски нравился себе. И откуда это пош-
ло-тянулось - доподлинно неизвестно. Зная практически все свои особые
черточки, тщательно их скрывая от постороннего глазу и сглазу, низкие,
отвратительные, иногда и приторные, он уж очень любил себя, и даже це-
нил, и от этого было в нем заметное для постороннего завистливого глаза
какое-то обаяние натуры, так нравящееся женщинам. И он сам это знал, и
пользовался этим, и неоднократно проявлял его при разных удачных стече-
ниях обстоятельств. Кроме того, считался он человеком удачливым в делах
мирских, ну а уж в делах сердечных - так просто виртуозом женского
взвизгу. Да, именно женского взвизгу, знаете ли, такого негромкого, но
довольно говорящего о блаженстве.
эта эпизодическая натура, требует такого именно осторожного подхода. Да
уж, конечно, эпизодическая, и почти могла быть не упомянутой в самом по-
вествовании, точнее даже, в тех реальных событиях, о которых только и
нужно писать в толстых книгах. Тем не менее, змей-искуситель, фигура
вполне второразрядная на общем развернувшемся ниже фоне, все-таки зани-
мает некоторое пространство и волею судьбы упомянут быть должен.
дущей встрече с Марией, представляя различные сладостные картины, напо-
добие тех, что в огромном количестве сейчас напичканы в нашей свободной,
говорю это без тени иронии, прессе. Вы уж поняли, что все, что я ни го-
ворю, говорю очень прямо и кстати, иначе зачем, спрашивается, бумагу-то
марать? Итак, картины, одна, как говорится, сладострастнее другой, и уж
этого, пожалуй, достаточно будет, поскольку каждый из нас прекрасно по-
нимает, в силу своей общей образованности, о чем идет речь. Но вскоре
эти картины, как и та его гримаса с потиранием рук, тоже стали какими-то
ненатуральными, вроде как рисованными, вполне художественно и в красках,
но все-таки рисованными, а не живыми. И для чего он все это предсталял
круглый оставшийся вечер? Да и во сне, наверное, представлял, только к
утру не запомнил (кстати, тут о снах отдельный раговор специально должен
быть проведен, чтобы даже в такой эпизодической фигуре, как Верзяев, не
дай бог чего-нибудь не упустить), и весь круглый день на работе был нес-
колько возбужден, и даже весел, в предвкушении предстоящих вечерних поз.
Конечно, и здесь проявлялась совершеннейшая его животная натура, но жи-
вотное это было уж очень ласковым, нежным и внимательным.
му философом, причем в высшем смысле этого слова. Т.е. не просто интре-
сующимся и начитанным всяких умных немецких книг человеком, а именно фи-
лософом по сути, практически, поскольку имел один специальный вопрос,
который никому, естественно, никогда не задавал, а именно пытался изв-
лечь на него ответ прямо из гущи жизни. Верзяев как раз тоже полагал,
что истинный философ не тот, кто пишет умно и запутанно, а который живет
умно и запутанно. И частый его вопрос состоял именно в том - может ли
безболезненно протекать жизнь отъявленного негодяя? Очевидно для каждого
умного человека, что это, конечно, есть вполне настощий глубокий фило-
софский вопрос, и естественно и вполне законно и справедливо желание
Верзяева быть философом волию божией. В этом смысле он был даже больше
похож, например, на Джордано Бруно, который ради, как теперь выяснилось,
ошибочной теории множественности миров пошел на костер, а не на Галилео
Галилея, отвергнувшего ради спокойствия жизни правильный взгляд на мир.
Ведь каждому ясно, что, например, Джордано Бруно - несомненно практичес-
кий философ, а Верзяев еще более, быть может, так как тоже жизнь подчи-
нил абстрактному вопросу, да еще, и быть может, правильно разрешенному.
Во всяком случае, он часто сходился с самим собой на мысли, что негодяю
вполне возможно безболезненно обойти судилище жизни, а что касается до
всех прочих потусторонних судилищ, то об этом он имел особое мнение.
эпизодическая и абсолютно не активная, т.е., как выяснится очень скоро,
сам он для настоящего дела так ничего и не предпринял, хотя имел более
чем достаточно удобных моментов.
появилось наконец-то, чего ранее никак не мог обнаружить Верзяев. Эта
женщина действительно стала женщиной или готова ей стать в любой удобный
момент, поскольку какой-то важный вопрос она уже окончательно решила.
Она действительно была какой-то другой, и он, опытный змей, заметил это
изменение. И теперь вспомнил, что она как раз прямо об этом его просила
по телефону, и именно в таких выражениях, но он не понял, не оценил всей
серьезности ее намерений, и теперь обзывал себя сымыми последними слова-
ми, а вслух отшучивался:
распевая, он запускал руки под ее кофточку, - судьбы наши сближаются, а
еще немного, и они сольются, как сливаются уста влюбленных...
нувшись ненадолго из его объятий, призналась Мария.
таться акридами...- змей продолжал дурачиться.
ца, ты думаешь, я решила избавиться от собственной... - она вдруг оста-
новилась, на минуту смутившись и пытаясь подобрать какое-нибудь нейт-
ральное слово, но оно не находилось, и она выразилась прямо, - столько
лет хранимой и оберегаемой девственности, но это не так, т.е. не совсем
так, ты думаешь, я изменилась и готова теперь ко всякой нашей близости
ради того, чтобы удержать тебя рядом? Т.е. привлечь тебя и привязать ко
мне хотя бы ради редких мимолетных встреч...
ее ладонь, - подумай сама, ведь все наоборот, ведь после этого я мог бы
как бы удовлетвориться и успокоиться, а так - видишь, нет-нет, да назва-
ниваю, - он скорчил особенно омерзительную гримасу.
теплые губы, пошевелила чуть пальчиками, а после выдала: - Глупый, ми-
лый, хороший, я хочу от тебя ребенка, и все.
он не подумал.
думай над этим и мне позвони, если решишься, ладно? - И не дожидаясь от-
вета, быстро выскочила из машины и исчезла в черном осеннем вечере.
входил в его планы. Но даже не эта опасная всякими сопутствующими пос-
ледствиями перспектива больше напугала Змея. Другое, совсем другое, пос-
ледовавшее из ее предложения, обстоятельство повергло Верзяева в мрачное
настроение духа. Выходит, она его действительно любит, если такое ей
пришло в голову. Господи, да, конечно, думал свою думу Змей-Искуситель,
да пожелай - она давно бы уже была почтенной матерью какого-нибудь свя-
того семейства, ведь при ее внешних данных... а кроме того, она ведь
просто создана для семьи. Следовательно, господи ты мой, нараспев уже
рассуждал Верзяев, следовательно, нужен был ей именно он - распоследний
негодяй без всяких натяжек. Да, да, он именно так честно о себе говорил,
потихоньку, правда, но все-таки честно, и даже более того, мысль о том,
что он десять лет имел дело с женщиной, которая любила именно его, так
взбудоражила и поглотила, что он, проезжая мимо храма-церквушки, где
Земляной Андрей
Володихин Дмитрий
Мацумото Сэйте
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Лукьяненко Сергей